Размышления прервал всплеск и громкий вдох. Отшельница вынырнула на середине русла, перевернулась на спину и погребла к суше, словно плыла не в кишащем смертью омуте, а в бассейне. Протерев веки и малость отойдя от увиденного, Грид заметил на тонкой талии ремешок с ножнами – девушка знала об угрозе и загодя подстраховалась. И коль уж Ярослав добывал раков, то и дочь научил искать бреши в толстенных панцирях. Но чистой победы, увы, не случилось – на бедре виднелась глубокая царапина, оставляя за собой алый шлейф на поверхности.
Забыв о том, что в воду лучше не соваться – особенно ему – пленник рванул навстречу спутнице, но не рассчитал силы, и спасать пришлось уже его. Вдвоем они добрались до пляжа и пластом рухнули на мокрый песок, глотая ставший таким сладким воздух.
– Вот видишь. – Трясущиеся пальцы коснулись костяшек – плоских и мозолистых. – А говорил: плохо то, плохо это. А в твоем Вавилоне даже плавать не умеют.
– А нам и не надо, – буркнул напарник. – Лежи, я принесу одежду.
– Зачем? – Девушка вытянулась во весь рост и захромала к плащу. – И сама могу.
– Можешь, понятное дело… просто…
– Что? – Она достала из поясной сумки самотканый бинт, поджала ногу и принялась за рану, а Герман потел, мерз, потел и мерз одновременно и не знал, куда деть глаза.
С одной стороны, пялиться вроде как неприлично, но с другой, если возражающих нет, то почему бы и не полюбоваться? Но с третьей, на кой кипятить кровь и пускать ее в бесполезные в сложившихся обстоятельствах органы, если купание голышом все равно не получит закономерного развития. Поэтому, взвесив все за и против, парень предпочел следить за рекой.
В лагерь вернулись измотанными, побитыми и голодными, но, позабыв о еде и отдыхе, первым делом выловили Фельде и учинили допрос.
– БелГУ? – Судя по вскинутым бровям и настороженному голосу, Марк в самом деле знал о нем. – Это университет в центре города. А что?
Спутники переглянулись – есть зацепка! Не зря одна ковырялась в кишках, а второй наслаждался ароматами.
– Там кто-нибудь живет? – спросил пленник, превозмогая нервный озноб.
– Увы, нет. – Доктор поправил очки. – Здание новое, убежищ нет. Все погибли, а те, кто спрятался в других местах, присоединились к Технологу. И все же – почему интересуетесь?
– Там логово Вожака! Просто скажи, как туда добраться, и я вернусь с башкой этой мрази.
– Успокойся, пожалуйста, – как можно мягче произнес врач. – Ты еще не готов.
– Не готов?! – От возмущения Герман дал петуха. – Серьезно? После всего, чего я достиг?
– Понимаю, к чему ты клонишь. Но любой результат надо подтвердить не раз и не два. Лишь тогда узнаешь точно, что победа – не случайность или удача.
– Да как так?! – бушевал Грид, отмечая про себя, что зверь сидел в конуре, а все эмоции шли от него самого – от чистого, так сказать, сердца. – Ты и представить не можешь, через что мне пришлось пройти. И когда я у финишной черты, мне говорят вот это? Не готов?
– Похоже, тебя не переубедить…
– Нет! Я всего добился сам. Сам же и найду БелГУ. И даже не думай мешать. Ты не представляешь, на что я теперь способен.
Врач потер лоб и выдохнул.
– Давай не будем накалять обстановку. Все и так на взводе. Темнеет, путь неблизкий, а ты еле стоишь на ногах. Не лучший момент для решающей схватки. Поешь, выспись, а утром покажу дорогу. Уговор?
– Не совсем. Я дам слово, что не сбегу до рассвета. Но ты скажешь, как найти его прямо сейчас. Вера за веру. Уговор?
– Равноценный обмен. – Фельде хмыкнул. – От моста, где охотился на утку, идешь вдоль реки в сторону города, пока не увидишь огромную белую постройку с золотым куполом. Перед ней – часовня, позади еще один мост – поменьше, а вокруг сквер с фонтаном – не пропустишь. Там много зданий – целый комплекс, но, думаю, на месте разберешься.
– Если соврал… – Герман выдержал многозначительную паузу, буравя собеседника хмурым взглядом.
Угроза доктора ничуть не испугала, наоборот – он улыбнулся и положил ладонь парню на плечо.
– Будь ты повнимательнее, заметил бы, что я тебе никогда не врал. И не собираюсь. Злата – загляни ко мне перед сном, обработаю рану.
– Хорошо, дядя Марк!
– Ну, а теперь давайте наконец сядем за стол, и вы поведаете о сегодняшних приключениях.
Проглотив пяток увесистых ломтей мяса и выдув полный чайник отвара, парень отправился на боковую, но забыться долгожданным сном получилось не сразу. В дверь постучали, послышался вкрадчивый голос доктора:
– Можно?
– Как будто ты уйдешь, если я скажу «нет».
Тот с осторожностью опытного хирурга толкнул дверь, но ржавый бронелист заскрипел на весь коридор.
– Если надумал снова капать на мозги – не трать время.
– И не собираюсь, мы же обо всем договорились. Просто пора колоть антидот.
В полумраке блеснула игла с капелькой прозрачной жижи на острие.
– Завтра, – проворчал Грид.
– То есть? Ты же ослабнешь и не отдохнешь, как следует.
– Я не знаю, что у тебя в шприце. Может, лекарство, а может, этот, как его… успокоительный. Без обид, док, но как-нибудь потерплю.
