Придут люди, а я лежу, такая красивая. Мда-а, на потолке паутина, на тумбочке чашка с присохшим чаем, кусок пирожка под столом. Сожалений о моей загубленной жизни не возникнет, никто даже не посмотрит на мое красивое платье, туфли за несусветную цену, одухотворенное лицо. Будут наводить порядок и ругаться.
Остаток дня я потратила на уборку комнаты. Так устала, что завалилась спать, не раздеваясь.
Раз судьба предоставила мне еще один день, то его следовало потратить на приготовления к красивой смерти, и я пошла покупать цветы. Но там меня ждало неприятное известие.
– Сколько-сколько? – переспросила я у продавца.
– Чай, не лето, панна. Из эльфийских лесов доставляем.
– Врите больше. Вот эти колокольчики у них не растут, точно знаю. Из местных теплиц.
– Теперь растут,– не смутился продавец.– Эльфы – они такие.
Я задумалась. Нет, за такую цену пусть сами умирают в цветах, обойдусь.
Придя домой, я стала готовиться к смерти. Переоделась, распустила волосы и полезла в шкафчик Лиры с целительскими препаратами. Давным-давно, когда я только вселилась в эту комнату, то попросила у нее подписать баночки – не хотелось перепутать и случайно выпить не то.
Где же, где же... Ага.
Я извлекла темно-зеленый кувшинчик, на котором была приклеена бумажка с кривой надписью «Яд». Сколько же выпить? Чтобы уж наверняка – все!
Я подошла к кровати, улеглась, красиво разложив волосы и выпила все горькое содержимое кувшинчика.
Закрыла глаза и приготовилась умирать.
Сначала заурчало к желудке. Потом скрутило кишки. Затошнило. Я поднялась с кровати и еле успела добежать до пустой миски на столе. Но на этом действие снадобья не прекратилось. Пришлось бежать до туалета в конце коридора. Эльфийские туфельки и правда хороши, бегать удобно. Если бы еще так кишки не крутило... ой-ей!!!
В комнату я вернулась полностью опустошенная, упала на кровать в обнимку с миской.
Лира вошла в комнату, напевая популярный мотив.
– Ола, что случилось? – Она кинулась ко мне.
Я захныкала.
– Симптомы опиши,– скомандовала подруга, кладя прохладную руку мне на лоб.
Я описала.
– Отравление,– профессорским тоном сказала Лира.
А то я не знаю!
– Что такая нарядная? – При свете огонька целительница рылась в запасах снадобий.– На вечеринку ходила? Говорила же тебе: не тяни в рот всякую гадость!
– Не на вечеринку,– трагическим тоном начала я.
– Вот выпей.– Лира сунула мне кружку.– Я сплю на ходу, так устала. Все-таки любовь – ужасно утомительная штука.
Глотая мерзко пахнущий раствор, я злилась: любовь у нее! Тут человек умирает, а у нее любовь. Ну ладно, вот умру, и вы все поплачете.
Я суеверна. Лира убежала рано-рано, быстро положив мне руку на лоб и отмахнувшись от разговоров, поэтому, предоставленная самой себе, я задумалась о новом способе самоубийства – раз отравиться не получилось, значит, не судьба. Нужно... нужно... О! Вены резать.
Пошатываясь от слабости – вечернее приключение давало о себе знать, я поплелась в оружейную лавку знакомого гнома.
– Ульрих, дай мне, пожалуйста, самый острый нож.
– Зачем? – полюбопытствовал гном, доставая нечто кривое и ржавое.
– Надо.
– Убить кого хочешь? Вот, орочий ятаган, самое оно.
– Я не в настроении шутить,– сказала я.– Мне нужен самый острый нож.
– Хорошо, хорошо.– Гном достал нож.– Такой подойдет?
С умным видом я бросила на нож платок.
– Нет, мне чтоб платок разрезал.
– Мне не жалко. Но у тебя денег не хватит.
– Хватит, хватит.– Я уже смирилась с тем, что красивая смерть – предприятие не из дешевых.
– Отто на меня обидится,– пробурчал Ульрих.
– А ты не дери с меня три шкуры,– посоветовала я.
– Как же можно! – поразился торговец.
Я вышла из магазина с «осой» – любимым ножом наемных убийц. Назрела необходимость писать завещание, чтобы драгоценный ножик не попал не в те руки. Сколько хлопот со смертью!
Дома я переоделась, распустила волосы и занесла нож над рукой. Нет, заляпаю кровью все платье. Переоделась в старую одежду. Занесла нож над рукой...
Резать себя оказалось занятием тяжелым. Я трусишка, крови и боли боюсь. Поэтому я завернула нарядную одежду в сумку и пошла искать в общежитии кандидата на собственного убийцу.
– Входите! – проревел Ряк в ответ на мой робкий стук в дверь.
– Ола? – Он вытаращил глаза.– Вот кого не думал у себя увидеть.
– А вот,– сказала я, оглядываясь.
Обстановка в комнате наводила на мысль о том, что тут не убиралось с того момента, когда Ряк был первокурсником (а это было очень, очень много лет назад).
– Ты кого-нибудь убивал? – перешла я к делу.
– Ну конечно, я же боевой маг! – Хозяин комнаты гордо приосанился.– А что?
– Убей меня.– Я протянула ему нож.– Только быстро и не больно.
– Ты что, девка, дура? – Ряк захлопал глазами.
– Нет, я серьезно. А потом переоденешь в эти шмотки, только аккуратно. И не перепутай! Шнуровка платья на груди, а не на спине!
