— Где?
Я начислил себе очко за то, что она начала задавать вопросы, перестав изображать скорбь и загадочность.
— В ДК было торжество по поводу вручения дипломов победителям конкурса на звание «лучший». Произошла цепь каких-то мистических совпадений. Я дал Лильке мобильник, чтобы она позвонила мужу. Лилька передала телефон физруку из десятой гимназии. Физрук вышел на крыльцо, чтобы позвонить жене. Зачем он вышел на мороз — непонятно. Я решил уйти пораньше, попросил Лильку отдать телефон и мы пошли искать физрука. Мы нашли его у крыльца мертвым. Его убили. Так же как и Грибанова — в спину. Лилька взашей выпихала меня оттуда, заявив, что сама вызовет милицию. Я уехал.
— Слава богу, что он не из вашей школы. Надеюсь, свой новый «ствол» ты не таскаешь с собой?
Я не стал отвечать. Хлебом ее не корми, дай выставить меня идиотом. Я уселся напротив и сказал:
— У физрука были светлые волосы, он был высок, широк в плечах, он был молод и, в принципе, очень хорош собой…
— Считаешь, что орудует маньяк? Мочит школьных красавчиков? — оживилась она.
— Я ничего не считаю. Я просто перечисляю факты. Для маньяка в первом эпизоде слишком много загадок и сложностей.
— Да и во втором немало. Скажи, кто знал, что физрук выйдет позвонить на улицу? Кто рискнет караулить жертву на таком многолюдном мероприятии?
Я взял со стола пачку сигарет и покрутил в руках. Я почувствовал такое сильное желание закурить, что перехватило дыхание. Я схватил зажигалку. Кажется, Элка в уме уже начислила себе баллы, но я решил ее обломить и отшвырнул наборчик на столик у раковины.
— Не надо так много курить, — сказал я. — Все-таки это чужая квартира.
— А мне показалось, что ты и сам не прочь, — усмехнулась Беда.
— Когда кажется…
— Выпить надо, — закончила она. Я почему-то послушно достал из холодильника коньяк и плеснул его в пустые фужеры, которые Ильич никогда не убирал со стола.
Мы выпили, не чокаясь, словно это было нашей милой привычкой — хлебать коньячок вместо чая.
— Город потрясли наши подвиги, — сказала Беда, через стекло рассматривая темную полоску коньяка на дне. Она ловила жидкостью свет люстры и баловалась, болтая электрический зайчик в фужере.
— Да? Ты смотрела местные новости?
— Я смотрела центральные новости. У Ильича клевый ящик — стогерцовый, с диагональю двадцать девять дюймов. Мечта, а не ящик.
— Выкладывай!
— Криминал по центральным каналам был забойный. В некоем городе Сибирске объявилась банда Фантомаса. Предводитель ходит в страшной, зеленой маске. Банда угоняет ритуальные машины и чинит самосуд над наркоторговцами. Ночью произошло нападение на наркоточку — квартиру на Плановой. Квартира обстреляна, жильцы в ужасе, пишут письмо президенту. Через час происходит побоище на юго-западном жилмассиве.
— Побоище?
— Да. Семь человек избиты, связаны, усажены в катафалк и подброшены к районному отделению милиции. Но главный кадр дня — гроб с оружием! В мешке — наркоты на три миллиона рублей. Цыгане перепуганы, и рады, что оказались в милиции. Все дали признательные показания по факту торговли наркотиками и оружием.
Установлен владелец ритуальной машины, но у него алиби: всю ночь он играл в преферанс с друзьями и проиграл даже гроб. Когда друзья спустились за призом, автобуса на месте не оказалось.
Я заржал.
— Но это не все. — Беда одним глотком осушила бокал, безжалостно проглотив веселого зайчика. — Это не все. В аэропорту того же города Сибирска, этой же ночью, но раньше, произошла грандиозная драка, в которой пострадали два парня-студента. Их избил какой-то громила, внешность которого парни описать не смогли.
— Не смогли?
— Парни в больнице с черепно-мозговыми. Врачи говорят, будут жить, но вряд ли чего-нибудь вспомнят в ближайшее время.
— Про кейс?..
— Ни слова.
— Зато в этом же городе Сибирске, некто маленького роста блондин учинил разборки с бывшим местным авторитетом Алексеем Гоном, проживавшем в элитном доме на окраине. Гон давно обзавелся легальным бизнесом, но разборки, скорее всего, связаны с его криминальным прошлым. В результате Гон получил перелом основания черепа, а у его секретаря Чена сломаны шейные позвонки. Оба в бессознательном состоянии и прогнозы врачей неопределенны.
