В зале переполох и замешательство.
Азизу уводят из зала, запихивают в машину с зарешеченными окнами. Азиза глядит из-за решетки. К ней подходит Нодира.
– Дура ты, – сказала Нодира, – теперь будешь есть хлеб и воду. А она выйдет замуж в другой раз, и ее новый муж будет носить ей витамины с базара.
Секретарша стоит в стороне, держит у носа платочек. Рустам утешает ее, поглаживая по плечу.
Машина тронулась с места, увозя Азизу.
Шаги тяжелые, как у солдата. Это со свидания вернулась Гульнара – семнадцатилетняя красавица. Дочь Азизы.
Гульнара в недоумении смотрит по сторонам.
– Что происходит?
– Ремонт, – отозвалась Азиза.
– А телефон где?
– Здесь.
Гульнара садится возле матери, начинает набирать номер.
– Рахим? Я вернулась. Все в порядке. Таксист довез меня до самого подъезда.
– А почему он тебя не провожает? – спросила Азиза.
– А откуда у него деньги на такси?.. Очень, – сказала Гульнара в трубку. – А ты?
– Хватит болтать, – приказала Азиза. – Поздно уже.
– Но ты же не спишь.
– Могла бы и спать, при других обстоятельствах.
Гульнара вглядывается.
– Ты плачешь?
– Да.
– Чего?
– Меня предали.
– Кто?
– Секретарша.
– Подумаешь… Найдешь себе другую. Секретарш много, а ты одна. – Гульнара сбрасывает свитер, джинсы, ложится рядом с матерью. – Мам…
– Что?
– Ты видела, что у меня от сапог отлетел каблук?
– Ну и что?
– А то, что мне надо другие.
– У тебя есть. Малиновые.
– Они не модные. Они с молнией.
– Возьми мои.
– Они мне велики.
– Почему ты такая черствая? Я тебе говорю, что у меня несчастье, а ты – сапоги…
– А сапоги, думаешь, не несчастье? Для молодой девушки внешность – это самовыражение. Если девушка некрасива, в ней нет никакого смысла.
– Самовыражение – это интеллект. Это личность.
– Знаю, знаю. Набор целей, сумма потребностей… Вон Зейнабка в нашем классе – умная, так у нее голова, как у сенбернара. Ни одна шапка не налезает. А у меня голова маленькая, очень эстетично. Зато и мозгов мало. Я к науке не приспособлена. Я буду делать женскую карьеру.
– А что это за карьера? – испугалась Азиза.
– Муж. Дети. Пять детей минимум. Красивый дом, красивые отношения. Вы этого не понимаете, потому что всю жизнь смотрите в микроскоп.
Обе лежат молча.
Гульнара ровно дышит. Она заснула.
– Иди к себе! – толкнула ее Азиза.
– Можно я здесь буду спать?
– Нельзя. Иди.
Гульнара упрямится. Азиза ее толкает, но Гульнара будто вросла в диван. Азиза пытается ее скинуть, они начинают возиться, как дети, и кончается тем, что падают обе.
Утро. Институт.
Азиза в красивом костюме идет по коридору походкой, исполненной достоинства. Здоровается с сотрудниками сухим полукивком, пряча за высокомерием свое истинное состояние.
Подошел Рустам.
– Сегодня в два часа будет немецкая делегация биологов…
– Я занята, – сухо отозвалась Азиза.
– Но…
– Я не экспонат. Нечего демонстрировать. И вообще… немцы убили половину моих родственников.
– Так это же другие немцы, – возразил Рустам. – Эти же не воевали.
Азиза отходит от Рустама, оставляя его в некотором недоумении.
Секретарша сидела на месте и занималась своими обычными делами: отвечала на телефонные звонки, печатала на машинке. Увидев вошедшую Азизу, она поздоровалась без тени смущения. Азиза ответила. У обеих был вид, будто ничего не случилось.
– Возьмите, пожалуйста, билет на самолет и командировочные, – предложила секретарша и подвинула Азизе ведомость.
Азиза расписалась.
Секретарша передала пакет с деньгами.
– Еще восемьдесят четыре копейки, – сказала она и стала отсчитывать мелочь.
Азиза ждала, серебра не было, одни медяки, и это продолжалось невыносимо долго.
…Азиза протянула секретарше конфетку. Та благодарно улыбнулась и стала разворачивать. Развернув окончательно, положила в рот и упала на стол замертво.
В этот момент раскрылась дверь, и вошел директор института с немецкой делегацией.
Секретарша лежала на столе без признаков жизни.
– Что это? – поразился директор.
– Не знаю. Когда я вошла, так было… – сказала Азиза.
– Неправда, – возразил директор. – Было по-другому. Это вы ее убили. За что?
Переводчик перевел текст немцам. Немцы сдержанно улыбнулись.
– Это моя соперница, – ответила Азиза.
Переводчик перевел.
– Если женщины начнут убивать своих соперниц, вы потеряете народа больше, чем во Вторую мировую войну. Вам придется истребить всех женщин от восемнадцати до сорока, – сказал руководитель немецкой делегации.
Переводчик перевел.
– Почему до сорока? До пятидесяти пяти, – возразила пожилая немка.
Директор института с укором посмотрел на Азизу и сказал:
– Вы меня подвели. Что теперь о нас подумают? Я от вас этого не ожидал.
