— Владимир Михайлович? — радостно осведомился мужской голос.
— Да, это я, — ответил я, волнуясь, ибо почему-то почувствовал, что сейчас будет решаться моя судьба.
— Сейчас с вами будет говорить Стелла Ивановна Жданова, — торжественно произнес голос. — Соединяю.
Я вам должен заметить, что эта всемогущая дама была заместителем Лапина, отвечавшим непосредственно за продукцию «Экрана». Я прозвал ее про себя «каменная баба», после того как несколько раз наблюдал, с каким каменным лицом она шествовала по коридорам студии, не удостаивая режиссеров, с большинством из которых она, безусловно, была знакома, даже легким кивком. Как правило, за ней шелестела небольшая свита, состоявшая из референтов и просителей с подобострастными лицами.
Мое личное с ней знакомство, если, конечно, его можно считать таковым, было ограничено сдачей моего предыдущего фильма «Жил-был настройщик», о котором я вам уже не раз упоминал. Хессин, не беря на себя решение по оценке этой моей картины, переадресовал его вышестоящему начальству. Таким образом, в назначенный день я оказался в личном просмотровом зале Ждановой на десятом этаже здания телецентра в Останкино. Она вошла с небольшой свитой и, устроившись в кресле, наконец обратила на меня внимание, ухитрившись при этом не то что не поздороваться, но даже и не взглянуть в мою сторону.
— Кто это? — осведомилась она у одного из спутников.
— Это режиссер-постановщик фильма, — услужливо сообщили ей. — Алеников.
— Пусть он ждет в коридоре! — объявила каменная баба, так и не удосужившись повернуться ко мне.
Меня вежливо, но настойчиво попросили выйти.
— Стелла Ивановна не любит, когда режиссеры сидят в зале! — извиняющимся тоном шепнул мне кто-то из свиты.
Полтора часа я маялся в коридоре. Наконец двери зала распахнулись. Жданова величественно проплыла мимо, по-прежнему упорно меня не замечая. Один из ее помощников, обратив внимание на мой растерянный вид, приостановился.
— Картина принята, — вполголоса сочувственно произнес он. — Хорошая картина. Поздравляю вас!
И бросился догонять свою хозяйку.
Короче говоря, звонила эта самая всемогущая Стелла Жданова.
— Здравствуйте, Владимир Михайлович! — вполне любезно зазвучал в трубке низкий женский голос.
— Здрасьте! — выдавил я из себя.
От каменной бабы я не ждал ничего хорошего.
— Я слышала, у вас там какие-то проблемы? — поинтересовалась Жданова.
— Проблемы? — возмутился я. — У меня нет никаких проблем. Это у вас проблемы с моими фильмами.
— Что вы имеете в виду? — удивилась каменная баба.
— Как что? — на этот раз удивился я. — Мои фильмы лежат на полке, больше ничего. А так все в полном порядке, спасибо.
— А кто вам, собственно, сказал, что они на полке? — как бы продолжала удивляться Жданова. — Обе ваши двухсерийные картины представлены оценочной комиссией на первую категорию, категория эта утверждена, и на следующей неделе, если не ошибаюсь, эти фильмы планируются к выходу в эфир по первой всесоюзной программе.
Такой моментальной реакции Гостелерадио на мои действия я, честно вам скажу, не ожидал. Это как же надо было покрутиться на пупе, чтобы за ночь переверстать все уже давно утвержденные на следующую неделю планы эфирных показов! Я был поражен.
— Вот как? Я не знал. — Это было все, что мне удалось из себя выжать.
— Именно так, — спокойно подтвердила каменная баба. — Я думаю, что в сегодняшних газетах уже есть программа будущей недели. Можете удостовериться. Что-нибудь еще вас беспокоит?
— Нет, — буркнул я, не успевая опомниться от этой очередной новости.
То есть, понимаете, они не просто поменяли программу, но и с газетами успели! Как тут было не восхититься подобной оперативностью.
— Больше ничего не беспокоит, — пытаясь осмыслить происходящее, произнес я.
— В таком случае, Владимир Михайлович, разрешите пожелать вам дальнейших творческих успехов, — сладким голосом проворковала Жданова. — Всего вам самого доброго!
В трубке запищало.
Я бросился вниз по лестнице, к почтовому ящику. Газета «Правда» черным по белому сообщала о предстоящей премьере моих фильмов. По первой программе. В хорошее субботнее и воскресное время, прайм-тайм. С утренними повторами на следующий день.
Я бы, наверное, заплакал от радости, если бы снова не зазвонил телефон.
— Владимир Михайлович? — спросил интеллигентный женский голос. — Это вас беспокоит Андропова. Я хочу вам сказать, что, к сожалению, в понедельник я никак не смогу приехать. У нас назначено экстренное редакционное совещание.
— Спасибо вам, Ирина Юрьевна, — сказал я, проглотив комок в горле и окончательно приходя в себя. — Уже не надо. Все в порядке.
— Рада за вас, — искренне обрадовалась Андропова. — Поздравляю. Желаю удачи!
Вот, собственно, и вся история. К слову сказать, журнал «Музыкальная жизнь» был одним из первых, откликнувшихся на появление «Петрова и Васечкина».
