– К нам товарищи из Красной армии, Вера, – сказал Кравцов. – Они просят отвести их к Прокопию Тарасовичу. Сделаешь ночью?
– Конечно, дядюшка. Простите, товарищи. Я просто испугалась. Давно уже никто не приходил к нам с такими просьбами. Конечно, все сделаю, но только вам спрятаться надо. Вот черт, за мной же Петька Шнырев увязался, так и ластился, упырь, обещал мешок сахара, если я с ним на сеновале уединюсь. – Девчушка подбежала к окну, отогнула край занавески. – Нет, вроде не видно никого. По своим делам пошел, наверное.
– Все неймется ему, – заявил Кравцов и покачал головой. – Придется поговорить с Петькой строго и принципиально.
– А что ваш староста-то учудил, Вера? – спросил Глеб.
– Снова продразверстку задумал, – ответила девушка и всплеснула руками. – На этот раз выгребут все, даже у нас, хоть мы и притворяемся друзьями их власти. Видать, еды не осталось у немецкой армии, будут вычищать все закрома. Федосеев говорит, до вечера надо всю деревню обойти, сгрузить продовольствие на подводы и отправить в Малютино. Собирается зайти к тебе, дядюшка, склонить тебя к тому, чтобы ты людей без шума убедил обойтись.
– Эх, как не вовремя, – сказал Кравцов и щелкнул пальцами. – Не нужен нам здесь Федосеев.
– Много полицаев в деревне? – спросил Глеб.
– Человек шесть осталось. Девять рыл на мотоциклах примерно час назад в Неклюдово подались, задабривать тамошнего главного шуцмана. Ты насчет них даже и не думай, парень! Перебьете вы полицаев, а нам здесь жить и связь с отрядом держать. Придут каратели и всю деревню к чертовой матери сожгут, а народ в балке расстреляют, как в Антоновке было. В общем, дуй до старосты, Верка, – принял решение Кравцов. – Скажи, чтобы попозже зашел, часика через четыре. А сейчас я на делянку свою в лес собираюсь, посмотреть, что там с омшаником. Или ушел уже. Так вернее будет. Что-нибудь придумаем. А вам, товарищи дорогие, придется пока в сараюшке посидеть.
– Хорошо, дядюшка, я поняла. – Вера стала наматывать на голову платок. – Буду до темноты товарищей в лес уводить. Если сразу на Зеленую топь двинем, то минуем болота бережком. Ты уж не горячись, дядюшка, со своим сараем. – Взгляд девушки задержался на лейтенанте. – Замерзнут они там, совсем затоскуют. Пусть в тепле сидят. А случится что-нибудь, в окно да в Матренин огород.
– Ой, да иди уж, разберусь, – отмахнулся Кравцов.
Девушка запахнула ватник и выскользнула на улицу. События принимали неприятный оборот.
– Мы можем в лесу отсидеться до нужного времени, – сказал Глеб. – Не знали, что у вас тут такая активность.
– Да пошли они к черту со своей активностью, – заявил Кравцов. – Отнимут у людей последнее, тогда те точно в партизаны пойдут, вместе с бабами и стариками, даже те, кто не собирался.
– Часто вас так лихорадит, Порфирий Савельевич?
– Всякое случается. В Худякове многие в полицию подались, когда фрицы пришли, вот те и оставили деревню в покое. Не то что в Некрасове. Там в октябре одни умники взорвали машину с солдатней, так фашисты согнали в церковь всех жителей, даже тех, кто вызвался сотрудничать с ними, и сожгли. А потом и деревню из огнеметов спалили. Они же не знали тогда, что застрянут зимой под Москвой и теплые избы им понадобятся. Недавно приказ зачитали. Надо подготовить десять человек для вывоза в Германию на работы. Бабы в слезы. Ведь это им ехать придется. Жены и дочки полицаев, конечно, не в счет, вот они и издеваются, кандидаток туристами называют, смеются, что хоть Европу посмотрят. Партизаны здесь налеты не устраивают, обходят деревню стороной. Да оно и понятно. Если наломают дров, то без связи останутся.
– Что скажете о Разжигаеве? В последние две недели он проблем не имел? С ним связь нарушена, в центре не знают, что случилось.
– Проблемы были, – ответил Кравцов. – Семерых потерял Прокопий Тарасович, когда пытался пути повредить на железной дороге. Немцы что-то пронюхали и пустили вперед бронедрезину. Участок был открытый, бойцы с насыпи не успели свалить, вот всех из пулемета и посекли. Жалко хлопцев, молодые были, комсомольцы. С тех пор особо он нигде не отличился, сидит на базе. Верка говорит, что даже подкрепление небольшое получил. Несколько наших бойцов сбежали из лагеря для военнопленных и к отряду примкнули. Вот голова садовая! – Кравцов хлопнул себя по лбу. – Верка убежала, приходится самому кашеварить. – Он сдернул полотенце с гвоздика, убрал чугунок с раскаленной конфорки. – Присаживайтесь к столу, товарищи, картошку есть будем. Неизвестно, когда придет Верка и какие новости на хвосте принесет. Как бы не пришлось удирать спешным порядком.
Красноармейцы одобрительно загудели, стали пододвигать лавку к столу. Глеб прошелся по комнате, чтобы размять ноги. Федор Ванин извлек из вещмешка банку с тушенкой, открыл ее ножом. Милое дело с рассыпчатой картошкой!
– Может, самогоночки вам? – пошутил Кравцов и тут же сам отказался от этой идеи: – Нет, опасно. Никто не знает, что будет дальше. Как бы сваливать не пришлось.