Парень потряс головой и попросил:
– Еще раз, только медленно.
– У-бей ме-ня,– повторила я.– И шнуровка...
– А что на это твой некромант скажет?
– Он не мой некромант! – разозлилась я.– Бери нож!
– Он меня убьет, только не быстро и не безболезненно.
– Он не имеет к моей жизни никакого отношения.– Я тыкала ножом в грудь Ряку.– Убивай! Я тебе два золотых дам!
– А потом оживит и снова будет издеваться,– развил мысль парень и совсем запечалился.
– Да ничего он тебе не сделает. Ему все равно!
– Главное не то, что ты думаешь, а что думает он.– Ряк потянул меня к выходу.
– Три золотых! Четыре! Десять! – перед моим носом захлопнулась дверь. Я пнула ее ногой.– Тебе что, деньги не нужны?
– Деньги нужны,– ответили за дверью.– Но спокойная жизнь мне нужна куда больше.
– Ненавижу всех! – выразила я вслух свои мысли и плюнула в замочную скважину.
Пришлось признать, что вариант с перерезанием вен оказался неудачным. Половину утра я потратила на возвращение «осы» Ульриху. Жадный гном не хотел принимать товар обратно, утверждая, что нож «не так выглядит».
– Зарежу,– пообещала я.– Я сейчас в таком состоянии, что зарежу.
– Я буду жаловаться в лигу оружейников,– заявил торговец.
– Жаловаться? Ты уже не сможешь жаловаться! Отдавай деньги! – Я замахнулась ножом.
– Грабят! – пискнул Ульрих, выкладывая на прилавок монеты.
– Десяти серебряных не хватает!
– Это за моральный ущерб. Ты же мне угрожала. Это очень повредило моему моральному здоровью!
Я поняла, что за эти деньги гном будет стоять до последнего, плюнула и в мрачной решимости пошла на рынок.
– Дайте мне веревку. Самую прочную. Чтобы в узел завязывалась хорошо.
– Две серебрушки.
Я вздохнула. Оказывается, дешевое и верное решение было под носом, а я столько времени (и денег!) потратила зря.
– Помягче веревку, ладно? Научите меня, пожалуйста, завязывать скользящий узел.
– Повеситься хотите? – пошутил молодой торговец.
– Да.
Улыбка парня увяла.
– Вы серьезно? Ну зачем же так!
– Есть причины.
– Ну и какие же?
– Я живу неправильно. Меня никто не любит и я никому не нужна!
– Давайте я вас полюблю! Вот прям сейчас, у меня и домик тут неподалеку.
Я мрачно посмотрела на торговца. Тут вопрос жизни и смерти, а он... Про собственное удовольствие думает!
– Я простыни чистые постелю... Вы не думайте, что я бедный, веревками тут торгую. У меня есть простыни эльфийские, шелковые. Контрабандные!
Искушение поваляться на шелковых контрабандных простынях было велико. Говорят, что ощущения незабываемые! Я поймала себя на том, что внимательным взглядом изучаю фигуру парня и с трудом вернулась к поставленной цели.
– Нет, спасибо. Я пойду.
– Жаль, конечно. Ну, раз так, вам еще табуретка понадобится,– сказал торговец, вскакивая.– У меня есть, вот. Уступлю за двадцать серебрушек.
– Она старая и некрасивая,– оценила я.
– А зачем новая? Для вашей цели и такая пойдет. Главное – легкая. Вы же не прям тут это делать будете. И кусочек мыла. Всего один медячок. Узел лучше будет скользить.
Я махнула рукой и забрала и табуретку и мыло.
В обнимку с табуреткой я бродила по берегу речушки в Гае Влюбленных. Мысль о том, что умирать надо красиво, не давала мне покоя. Я хотела висеть на берегу речки, просматриваясь со всех сторон. И чтоб ивы печально шелестели листьями... Стоп, какими листьями? Зима же. Может, отложить это дело до весны? А, грязь будет. Лучше сейчас. Как раз листва не мешает, моя фигура в прекрасном платье будет хорошо просматриваться со всех сторон. Наконец мне надоело таскать за собой табуретку, которая с каждым шагом становилась все тяжелее. Да и ноги в туфельках замерзли. Я передохнула немного и полезла привязывать веревку к ветке.
Старая табуретка под ногами угрожающе скрипела.
«Как бы не упасть да шею не свернуть»,– подумалось.
Я выбрала ветку потолще, чтобы избежать всяких случайностей, но привязать веревку оказалось делом трудным – в перчатках неудобно, а без них пальцы мерзли и отказывались гнуться. Наконец дело сделано. О нет! Тщательно завязанный скользящий узел оказался на уровне пупка. Да что же это такое!
Я села на табуретку и немного поплакала. Какая же я несчастная! Даже веревку для повешения не могу нормально привязать. Слезы оставили на щеках две жгучие дорожки. Надо было торопиться, а то после всех приготовлений не хотелось висеть с обмороженными щеками. Я полезла опять, веревку развязывать. И завязывать. Упрела вся, расстегнула шубку. Так, теперь надо сказать последнее слово.
– Мир! Ты был жесток ко мне! – Эх, жаль, никто не слышит! – Ты подкладывал мне на жизненном пути всякие гадости. Я несчастная, никому не нужная неудачница! Все отвернулись от меня! Вот сейчас умру, и все поймут, как я им была дорога!
Слова исчерпались. Ноги в туфлях окончательно окоченели. Я взмахнула ногой, оттолкнула табуретку. Горло моментально больно сдавила веревка. Я еще успела услышать, как с сухим треском ломается моя шея...