В глубине дома – топот маленького стада. Это проснулись дети.
Через полчаса все успокаивается. Все разбежались по своим точкам. Тогда старик Стасик медленно встает. Он никому уже не мешает, никто на него не натыкается.
Клава варит ему кофе и спрашивает: «Три-два?» Это значит три ложки кофе и две сахара. Она знает, что «три-два», но все равно спрашивает.
Клава – кусочек Москвы, и ему это приятно. Она делает Стасику сырники, хотя Марина против сырников. Калорийно, там мука и яйца. Надо есть просто творог.
Просто творогом Стасик не наедается. Сырники лучше. К тому же Марины нет дома. Клава добавляет изюм, ванильный сахар. Песня…
Все хорошо. Лучше не надо. Но уже тянет домой.
– Надо собираться, – говорит Стасик.
– А чего тебе не хватает? – удивляется Клава. – Дети рядом. Дом полная чаша.
– Это их жизнь.
– Понятное дело, – соглашается Клава.
Здесь их молодая жизнь. А его жизнь в Москве. Там его прошлая слава, там русский язык, там Корявая Лида, которая спросит: «Можно я с тобой посижу?» Там стоит его письменный стол. Он сядет за него и будет работать, даже если это никому не нужно.
Вай нот?
киносценарий для «Узбекфильма»
Эта история произошла с моей подругой тридцать лет назад. Сейчас она крупный ученый, нейрофизиолог. Впереди планеты всей. А тогда только начинала свою деятельность в далеком Ташкенте.
Представьте себе, все так и было. Ну, может быть, немножечко по-другому…
Собаке по кличке Бой делали энцефалограмму. Профессор Азиза Усманова нажимала на кнопки прибора. Шла лента с информацией. Азиза внимательно изучала показания.
Бой в специальном шлеме с преданностью смотрел на свою хозяйку в белом халате. Он болтал хвостом, как маятником, и улыбался. По всему было заметно, что Бой пребывал в прекрасном расположении духа.
– Молодец, Бой! – похвалила Азиза и выключила прибор. – Ты – настоящий товарищ!
В кабинет заглянула секретарша и сообщила:
– Пришли!
Иностранцы, переводчица и представители института уже сидели за длинным столом кабинета директора.
– Азиза Усманова! – представил Рустам вошедшую Азизу. – Профессор-нейрофизиолог, создатель современной информационной теории эмоций.
Переводчица перевела.
Иностранцы с большим уважением посмотрели на Азизу.
– Госпожи Марианна Хансен и Хелла Деальгард, представители феминистического движения Швеции, – познакомила переводчица.
Азиза кивнула. Села за стол против шведок. Наступила пауза – когда непонятно, о чем надо говорить.
– Давайте скорее. Время теряем, – поторопил директор.
– Переводить? – спросила переводчица.
– Наша задача доказать, что женщина может подняться на те же высоты, что и мужчина, – заговорила пожилая госпожа Хансен. – В вашей стране я встретила очень много просто феноменальных женщин. Сейчас в Европе появился новый тип деловой женщины, который не менее сексуален. Вот вы… простите, как ваше имя…
– Усманова, – подсказал Рустам.
– Не вмешивайся, – попросил директор.
– Госпожа Усманова… вы очень красивая женщина, и это не мешает быть вам большим ученым.
– Не мешает, – подтвердил Рустам, оглянувшись на директора. – Я поддерживаю беседу… – оправдался он.
– Наше феминистическое движение сделало большие успехи, – продолжала госпожа Хансен. – Мы добились того, что с ребенком сидит дома тот член семьи, который меньше зарабатывает. Если жена зарабатывает больше, чем муж, то муж сидит с ребенком и жена ходит на работу.
– А кормит кто? – спросил Рустам.
– Тот, кто сидит дома. У вас есть дети?
– Да, – кивнула Азиза.
– Сколько?
– Один. Одна…
– А муж?
– Тоже один.
– А кто ведет хозяйство?
Азиза думает.
– Я.
– А что делает муж?
В этот момент муж Азизы Тимур Усманов стирал в ванной комнате свои носки, терзая их в руках. Потом он их выкрутил и выкрученными повесил сушить.
В кухне что-то зашипело. Тимур выбежал из ванной. Это из кастрюли убегал суп.
Азиза в это время давала интервью.
– Переведите, что у них интеллектуальный брак, основанный на взаимном уважении, – подсказал директор переводчице.
Переводчица перевела. Госпожа Хансен одобрительно кивнула.
– Простите, а чем вы занимаетесь? – спросила Хелла.
– Я исследую молекулу радости. При каких условиях она синтезируется в мозгу. Ее химическую структуру.
– А какая сверхзадача?
– Сделать счастливым все человечество.
– О! Значит, мы занимаемся одним и тем же! – воскликнула госпожа Хансен.
Директор незаметно посмотрел на часы и вздохнул. Тоже незаметно.
Древняя площадь Регистан.
Верблюд Люша в красивой попоне покорно опустился на колени. На верблюда посадили госпожу Хансен. Верблюд поднялся. Все встали рядом. Сфотографировались. Потом стали снимать госпожу.
– Сидела бы дома, – вполголоса сказал Рустам.
– Переводить? – спросила переводчица.
– Не надо.
– Это башня, с которой в давние времена сбрасывали неверных жен, – показала Азиза.