Шубин подошел к окну, выходящему в палисадник, открыл его, вдохнул морозного воздуха. В соседском заборе красовалась внушительная дыра.
– Присаживайтесь, товарищ Шубин, – сказал Кравцов. – Вам особое приглашение требуется? Семеро одного не ждут.
– Да и не надо, – отмахнулся Глеб. – Вы начинайте, я покурю и присоединюсь.
Он обогнул печку, отправился к двери, рядом с которой находилось небольшое окно, вытряхнул папиросу из пачки.
– Да здесь курите, – бросил ему в спину Кравцов. – Верка притерпелась уже, пусть нюхает.
Безотчетное беспокойство скребло душу лейтенанта. Что-то тут было не так. Только сейчас он понял, что это беспокойство возникло с первой минуты, потом только усиливалось. Возможно, по этой причине Глеб взял с собой только троих, остальные остались на свежем воздухе. Он жадно дымил, смотрел в узкое прокопченное оконце. За спиной в горнице приглушенно гудели люди. Картошка шла нарасхват.
Вдруг спина у Шубина похолодела.
Глава 7
У плетня нарисовался человек в стеганой куртке, сапогах и пышной ушанке. Этот субъект мог бы сойти за партизана, кабы не чертова повязка на рукаве. Он пригнулся, прошмыгнул вдоль бани, сел на корточки за поленницу с дровами. Карабин лежал у него на колене.
Там же показался еще один мужик, тоже перебежал, пристроился рядом с первым. Они напряженно осматривались, могли заметить, как Шубин отпрянул от грязного окна.
Вот так фортель, граждане!
Снова кто-то крался вдоль бани, прижимаясь спиной к бревнам. На этот раз знакомые персоны, красноармейцы Косаренко и Карабаш. Шубин наблюдал за событиями так, как будто сидел в зрительном зале кинотеатра. Успели парни, не выдали себя и правильно отреагировали на изменение ситуации. Они набросились на полицейских сзади.
Свалка была недолгой, практически бесшумной. Мелькали ножи, разгоряченные лица. Один из полицаев получил перо в позвоночник, пускал пену, беспомощно дрыгал ногами. Второй извернулся, побежал, но запнулся о березовую чурку. В следующий миг Карабаш уже оседлал его, схватил за волосы, оттянул голову, полоснул ножом по горлу. Тело билось в агонии, брызгала кровь.
Подбежали Краев с Серегой Каратаевым, схватили полицаев за ноги, оттащили за угол. Леха Карабаш исполнял какой-то диковатый танец, забрасывал снегом пятна крови. Через миг все исчезли, словно их тут и не было.
«Хорошо, когда есть товарищи, готовые прикрыть спину, – подумал лейтенант. – Куда же, интересно, направилась Верка? Те ли это люди, за которых они себя выдавали? Связник, о котором говорил майор Измайлов, был надежным человеком. Предать он не мог, а вот провалиться – запросто. Талантливые подражатели могут найтись и в рядах фашистских холуев».
Глеб отошел от окна.
Бойцы сидели за столом, весело стучали ложками, тянулись к картофелю, сваренному с укропом. Сильный запах этой огородной травы плавал по горнице.
Хозяин почувствовал что-то неладное, быстро глянул на Шубина, уткнулся в пол. Этого оказалось достаточно, сомнения Глеба развеялись. Похоже, этот тип поверил, что с той стороны пришли только четверо.
Мужик, выдававший себя за Кравцова, все понял по взгляду лейтенанта. Он отступил к тахте, начал приседать, хотел было протянуть под нее руку. Остальные ничего не замечали, увлеченно набивали защечные мешки. Стыд и срам, мужики!
Шубин набросился на фальшивого Кравцова, сбил с ног, мощно двинул в живот. Предатель взвыл, потерял равновесие и плюхнулся на тахту.
Толик Иванчин открыл рот и застыл. Братья Ванины машинально жевали, но глотали как-то странно, словно еда была пропитана синильной кислотой. Да хватит уже жрать!
– Товарищ лейтенант, а чего это вы? – икнув, прохрипел Иванчин.
– Благодарность хочу высказать за гостеприимство. – Тут предатель сделал попытку приподняться, но получил в живот и начал кашлять. – Это не тот человек, который должен был нас встретить. Порфирия Савельевича фашисты взяли, вместо него посадили этого артиста. Вдруг кто-то клюнет? Настоящий связник оказался слабоват, выдал пароль и отзыв. Девка побежала не куда-нибудь, а в полицию. Это сообщница нашего актера погорелого театра.
– Так валить отсюда надо, товарищ лейтенант, – сказал Федор и приподнялся.
– Ничего, наши снаружи пока справляются. Этих упырей в деревне немного.
– Товарищи, что происходит? – прохрипел, извиваясь на тахте, поддельный Порфирий Савельевич. – Я не понимаю. Это какое-то недоразумение.
Шубин нагнулся, вытянул из-под тахты снаряженный немецкий автомат. Все понятно. На непредвиденный случай. А ведь чуть не удался этот замысел.
Глеб схватил врага за ворот, рывком поднял, врезал в скулу, пресекая попытки к сопротивлению.
– Фамилия? – прорычал он. – Что вы сделали с настоящим связником? Что происходит в отряде Разжигаева?
– Вы не понимаете, товарищ, – пробормотал предатель. – Все не так, это ошибка. Я буду жаловаться товарищу Разжигаеву.
Шубин в третий раз занес кулак. Ярость била из него ключом. Предатель вырывался, пучил глаза. Однако удар сорвался.