– Нет, – твердо возразил Семен. – Потому как в тот день Веры Сотниковой вообще не было в Питере. Она вместе с труппой одного из театров ездила на гастроли в Воронеж. И вернулась только на следующий день после убийства… – Заметив, как вдруг осунулось лицо Парамонова, он с тревогой спросил: – Эй, что с тобой? Ты чего такой бледный?
– Голова кружится… – пробормотал тот. – Да не волнуйся, это сейчас пройдет. Я с самого утра ничего не ел, только кофе пил. Да и за Вальку волнуюсь…
– Хочешь, я сбегаю и куплю тебе гамбургер?
– Не надо. Лучше скажи, откуда тебе известно про Сотникову?
– А я на всякий случай решил подстраховаться и позвонил в театр, где она подрабатывала. Там и узнал и про Воронеж, и про гастроли. Вывод напрашивается сам собой – в прошлую пятницу Сотниковой не было в Питере…
Семен не успел договорить, так как телефон, стоящий на столе, подал громкий сигнал. Парамонов поднял трубку:
– Алло?
Несколько минут он молчал. Затем, бросив короткую фразу: «Я все понял, немедленно выезжаем», осторожно опустил трубку на рычаг. Стараясь не смотреть на Семена, сухо сообщил:
– Валька погиб. Его застрелил этот придурок-таксист. А сам потом отравился…
– Черт побери, – не сдержавшись, выругался Савин, даже не дослушав до конца аргументы Липницкого. – За что я плачу тебе такие бабки? Вы что, не могли предупредить этого алкоголика, чтоб попридержал язык?!
Савин выходил из себя редко, но в гневе был страшен и патологически некрасив: покрывался багровыми пятнами, его речь становилась сбивчивой, полный подбородок подрагивал, как у припадочного. В этот раз состояние его было таково, что он едва сдерживал рвущуюся наружу ярость. Однако, выпустив пар, немного успокоился, пришел в норму.
Примерно сорок минут назад Липницкий принес ему кассету, на которой был записан разговор Родиона Шершнева с оперативником. Разговор опасный, потому как в нем пьяный продюсер признавался в том, что был знаком с погибшей Потаниной.
С некоторых пор в кабинете Шершнева были установлены подслушивающие и подглядывающие устройства. Это давало возможность контролировать каждый его шаг. Нельзя сказать, что Савин не доверял своему компаньону. Они делали общее дело, в котором Шершнев завяз так же глубоко, как и все остальные. Но, в отличие от остальных, продюсер был непредсказуем. Он мог ни с того ни с сего выкинуть какой-нибудь фортель, а потом с невинным видом уверять, что ни в чем не виноват, что все это – пустяки, которые рассосутся сами собой. Вот и сегодня он вдруг взял и ляпнул, что знал Потанину. Ну и какого хрена, спрашивается, он это сделал? Под воздействием алкоголя? Или просто потому, что нервишки не выдержали? А вдобавок ко всему соврал, что прошлую пятницу провел в обществе Веры Сотниковой. Ну, а ее-то зачем приплел?
Усилием воли подавив в себе желание разнести вдребезги магнитофон, Савин присел к столу и несколько минут молча перекладывал какие-то бумаги. Липницкий стоял рядом и тупо рассматривал носки собственных ботинок.
Первым нарушил молчание Савин:
– У тебя есть толковые предложения?
– Нет, – покачал головой Липницкий. – Толковых нет.
– Но хоть какие-то соображения имеются?
– Какие-то имеются. Может, обратиться к Кайзеру? Автомобильная катастрофа, несчастный случай в бассейне… Родион много пьет, так что это будет выглядеть вполне правдоподобно…
– Не пойдет! – мрачно перебил Савин.
– Почему?
– Да потому, что это не выход. Я давно уже перестал верить этому дурацкому афоризму – нет человека, нет проблемы. Как показывает практика, проблем только прибавляется… А тебя послушать, так скоро в нашей команде останется только два человека – ты да я. А кто тогда работать будет?…
– Ну и что же делать? – тупо спросил Липницкий.
– Пока ничего. Иди занимайся своими непосредственными обязанностями. Я что-нибудь придумаю.
Когда за полковником Липницким закрылась дверь, Савин решительно пододвинул к себе сотовый телефон и набрал номер своего давнего друга, который с некоторых пор занимал один из ключевых постов в питерской мэрии. После пятнадцатиминутного разговора Савин мог вздохнуть с облегчением. Друг пообещал, что с завтрашнего дня работников студии «Вест-ТВ» больше никто не побеспокоит, а провинившимся оперативникам, которые посмели копать под самого Макарова и позорить честное имя известного продюсера Шершнева, объявят строгий выговор. Если же они не перестанут совать свои носы куда не следует и отрывать от творческого процесса персонал студии, то будут уволены без права восстановления в прежней должности.
Глава 4ЧИСТО ПИТЕРСКОЕ УБИЙСТВО
В комнате, куда вооруженный автоматчик отвел Андрея, все окна плотно закрывали роллеты. Несмотря на это, здесь было совсем не душно – видимо, кондиционер работал на полную мощь. После того, как сопровождающий удалился, не забыв запереть за собой дверь, Андрей прошелся вдоль стен, отыскивая глазами мини-камеры. Не обнаружив ничего похожего, вздохнул с облегчением. Однако ощущение того, что за ним пристально наблюдают, не исчезало.
