– А ты не рад? – хмыкнул парнишка.
– Кончай трепаться, – ответил вожак. – Ксюх, поди поближе – дело есть.
Девушка нахмурилась и сжала ладошку сестры. То ли услышала разговор с Хлыстом, то ли бабьей чуйкой засекла подвох, то ли голос Германа выдал его с головой, но выглядела подруга так, будто к виску приставили ствол. Грид уже собрался пересказать задуманное, как вдруг со стороны блокпоста донеслись треск и шипение. Спутники, как по команде, пригнулись, но шуховцам было не до них – охранники прильнули к рации, после чего схватили автоматы и скрылись в ночи.
Главарь до звона в ушах напряг слух, но с такого расстояния и с такими помехами разобрал только два слова: псы и срочно. Обрывков вполне хватило, чтобы вникнуть в суть – напали чудовища, требуется подкрепление. Ничего удивительного – их берег застроен плотно: хрущевки, торговые центры и склады стоят на каждом шагу. Но противоположный – это широченная полоса полей, холмов и посадок, украшенная поблекшими гроздьями деревень и одиноко стоящими домишками, меж которых протянулась дорога в две полосы. И такая картина – аж до самого Технолога, и врагам еще сильно повезло, что на них напали всего лишь собаки.
– Что делаем? – прошипел Хлыст.
– Я бы обождал, – сказал Булка.
Сложись все иначе, Герман согласился бы с увальнем – они понятия не имели, куда вызвали бойцов и надолго ли. Но Кроту нужны были не отговорки и оправдания, а хабар, и упустить такой подгон судьбы равносильно самоубийству.
– За мной, – шепнул вожак и быстрым шагом направился к цели, держа ствол в опущенной руке.
Чем ближе подбиралась шайка, тем чаще натыкалась на следы недавней схватки. Гильзы то и дело скрипели под ногами, а бурые пятна в лунном свете напоминали лужи после проливного дождя. В воздухе все еще стоял густой смрад крови, гнили и дерьма – знакомый с детства запах смерти пропитал асфальт и вряд ли выветрится даже годы спустя. Герман старался не смотреть под ноги, чтобы не будоражить и без того разыгравшееся со страху воображение, во всей красе рисовавшее последний бой крохотного отряда против несметной своры. Добавить звуки – рев, взрывы, крики – и образы перепуганных пацанов, зажатых в мохнатом зловонном водовороте, призрачными слепками вспыхнут в ночи. Воссоздать, представить стычку по силам любому, но никто не сможет понять и толики чувств людей, заглянувших в глаза смерти. Никто, кроме тех, кого озарило их желтое сияние.
Успели ли бедняги осознать, что обречены, или до последнего надеялись на удачу, божий промысел или силу оружия? Что кричали в рации, прося подкрепления? Думали ли о родных и близких, или позабыли обо всем в горячке драки?
Мысли об этом мешали сосредоточиться, но как Грид ни гнал их, так и не сумел выдворить из головы. Даже коснувшись шершавой крышки ящика, он думал не о добыче, а о сгустившейся тьме, с которой из последних сил боролся голодный костерок.
Раздался щелчок, и в остатки укрепления ударил слепящий столб света. Со всех сторон из мрака выступили бойцы в сером камуфляже с желтыми львами на предплечьях. Размалеванные сажей лица, кошачья поступь и снаряга, достойная самых безбашенных и удачливых заводских главарей – в каждом движении, жесте, взгляде читались опыт и сила, против которых стайке уличных щенков выставить было попросту нечего.
Мелочь заверещала не своим голосом, Ксюха обхватила ее за плечи и зажала рот ладонью. Хлыст попытался рвануть к кустам, но вспухший под ногой асфальтовый фонтанчик быстрее всяких слов вернул мальца на исходную. Булка первым оценил всю тяжесть ситуации и без приказов и угроз поднял руки, и только Герман не спешил сдаваться. Заслонившись предплечьем от луча прожектора, он сосчитал противников – пятеро, каждому по маслине, еще и на добавку останется. Его, понятное дело, тут же нашпигуют свинцом, но подельники, если очень повезет, сбегут, но далеко ли? Облаву устроили серьезную, как будто ждали. Ждали… Ну, конечно. Развели, как ребенка – конфетой.
– Бросить оружие! – рявкнул бородатый амбал с дробовиком. – Лечь на землю!
Шайка подчинилась сразу, лишь вожак выждал пару секунд, чтобы не выглядеть совсем уж валенком, но когда в тебя целят пять стволов, особо не погеройствуешь. «Макаров» улетел в траву, и в тот же миг шуховцы накинулись стаей саранчи, опрокинули всех, включая Мелочь, на асфальт, стянули запястья проволокой и надели на головы мешки. Никто и не думал сопротивляться, но Хлысту и Булке врезали по почкам, а Герману саданули прикладом промеж лопаток, после чего потащили к стоящему за мостом фургону. И, как пелось в известной песне, с размаху бросили на холодный пол, но и этого ублюдкам показалось мало – бойцы придавили пленников коленями и уткнули дула им в затылки, словно замели не перепуганных подростков, а банду отмороженных крейдеров. Впрочем, они никогда не делили соседей на своих и левых – все, жившие на районе, были для шуховцев сборищем конченых подонков, недостойных и быстрой смерти.
– Это Майор, прием.
– Слышу вас, – ответил спокойный, вкрадчивый голос, явно принадлежащий кабинетной крысе.
– Все чисто, груз взяли.
– Понял. Лаборатория готова. Конец связи.