– Да уж… Думал, ты лучшего мнения обо мне. Что ж, хозяин – барин. Станет хуже – буди, не стесняйся.
– Обязательно…
– Спокойной ночи, Герман. И… удачи. Помни – если не справишься, придется все начинать сначала. Все, понимаешь? И я бы не хотел, чтобы ты погиб по глупости, ведь тогда получится, что и твои друзья отдали жизни зазря. После смерти Вожака нас ждут новые – мирные – времена. Надеюсь, ты их застанешь. Ради этого стоит бороться.
– Я справлюсь. – Твердость в голосе не оставляла сомнений в решении парня. – Раньше сядем – раньше выйдем.
Фельде кивнул:
– Держу пальцы.
Но, хотя пленник врубил браваду на полную, тревожные мысли и волнение в любой момент грозили вылиться в страх. Пока что парня распирало полузабытое детское чувство томительного, почти болезненного ожидания, когда поутру должно произойти крайне важное событие – например, именины или возвращение отца.
Нюхач никогда не пропускал дни рождения сына, даже выполняя очередное поручение Капитана или просто собирая хабар. Он всегда приносил такие игрушки, о которых соседская детвора не то, что не мечтала – не догадывалась. Столько лет прошло, а Герман как сейчас помнил пять последних подарков. Коробка цветных мелков, коими трехлетний Пикассо разрисовал все стены в доме – и внутри, и снаружи. Книжка с картинками, повествующая о приключениях странных созданий в серой кепке и зеленой шляпе. Малыш еще не умел читать, но днями напролет листал пожелтевшие, крошащиеся страницы. Барабан и свисток на радость всей улице. Большущий зеленый самосвал – крутишь ручку между колесами, и кузов поднимается – запредельно крутая штуковина для пацана с Крейды. И наконец – настоящий армейский бинокль, впоследствии выменянный на мешок крупы, ведь на следующий праздник Родион не пришел.
В ночь перед роковым днем пострел так же не мог сомкнуть глаз, ворочаясь с боку на бок целую вечность. Теперь же Грид не смел и надеяться на скорое забытье, особенно когда начал действовать яд. В первый раз за всю жизнь парень осознал, что шанс погибнуть заметно перевешивает возможный успех. Его одолевало не привычное для жителя опасного района волнение из-за драки, нападения тварей или условного кирпича на голову. Герман знал место и время своей смерти, а это уже совсем иные ощущения.
Нечто подобное испытывают приговоренные в ночь перед казнью, но им все же чуть полегче ждать исполнения приговора: петля или пуля – и конец. А вот какой способ выберет Вожак – загадка, дергающая и без того перетянутые нервы.
Дверь скрипнула, тихое шлепанье босых ног сменилось едва слышным шуршанием шкур. Кто-то кошкой прополз под одеялом, свернулся калачиком у бока и положил голову на плечо. Грид засек девушку задолго до того, как раздался скрип двери, в противном случае свернул бы незваному ночному гостю шею – в этом мире мало кто оценит, что всякие мутные типы без спроса шныряют по кровати.
– Не спится? – Теплое, пряное от трав дыхание обожгло подбородок.
– Нет. Но если думаешь, что теперь засну, то сильно ошибаешься.
Злата улыбнулась.
– Сама как на иголках.
– Почему?
– Страшно. – Охотница обняла его и ткнулась лбом в саднящую щеку. – За тебя боюсь.
И все-таки Фельде солгал, сказав, что боль души лечит только время. На самом деле есть еще одно верное средство, бальзамом заполняющее любые раны, а вслед за ними – и пустоту отчаянной безысходности.
Когда Герман проснулся, подруга уже ушла. Хотелось поваляться в постели, еще хранящей тепло и запах ее тела, но на свидание со смертью опаздывать не принято. Он выбрался из-под шкур, с хрустом потянулся и толкнул дверь.
Заперто.
Первая мысль была – заело замок, ведь пленник явно не так обессилел, что и на миллиметр не смог сдвинуть преграду. Но, как ни налегал на ручку, морщась и скрипя зубами, дверь и не шелохнулась. На всякий случай потянул на себя, думая, что спросонья забыл, в какую сторону надо открывать, но результат был тот же.
– Эй! – в звенящем голосе нарастала паника. – Откройте!
Крики и удары по броне ни к чему не привели. Прими он вчера лекарство – может, и сорвал бы петли часика эдак за два, но в нынешнем состоянии об этом не стоило и мечтать. Вот же Йозеф, вот же хитрая сволочь! Все-таки сумел добиться своего и обвести вокруг пальца, как последнего лоха.
– Сука. Сука! Сука!!! – Грохот ударов волнами прокатился по коридору, сбивая остатки краски со стен.
Парой недель ранее он бы так и стучал, пока не рухнул бы от усталости, но теперь зверь послушно следовал рядом и не смел тянуть поводок. Холодная голова и ясный рассудок – вот лучшие помощники в любой беде, а грубая сила пригодится позже, когда Герман выберется из подземелья. Ох, как пригодится…
Парень вздохнул, сдувая прохладным воздухом последние язычки ярости, и огляделся. Во всех кельях капонира под потолком блестели гофрированные трубы, соединенные в систему вентиляции. Нет, в нее не пролез бы и ребенок, поэтому самый избитый вариант побега пришлось отринуть. Но пара дыр в ребристой жести позволила слышать все, о чем говорили не только в бункере, но и снаружи. К счастью, яд подавлял сверхчуткий слух в последнюю очередь. Пленник, подтянувшись, прислонил ухо к отверстию и сквозь гул сквозняка уловил знакомую речь: