Если бы сейчас кто-то сидел у стены дома – он мог бы пристрелить меня прямо тут, меня мог бы пристрелить десятилетний ребенок, потому что я выползал из-под дома, как лиса из чужой норы, еле-еле, обдирая руки, портя одежду. Но рядом с домом никто не сидел, ублюдки решили, что снайпера с винтовкой пятидесятого калибра будет достаточно, чтобы перебить всех в доме. Есть, наверное, и контролер, его не может не быть – но он сидит на другой стороне, потому что с той стороны окна, а с этой – всего лишь пристройка к дому, похожая на сарай.
Браво.
Сняв винтовку с предохранителя, чтобы не нашуметь, когда будет пора, я пополз вперед.
Последний раз я ползал по-пластунски лет десять назад, и это сказывалось. Руки, ноги – все, что должно работать согласованно, чтобы переползать тихо и быстро, – мешало друг другу, а винтовка и вовсе постоянно толкала в бок и мешала ползти. Я выполз из здания – снайпер выстрелил, и я понял, где он. Опасная близость, двести метров, не больше. Скрывается за зданием, может быть, что и в машине. Стрелять из машины очень удобно – не летят во все стороны гильзы, можно найти отличный упор для цевья, а при необходимости – нажать на газ и смотаться. Для начала – надо переползти метров тридцать и заползти за дом – там можно скрываться, перебегая от дома к дому, и оттуда можно обстреливать дорогу. Искренне надеясь, что у контролера нет винтовки с ночным прицелом, пуля из которой прервет мой жизненный путь, я пополз к покрашенному белилами домику, он был таким светлым, что виден был и в темноте.
Все произошло намного быстрее, чем я предполагал. Я намеревался подобраться поближе, для стрельбы почти в упор, но прогремел еще один выстрел пятидесятого – и сразу же взревел мотор. Я только и успел принять положение для стрельбы с колен, как белый внедорожник показался из-за ряда домиков, без фар выруливая на дорогу. Пять секунд, не больше – и практически идеальная цель, внедорожник был белый или светло-серый, и его силуэт был различим в ночной темноте, отличная мишень, машина и несколько ублюдков внутри. Наведя прицел туда, где должно быть переднее сидение, я нажал на спуск…
– Тим, прием. Что там?
– Цели нет. Не наблюдаю цель. Кажется, ублюдки пытаются пробить стену ружейными выстрелами, чтобы выбраться.
– Пора сваливать, – сказал Рик, не отрываясь от прицела винтовки, – у меня два патрона осталось.
Командир патруля проклял себя, что ввязались в это. Дурацкое планирование, дурацкая подготовка – и совершенно ублюдочный результат. Наверняка погибли копы, управление полиции не будет раздувать эту тему, потому что тогда возникнет вопрос, что эти копы тут делали, – но к их коллегам в лапы лучше не попадаться. Гибель собратьев делает полицейских злыми как дворовые собаки – и нью-йоркскому преступному миру в течение ближайшей пары месяцев придется ох как кисло…
– Добивай этот, и сваливаем, – решил командир патруля, – Тим, двигай к дороге, бегом, мы подберем тебя.
Рик выстрелил, и сидевший за рулем Ник нажал на газ, ему тоже совершенно не нравилось то, что они тут творили, и совершенно не улыбалось попасться копам при выезде на трассу. Он наизусть помнил, где и как нужно повернуть руль, чтобы выехать на посыпанную прокатным гравием дорожку между домами, мотор дружелюбно бурчал, и руль по североамериканской моде был почти невесомым. Он подал машину вперед, повернул руль – и в этот момент по двери машины хлестнули пули. Он даже не понял, что произошло, – по кузову ударили молотком, потом еще раз, и еще, потом Джим закашлялся и наклонился вперед, выхаркивая кровь. Рик щелкнул затвором винтовки, досылая один из двух последних оставшихся патронов. Ник нажал на газ сильнее, чтобы быстрее вывести машину из зоны огня. Молоток продолжал стучать по кузову. Рик охнул и повалился на сиденье, выпустив винтовку, пули стукнули его еще раз и еще. Но мотор продолжал работать, он вытащил машину на дорогу, и Ник повернул руль. Все! Дорога была перед ним, нажать на газ – и шесть цилиндров дизеля «Камминс» сделают свою работу и вытащат его из этой чертовой заварухи. Он нажал – и в этот момент очередная пуля, пущенная из засады поджидавшим их стрелком, пробила металл пятой двери, потом сиденье, потом подголовник и ударила САСовца в затылок. Пуля была уже на излете и не пробила череп, у Ника мелькнула мысль, что вот теперь-то они вляпались по-настоящему – но сознание угасало и мысли утекали в черную воронку вместе с кровью, которая текла из раны на сиденье и на одежду. Он почувствовал, что ему очень тяжело, он устал – и навалился на руль, чтобы отдохнуть. Просто отдохнуть пару минут. А потом он поедет дальше…
Тим как раз спускался с холма, когда загремели выстрелы, и упал, чтобы стать незаметным и минимизировать себя как цель. По звуку выстрелов он понял, что стрелок ведет огонь из мощной винтовки типа SLR и стреляет быстро – значит, он знает, как стрелять, обычный человек не может вести беглый огонь из такой мощной винтовки. Он увидел, как внедорожник, на котором должен был уехать отсюда и он, сумел-таки выехать на дорогу, но почти сразу же остановился, прокатился несколько метров по инерции и застыл, безжизненный и набитый безжизненными телами внутри.