«Биндюжник и Король»
Для «Экрана» я впоследствии, в 1986 году, снял еще одну картину — сатирическую комедию «Нужные люди». Попав под горбачевское постановление о борьбе с пьянством (действие фильма во многом происходило в ресторане!), она подверглась столь решительным переделкам и сокращениям, что в результате вместо снятого двухсерийного фильма на экраны был выпущен односерийный. Мои отчаянные письма в высокие инстанции в очередной раз остались без ответа. Фильм кромсали чужие руки, так как я отказался этим заниматься. И вышел он в таком виде, что мне было стыдно за него.
Я в буквальном смысле слова заболел от всего этого. Цена, которую я всякий раз платил за счастье заниматься любимой профессией, оказалась для меня слишком высока. Я решил, что отношения мои с советским кино на этом заканчиваются, и стал всерьез размышлять об отъезде.
Однако осуществиться моим планам было не суждено. Горбачевские перемены все больше сказывались на тогдашнем нашем существовании. Первыми среди творческой интеллигенции эти перемены почувствовали кинематографисты. Так, в частности, люди, доселе годами не замечавшие меня, вдруг стали любезно улыбаться мне при встрече.
А однажды раздался звонок, заставивший меня буквально подпрыгнуть.
Звонили из литературно-драматической редакции Центрального телевидения. Моя жизнь снова пересеклась с Гостелерадио.
— Мы здесь нашли вашу заявку пятилетней давности на экранизацию «Одесских рассказов» Исаака Бабеля, — вежливо сказали мне. — Мы готовы начать работу над фильмом. Не хотите ли приехать заключить договор на сценарий?
Какой там отъезд! Речь шла о долгожданной работе, о которой можно было только мечтать. Вместе с замечательным поэтом и писателем Асаром Эппелем мы в считаные дни написали сценарий. Мы решили, что в основу фильма ляжет уже сочиненный Асаром вместе с композитором Александром Журбиным мюзикл «Закат», основанный на одноименной бабелевской пьесе.
Сценарий был сдан намного раньше срока и принят без поправок.
Я начал готовиться к запуску. Потекли томительные месяцы ожидания. Один, второй, четвертый, шестой…
Не выдержав, я однажды отправился на телевидение и чуть ли не силой ворвался в кабинет главного редактора литдрамы (литературно-драматической редакции, заказавшей фильм).
— Вы можете сказать, в чем дело? — решительно потребовал я объяснений. — Вы же сами звонили, торопили, а теперь сценарий уже полгода лежит без движения!
Главный редактор, белесый, невзрачный, вполне еще молодой человек, фамилию которого я навсегда выбросил из своей памяти, поэтому не могу вам сейчас ее назвать, — плотно закрыл двойные двери кабинета и только потом, окончательно убедившись, что нас никто не слышит, доверительно обратился ко мне.
— Мы не сомневаемся, Володя, что вы сделаете хороший фильм, — сказал он, — мы знаем, что вы талантливый человек. Но войдите и в наше положение. Разве мы можем запустить эту картину?
— А почему нет? — удивился я.
— Ну как же вы не понимаете, — всплеснул руками редактор. — Кто все эти ваши персонажи?
— И кто же? — Я по-прежнему не понимал.
Редактор нервно оглянулся на закрытую дверь и еще больше приглушил голос.
— Они же евреи! — доверительным шепотом сообщил он. — Теперь вам понятно?
— Не очень, — сказал я. — К тому же это не мои персонажи. Это герои Исаака Бабеля.
— Вот именно, — кивнул редактор. — В том-то и дело. Но есть выход. У меня к вам предложение. Измените национальность этих героев, и мы завтра же запустим вас в производство.
Я с интересом разглядывал бесцветные глазки своего собеседника. Меня уже ничто не удивляло.
— Кем же вы хотите, чтобы Мендель Крик, его дети Беня, Левка, Двойра, жена Нехама и все остальные персонажи были по национальности?
Хорошо помню, что лицо редактора поначалу даже осветилось от удовольствия, что я наконец-то понял и разделил его заботы. Но теперь он задумался, работа мысли отразилась на его челе.
Прошла пара томительных минут. А затем нахмурившийся лоб разгладился, и мыслитель просиял.
— Есть прекрасная идея! — воскликнул он. — Они же все живут на Молдаванке. Вот пусть и будут молдаване. Договорились?
Это было уже слишком. Не прощаясь, я вышел из кабинета, поклявшись, что больше никогда не переступлю его порога. И слово свое сдержал. Больше ноги моей там не было.
Это был 1988 год. Фильм «Биндюжник и Король» я снял в следующем году на киностудии имени Горького. Он стал первым и пока единственным драматическим мюзиклом в отечественном кино, с успехом показывался на разных международных кинофестивалях и в конце концов привел меня в Голливуд, поскольку был приглашен Лос-Анд же лесским кинофестивалем, где оказался в центре всеобщего внимания. После этого неожиданного успеха я и подписал свой первый американский контракт. Впрочем, это уже совсем другая история.
Заключение
Что же касается Петрова и Васечкина, то, как вы знаете, за прошедшие годы их имена стали нарицательными. Бесчисленные истории, которые я в свое время сочинял про них еще для киножурнала «Ералаш», оказались постепенно все востребованы. Вышли в свет пластинки, мультфильмы, спектакли, книги. В 1993 году Российское телевидение впервые отметило десятилетие появления моих героев на экране специальной передачей и с тех пор празднует юбилей этих фильмов каждые пять лет. К их двадцатилетию было выпущено специальное подарочное издание DVD, куда в качестве бонусов вошли все вырезанные цензурой с