…На пол упала и громко звякнула монета.
– Извините, я подниму, – предупредительно сказала секретарша.
– Спасибо… – Азиза достала носовой платок, вытерла лоб.
– Вам плохо? – с искренним сочувствием спросила секретарша.
– Нет. Мне хорошо.
Собака Бой лежала, склонив голову на лапы. Ей было грустно.
Азиза сидела в своем кабинете и смотрела перед собой. Из крана монотонно капала вода, будто отсчитывала бесполезные секунды и отбрасывала их в вечность.
Азиза поднялась, закрутила кран покрепче и снова села, глядя в одну точку.
Бой приподнял морду и тихо провыл, жалуясь.
В лабораторию вошел Мансуров. Ученик Азизы.
Собака Бой подняла с лап голову и приветливо махнула хвостом.
Азиза сидела и смотрела перед собой.
– Здравствуйте… – поздоровался Мансуров.
Азиза подняла на него глаза.
– Мне надо с вами поговорить.
– Говорите.
– Я не знаю, с чего начать. Это очень серьезно для меня.
– Вы что, хотите сделать мне предложение? – спросила Азиза.
– Какое предложение? – удивился Мансуров.
– Руки и сердца. Какие бывают предложения…
– Да нет… Замуж – это ерунда. У меня дела посерьезнее.
– Как ерунда? – поразилась Азиза.
– Жену необязательно всем показывать. А работу видят все. Я переменил шесть профессий. Я даже на Тихом океане плавал. На сейнере. Рыбу ловил. Гидрологом работал на Севере. Я могу делать любую работу. Но я хочу найти свое единственное дело. Что такое мужчина? Это его дело. Разве не так?
– Ну, предположим. Говорите прямее. Не так издалека.
– Может, мне уйти из науки?
– Но вы уже написали диссертацию, – удивилась Азиза.
– Она бездарна.
– Кто сказал?
– Шамшаров.
– Он так и сказал?
– По форме иначе, но по существу так.
– А зачем вы верите? У вас должно быть свое мнение на свой счет.
– У меня его нет. Я про себя ничего не понимаю.
– Я давно заметила, что талантливые люди про себя ничего не понимают. А бездарности, как правило, о себе очень хорошего мнения.
– Шамшаров сказал, что сейчас все стараются написать диссертацию. Палкой кинешь – в кандидата попадешь.
– Хорошо. Я поговорю с Шамшаровым.
– Может быть, не надо? – испугался Мансуров.
Институтский буфет. Шамшаров сидел за столиком и ел. Перед ним на тарелках лежали только зелень и овощи.
– Можно с тобой сесть? – спросила Азиза, подходя.
Шамшаров стал раздвигать свои тарелки.
– Ты, как швед, – заметила Азиза.
– Почему?
– Вегетарианец.
Шамшаров не ответил. Жевал свою зелень.
Наступила пауза.
– Ты почему такой зануда? – спросила Азиза. – Ты же не старый. Не больной. Полноценный мужик.
– Чем хочу, тем и питаюсь. Не твое дело.
– Я не про питание.
– А про что? – Шамшаров поднял глаза.
– Почему ты не помогаешь молодым? Затираешь наиболее способных. Действуешь по принципу: «дави котят, пока слепые».
– Трава пробивается и сквозь асфальт. Если настоящее – пробьется.
– А вдруг не пробьется? Вдруг наступят ногой? Ты же знаешь, как важно своевременно протянуть руку помощи!
– Не знаю. Мне никто никогда не помогал.
– Неправда. Вспомни пятый курс. Я тогда сидела день и ночь с твоим дипломом. А все думали, что это ты пишешь за меня.
– Да. Ты была такая красивая, что трудно было представить, что ты еще и умная.
Шамшаров окунулся в воспоминания, и его лицо стало отрешенным, как будто он увидел молодую Азизу.
– Я тебе тогда помогла, – настойчиво проговорила Азиза. – А теперь твоя очередь помочь.
– Тебе?
– Нет. Не мне. Другим. По цепочке.
– Да. Ты мне очень помогла, когда вышла замуж за другого. И даже не сказала. Я случайно узнал.
– Как-то очень стремительно все получилось, – извинилась Азиза. – Он сделал мне предложение через два часа после знакомства.
– Я любил тебя с пятого класса по пятый курс. Десять лет. А он – два часа.
– Не будем об этом. Столько воды утекло. За нами уже новое поколение выросло.
– Но это ответ на твой вопрос: почему я стал зануда? Я страдал! И страдаю! Прошлое имеет очень большую власть над людьми.
– Страдания облагораживают человека, – заметила Азиза.
– Ерунда! Счастье – вот университеты. А страдания – это засуха. Из страданий ничего путного не взрастает.
– Но при чем тут Мансуров? Почему он должен отвечать за твои неудачи?
– Потому что не только добро по цепочке. Но и зло по цепочке. Ты бросила камень, и двадцать лет идут круги по воде.
– Можешь успокоиться. В меня тоже бросили камень. Тимур ушел от меня. И тоже ничего не сказал. Я узнала от посторонних.
Шамшаров оторопел.
– Что смотришь? Ты должен быть доволен. Сработал принцип бумеранга.
– Когда?
– Вчера.
– Это правда? Это не сплетня?
– Это правда.