«Нервы», – решил он и, опустившись в мягкое кресло, закрыл глаза.
Понятно, что любой человек, даже тот, кто не страдает клаустрофобией, не чувствовал бы себя комфортно в этой «камере». Дубовая дверь – на запоре, окна – замурованы, с внешним миром – никакой связи.
«Хоть бы телик оставили, гады», – с тоской подумал Андрей, достал из кармана смятую пачку «ЛМ», зажигалку и осмотрелся в поисках пепельницы.
Видимо, в доме Кайзера курение не поощрялось – пепельницы нигде не оказалось. Поборовшись пару минут с угрызениями совести, Андрей вытряхнул из пачки оставшиеся сигареты, выбрал из них наименее смятую и щелкнул зажигалкой. Затем встал, медленно прошелся из угла в угол. Несколько раз затянулся, стряхнул пепел в пустую пачку, выпустил дым и глазами проследил, куда этот самый дым улетучивается. Потом вновь опустился в кресло. Делать было абсолютно нечего, разве что более тщательно обследовать апартаменты, в которых ему предстояло провести неизвестно сколько времени.
А апартаменты эти были хоть куда: комната метров двадцать, из нее – вход в огромную ванную. Мебель высший класс, паркет, евроремонт. Холодильник под завязку забит деликатесами и водкой «Абсолют». Сиди себе, пей, ешь, расслабляйся и вой от тоски. Золотая клетка, да и только…
Судя по всему, в особняке не часто принимали гостей. Оно и неудивительно. Только кретину захочется заходить туда, где на каждом этаже стоят вооруженные автоматчики. Плюс каменный забор, которым обнесена вся территория. Все вокруг напичкано электроникой – телекамеры, двери с кодовыми замками. Не дом, а настоящая крепость…
Андрею очень не нравилась вся эта история, в которую он вляпался по собственной глупости. Он прокололся в тот момент, когда решил сделать Кайзера своим союзником. И вот результат: сам стал заложником…
Чтобы как-то убить время, прилег на диван и принялся анализировать свои действия, начиная с того момента, когда впервые переступил порог «Вест-ТВ»: «Я допустил непростительно много ошибок. Во-первых, засветился со своим паспортом и назвал телефон Потаниных. Теперь каждая собака знает, кто я, откуда и где меня искать. Во-вторых, послав хозяина порнокассеты подальше, на следующее утро я снова помчался на студию. Подставил не только себя, но и Веру. Окажись я на месте киношников, то постарался бы избавиться от такого проныры, как я. Скорее всего они так и сделают – закажут меня, и с концами. Если уже не заказали. В таком случае, почему я все еще жив?.. Черт, а ведь эта игра становится слишком опасной. Если я откажусь работать на Кайзера, меня убьют. Если соглашусь, меня все равно убьют. Только уже тот, кого наняли киношники. Выходит, что у меня нет выбора!»
Работать на Кайзера Андрей не собирался. Ни тогда, когда просил его об услуге, ни тем более сейчас. Но если раньше у него был шанс выйти сухим из воды, то теперь это казалось невозможным. Оставалось одно: согласиться на условия Кайзера и втихаря заниматься расследованием. Придя к такому, пусть и не самому приятному, выводу, Андрей немного успокоился, закрыл глаза, устроился поудобнее и погрузился в глубокий сон…
Получив заказ на убийство Корнилова, Кайзер несколько часов не мог оправиться от глухого раздражения: здоровяк-блондин ему нравился, и убивать его не очень-то хотелось. Такое с Кайзером случалось впервые. Никогда раньше, изучая досье будущих жертв, он не испытывал подобных ощущений.
«Я взялся за этот заказ, и отступать назад мне нельзя, – уговаривал он себя, потягивая мартини. – Я – профессионал. Если дам слабинку, на следующий же день по всему Питеру расползутся слухи, что Кайзер больше ни на что не годен. Конкуренты и так наступают на пятки, и именно поэтому мне надо отбросить в сторону все сантименты… А что касается Корнилова, то жалеть его нечего. Мужик, он, конечно, неплохой, но чужак. А Севка хоть и сволочь, но свой, питерский… А свои должны держаться вместе».
Приняв решение, Кайзер отставил в сторону выпивку и вызвал к себе Зяблика. Когда тот, потирая заспанные глаза, появился на пороге, Кайзер спросил:
– Где Корнилов?
С трудом сдерживая зевоту, Зяблик промямлил:
– Как где? Дрыхнет…
– Разбудите. В машину и за город… Ты все понял?
Зяблик мгновенно проснулся.
– Кокнуть, что ли?
– Да, – с раздражением ответил Кайзер. – И чтоб никаких следов. Ясно?.. Хотя не мне вас учить.
Было видно, что Зяблику очень хочется спросить, почему шеф вдруг изменил свои планы. Однако он знал, что тот не терпит ненужных вопросов, поэтому промолчал.
– Поручи это кому-нибудь, – продолжил Кайзер. – Только не поднимайте лишнего шуму. И сделайте так, чтобы он не понял, куда его везут.
– Сделаем.
– Смотрите не проколитесь на этот раз. Я уезжаю на дачу, буду только в понедельник. Как только выеду, сразу приступайте к делу. Ясно? И не звони мне без особой надобности!