Ублюдок…
У Тима было два выхода. Первый – используя пистолет с глушителем, попытаться подкрасться поближе и убить стрелка, когда тот подойдет проверить результаты своей работы. Второй вариант – сматываться как можно быстрее, потому что он в любой момент может стать добычей разъяренных полицейских. И тогда может вскрыться его принадлежность к SAS – а это хуже, чем просто провал. Это – уже без вариантов…
Тим раздумывал только пару секунд. Потом, обтерев на всякий случай пистолет полой куртки, он отбросил его куда-то в сторону и пополз в том направлении, откуда они приехали. Потом услышал за спиной голоса, вскочил – и бросился бежать, петляя как заяц. В конце концов, у него есть чистые документы, немного денег и даже паспорт моряка, по которому он может наняться на какую-нибудь посудину в порту Нью-Йорка и тихо свалить из страны.
Я почувствовал, что неподалеку кто-то есть, когда патроны закончились. Попытался повернуться – и ответом на это стал лязг затвора помпового ружья.
– А ну, стоять, парень! Брось карабин!
Я бросил карабин, стукнувшийся об землю.
– Я его бросил. У меня нет оружия, я из полиции. Можно я встану?
– Стой, как стоишь, парень. Так ты меньше меня нервируешь.
– Я из полиции.
– Это ты сказал. А я этому ни хрена не верю.
Голос принадлежал пожилому человеку – хриплый, дребезжащий. Но каким бы он ни был старым – сил нажать на спусковой крючок у него хватит.
– Нас обстреляли, вы это слышали?
– Да, парень. Что-то бухало неподалеку. Но я не знаю, что это было, а вот карабин у тебя я видел.
– Это карабин лейтенанта полиции, он ваш сосед, живет у самой воды. Вы знаете, кто живет рядом с вами, или нет? И вообще, какого черта вы держите меня под прицелом, когда я не вооружен?
– Вот полиция приедет и разберется, парень. А пока – стой, как стоишь.
Голоса почти одновременно раздались и спереди, где стояла машина, и за спиной. Потом я увидел луч фонаря – но он светил не на меня.
– Брось ружье! Брось ружье немедленно, мать твою!
По-видимому, этот голос и его тон был больше похожим на голос и тон полицейского, потому что старик бросил ружье и завопил:
– Не стреляйте! Не стреляйте! Этот парень говорил, что он из полиции!
– Этот… – я узнал голос детектива Стила. Повернулся – и получил такой удар ногой в грудь, что дыхание перехватило.
– Куда ты нас втравил, ублюдок! Куда ты нас втравил, чертов ублюдок!?
Я повернулся на бок – и второй раз ботинок детектива прилетел как раз по спинке, туда, где в меня попала пуля, пущенная мне в спину в Тегеране. Искры полетели из глаз, я взвыл от боли, услышал топот ног – но новых ударов не последовало, только какая-то возня.
Черт, я слишком стар для таких забав.
Повернувшись, я встал сначала на четвереньки, потом мне удалось подняться на ноги. Легкие горели, как будто я вдохнул полной грудью табачной пыли, болела спина. Фонарь, который был у детектива, выпал на землю – и я увидел в его свете стоящего рядом со своим ружьем старика, божьего одуванчика лет семидесяти в чем-то наподобие халата, ошалело смотрящего на происходящее. Он даже не пытался поднять ружье, он просто не понимал, что происходит. Рядом оставшиеся в живых полицейские – их было двое – пытались урезонить впавшего в буйство детектива.
Нельзя сказать, что я его не понимал.
Сделав несколько шагов к машине, я столкнулся с Мишо. Видок у него был – краше в гроб кладут, белое как мел, чем-то испачканное лицо и ружье в руках. Увидев меня, он вскинул ружье.
– Это я! Это я!
Господи, вот только сейчас не хватало быть подстреленным.
– Черт… Вы как, сэр?
– Пока жив. А ты?
– Поживу немного. У ублюдка был пистолет с глушителем, он стрелял откуда-то с холма.
– Попал?
Вместо ответа Мишо стукнул себя в грудь – и скривился от боли.
– Броня? На тебе броня?
– Точно. Всегда ненавидел эту чертову штуку – но его ношение даже при походе в сортир было предписано страховкой. Сегодня он пригодился.
– Кажется, я отправил этих ублюдков в края вечной охоты, – я показал на внедорожник, – пытались сделать ноги.
Марк помолчал…
– Был еще один. Надо преследовать.
– Не надо. Это все равно что идти на раненого льва. Что там? – я показал на домик.
– Не знаю. Море крови. Вляпались, – сказал Мишо.
– Кому-то очень надо было заставить ублюдка замолчать.
Вместе с Мишо, державшим наготове ружье, я подошел к машине, которую расстрелял. Мишо включил небольшой, но мощный фонарик, который как бывший агент ФБР всегда носил с собой. Сфокусированный, яркий луч света прошелся по машине, беспощадно высвечивая детали: брызги крови на стекле, дыра от пули в металле, мертвый человек, навалившийся на рулевую колонку, ствол мощного ружья, заканчивающийся массивным дульным тормозом. Картина смерти, состоявшейся, как всегда, внезапно.