– А что делали с неверными мужьями?
– У мужей были гаремы.
– А что это такое?
– Это… вроде общежития для жен. У хивинского хана, например, было четыреста жен. Так он только и делал, что был неверным.
– Как хорошо, что мы живем в другое время и в другой цивилизации!
– …А сейчас просим дорогих гостей отведать наше узбекское национальное кушанье: плов.
Переводчица перевела.
– Плов – это что? – спросила Хелла.
– Это баранина и рис, приготовленные определенным способом.
– Мы вегетарианцы. Наши убеждения не позволяют нам есть мясо.
– А что же делать? Чем же их кормить?
– Можно сделать сладкий плов, – предложила Азиза.
– Феминисты… Вегетарианцы, – пробурчал Рустам. – Поэтому у них и рождаемость падает…
Квартира Азизы. Азиза сидела за письменным столом, читала диссертацию.
Посреди комнаты на стуле стоял раскрытый чемодан.
Тимур расстелил на столе байковое одеяло и сушил носки горячим утюгом. Из-под утюга шел пар.
– Что ты делаешь? – удивилась Азиза.
– Носки сушу.
– Возьми другие носки.
– У меня целых только одна пара.
– Купи… Кто тебе мешает?
– Никто не мешает. Руки не доходят.
Азиза идет на кухню. Наливает из кастрюли еду. Подозрительно смотрит на тарелку.
Тимур в это время надел носки, но они были еще влажными. Снял и снова поставил на них утюг. Чтобы не терять времени даром, достал нитки, иголку, стал закреплять пуговицу на рубашке.
Появилась Азиза.
– Паленым пахнет, – сказала она.
Тимур рванулся к утюгу. Но было поздно. Носок был безнадежно прожжен.
– Что делать? – растерянно спросил Тимур, глядя на дыру.
– Сам виноват. Никогда не надо делать два дела сразу.
– Тебе понравилась мастава? – спросил Тимур.
– Вкусно. Только ты рис не помыл. Бульон серый.
…Муж Азизы стоял над раскрытым чемоданом, раздумывая, что туда положить. Азиза сидела за письменным столом, читала статью, подчеркивая спорные места.
– У него такие неожиданные выводы. Он, конечно, дурак, но очень талантливый.
– Кто? – не понял Тимур.
– Мансуров.
– А разве бывают талантливые дураки?
– Безусловно. Ум и талант располагаются в разных отделах мозга… Ничего, что я тебя не собираю?
– Ничего. Даже хорошо, – сказал Тимур.
– Почему хорошо?
– Потому что я лучше знаю, что мне надо в дорогу.
– А почему они посылают тебя? Нашли мальчика на побегушках.
– Ты тоже ездила. И тоже не девочка.
– Я ездила во Францию, а ты в Сибирь. Это не одно и то же. В Париже и климат другой.
– Кто-то должен ехать и в Сибирь.
– Когда ты вернешься?
– Через неделю.
– Значит, в среду?
– В крайнем случае, в четверг.
– Послушай, как интересно он пишет: «Сознание – это мышление вместе с кем-то, аналогично с со-чувствием. Оно вызвано необходимостью передать свое знание другому. Требует слов». Ну, как?
– Мне пора. – Муж запирает чемодан. Надевает пальто.
Азиза подходит к нему. Поправляет шарф.
Муж обнимает ее. У него слезы в глазах.
– Ты стал сентиментален.
– Это старческое, – сказал муж.
– По-настоящему люди любят друг друга в старости. Потому что у них нет выбора.
– Это тоже из диссертации?
Обнимаются.
Муж уходит.
Азиза приближается к окну. Смотрит, как он идет с чемоданом. Муж оборачивается, машет рукой. Она тоже машет ему.
Есть всегда что-то щемящее в сценах расставания. Каждое расставание – это разлука. А всякая разлука – это мини-смерть.
Азиза еще долгое время провожает мужа глазами среди людей и домов. Потом садится к столу. Углубляется в материал. И уже через какое-то время забывает и разлуку, и мини-смерть.
Раздается звонок в дверь. Этот звонок пресекает вдохновение. Приходится встать. Открыть дверь.
В дверях Нодира – соседка Азизы.
– Тебе атлас надо? – спросила Нодира и показала отрез яркого атласа.
– Спасибо. Ты же знаешь, я не шью.
– Ну и что? Подаришь кому-нибудь! Что, тебе некому подарить?
– Ну давай…
Азизе легче было купить, чем спорить с соседкой.
– Пятьдесят рублей, – сказала Нодира, входя в дом. – Ты не думай. Это я тебе по-соседски… даром почти.
– Спасибо. – Азиза отдает деньги.
Ждет, что Нодира уйдет. Но она медлит.
– Извини, я работаю. – Азиза кивает на письменный стол.
– Ты молодец, – хвалит Нодира. – Ты женщина умственная. И дочка у тебя воспитанная. Всегда здоровается.
– По-моему, он забыл теплое белье. Простудится…
– Кто? – не поняла Нодира.
– Муж. Там же холодно. Пятьдесят градусов мороза.
Нодира долго, изучающе смотрит на Азизу.
– Чего ты смотришь?
– Думаю. Почему это на нашей улице десять градусов тепла, а на соседней пятьдесят градусов мороза.
– Он в Сибирь уехал, в Братск. Они запускают там новый завод тяжелого машиностроения.