Все произошло столь быстро, что Герман и прикинуть не успел, на кой эта бодяга с ловлей на хабар. Но когда из динамика донеслось слово «лаборатория», тогда-то ему и стало по-настоящему страшно.
Глава 3. Испытание смертью
Предаваясь воспоминаниям о старом мире, бывалые с Завода рассказывали, как их с той же лаской гоняли по этапу. Те же мешки, скованные руки, только шуховские вертухаи потчевали не дубинками, а кулаками и прикладами. И ладно парней – тем не привыкать, но били и девчонок, стоило им споткнуться или сбиться с шага. Не щадили даже Мелочь, хотя у бедолаги от страха онемели ноги, а тут уж лупи не лупи – быстрее не пойдет.
– Не трогайте ее, суки! – рявкнул Герман и дернул плечами, вызывая огонь на себя.
Задумка удалась – мелкая перестала визжать, а удары и тычки посыпались на спину вожака. Пинали так, словно пытались втоптать в пол, и лишь чей-то окрик уберег кости и печень с почками.
– Хватит!
Миг спустя в шею впилась игла, и Грид почувствовал себя как после литра самогона натощак – мышцы обмякли, боль утихла, но мысли оставались ясными и трезвыми. Едва шевелящихся пленников волоком затащили в ярко освещенное помещение, отделанное кафельной плиткой.
– Раздевайтесь, – велел тот же голос.
Жгуты сняли, и Герман наконец избавился от треклятого мешка. Взору открылась просторная комната без окон и мебели. В углах – ребристые батареи, под ними свернутые спальники – вот и все удобства. У двери стояли бородатый амбал с выбритым по бокам черепом и тощий, морщинистый мужик в очках и белом халате – Йозеф, чтоб его, Менгеле. В далеком детстве парень услышал от жившего по соседству старика фразу: «Город воинской славы», но о подробностях расспросить не успел. Но, как оказалось, мама отлично знала историю и поведала во всей красе не только об этой почетной награде, но и обо всех предшествовавших событиях.
– Раздевайтесь, – повторил очкарик, и в этот раз его дружок подкрепил просьбу щелчком затвора.
Грид попытался встать, но не смог – ноги не слушались, а задница и вовсе приросла к полу. Пришлось стаскивать джинсы сидя, и это еще ничего – Булку накачали так, что он едва шевелился, бессвязно бормотал и пускал слюни.
Парням выдали просторные штаны и футболки – чистые, выглаженные, такие же белоснежные, как и халат доктора.
– Меня зовут Марк Фельде, – представился врач.
Герман ухмыльнулся – немецкая фамилия его ничуть не удивила.
– Прошу прощения за грубый прием, но по своей воле вы бы вряд ли с нами пошли.
– Где девчонки? – холодно спросил главарь.
– В соседней ка… комнате. За ними присматривают медсестры. Не волнуйтесь, мы не звери.
– Да мы уже поняли. Что за дрянь нам ширнули?
– Успокоительное. – Марк поправил соскользнувшие с переносицы очки. – Понимаю, у вас уйма вопросов, но всему свое время. Скоро я побеседую с каждым отдельно, а пока отдыхайте. Семен…
Бородач снял рюкзак и швырнул под ноги ребятам три пачки армейского сухпая, да с таким выражением лошадиной морды, будто перед ним в дерьме барахтались свиньи, сожравшие на завтрак его родную дочь.
– Отдыхайте.
Дверь захлопнулась, заскрежетал замок. С огромным трудом Герман дополз до спальника и закрыл слезящиеся глаза. И хоть ширка не давила на мозги, мысли и без нее путались и бились о череп в тщетной попытке выстроиться в сколь-нибудь ровный ряд.
– Сходили, блин, за хабаром, – простонал Хлыст. – Теперь сами – хабар.
– Не нуди… Булка, что думаешь?
– Думаю, нас порежут на органы. Небось бугор захворал, вот и приспичило потроха искать. Своих резать западло, а нас… кто нас считает, вообще? Тремя больше, тремя меньше. Для местных мы – не люди.
– Да кончай ныть. В любом море есть островок, в любом лесу – опушка.
Увалень фыркнул.
– Оптимист ты, Гера. Хотя тебя первым почикают как самого здорового.
– Да шершавым им по губам, а не моя требуха. Отвечаю – прорвемся.
– Знал бы – дома бы остался, – вздохнул лохмач. – Герой, блин, сраный. Брат за брата, своих не кидают… – Он всхлипнул и стиснул зубы.
– Ромка… – процедил вожак. – Я лишнего базарил когда? На вопрос ответь.
– Нет.
– Я за метлой следил?
– Следил.
– Пацанов подставлял?
– Нет.
– Вот и сейчас заднюю не дам, поняли? Я вас втянул – я и вытяну. И хватит ныть, соплями горе не разрулишь. Вот скажи, Тох, как самый умный – нас прямо сейчас чикать станут?
– Не. – Соратник мотнул головой. – Сперва проверят, не заразные ли, кровь возьмут и все такое. А то у Хлыста сто пудов печень от сивухи в труху и легкие, как дно у печки – кто ж такие бугру пересадит?
– Да пошел ты… – огрызнулись из угла.
– Ну, вот. Значит, время еще есть, – подбодрил Грид. – А теперь взяли хавку – и жрите от пуза. Я-то не айболит, но чует сердце, здесь та же тема, что и с бухлом – чем больше закусываешь, тем меньше штырит. Не хотите ползать, как улитки – набивайте брюхо.