— Их уложил маленького роста блондин?
— Так описала нападавшего жена Гона — молоденькая девушка. Она же сказала, что преступник ушел через окно. Охранник тоже подтвердил, что убийца невысокий, худой блондин.
— Про кейс?
— Ни слова.
— Надо же так насолить жене, что та отмазывает убийцу собственного мужа!
— Парень с вахты, похоже, тоже не прочь ей поспособствовать.
— Думаешь? — Меня удивил ход ее мыслей.
— А что еще думать? — Она замолчала, и я опять плеснул ей коньяк. Мне понравилось, как она ловит зайчика, как глотает его, а он не сдается до последней капли.
— Про кейс?
— Ни слова.
Я встал и прошел в комнату. По легкому разгрому, который царил в квартире, я понял, что кейс она искала и не сочла нужным скрывать это.
— Что будем дальше делать? — Элка подошла сзади и, словно собака, положила подбородок мне на плечо.
— На твой счет должны упасть деньги от Сазона. Дамы из твоей редакции сдохнут от зависти, если ты проведешь Новый год в Испании.
— Не сдохнут, — проскулила она и прижалась всем телом к моей спине. — Самый лучший Новый год в Сибири. Тут снег и елки первозданной красоты.
Я вдруг подумал: верная гарантия, что она не высунет нос из этой квартиры — это ее уверенность, что кейс спрятан где-то здесь.
— Что мы будем дальше делать?
— Через неделю начнутся каникулы. Может, и мне, наконец, ознакомиться с планировкой своего дома в Марбелье?
Она отлепилась от моей спины, зашла спереди, и влепила мне в лоб:
— Ты хочешь удрать?
— Не забывай, у нас еще один труп.
— У нас?
— Я не понимаю, что происходит! Я не знаю, что будет дальше! Я не могу повлиять на события! Я боюсь, что Лильку уличат во лжи, что кто-нибудь видел, как я таскал на себе физрука… В конце концов, я боюсь охоты на кейс и понятия не имею, что с ним делать.
— Ты его спрятал? — сладко спросила Беда.
— Он в надежном месте.
Она поскучнела, ушла на кухню и, кажется, налила еще коньяка.
— Что-то давненько нас не трясло, — сказала она, вернувшись.
Зачем она это сказала? Может, потому что ее саму колотил озноб?
— Алтайские боги перестали сердиться, — дал я популярный в народе ответ. Никогда не видел, чтобы Элку трясло. Я решил прекратить это дело, схватил ее в охапку и сжал, чтобы она не вибрировала. Беда замерла, и от моего дыхания у нее запотели очки.
— Не дыши, — попросила она.
— А ты не трясись.
— Это от страсти.
Зря она так сказала, потому что я понял это буквально. Диванчик у Ильича оказался совсем хлипкий: модный, узкий, на тонких металлических ножках. Зато покрывало было просто роскошное. Мы прогнали с него Рона, стащили на пол, и устроили такое, что соседи энергично забили по стояку.
— Перед смертью не надышишься, — сказала Элка, отлепив от меня, наконец, свое длинное тело. — Ну, говори, где ты спрятал кейс?
— Я так и знал.
— Что?
— Что просто так ты не…
Она вцепилась в меня губами, и нам стало плевать на соседей. Рон заскулил на диване, требуя назад свое покрывало.
На следующий день в школе было затишье. Занятия шли только в младших классах. Официально траур никто не объявлял, но так уж получилось, что почти все ученики и учителя поехали провожать в последний путь лучшего ученика нашей школы.
Полдня я потратил на разъезды по городу, посещая «разборы» в поисках оптики на свою «селедку». Деньги на фары я без зазрения совести взял из сейфа Ильича — так называемые «спонсорские». В конце концов, «аудюха» давно стала частью школьного инвентаря и не грех починить ее за счет родительских пожертвований. Я нашел «аудюхе» родные фары и задние фонари, купил краску нужного цвета, шпаклевку, и отвез все Саньке Панасюку в гараж. Я даже поболтал с ним двадцать минут о том, о сем — о жизни, о машинах, и это был тот редкий случай, когда я не пытался промыть ему мозги.
В школу я вернулся с надеждой, что Лилька сегодня все же придет и расскажет мне, чем завершился вчера вызов милиции в Дом культуры. Я бесцельно шатался по пустым коридорам, когда вдруг натолкнулся на Дору Гордеевну. Она внезапно возникла передо мной необъятной горой, вывалившись из женского туалета. От неожиданности мы отшатнулись друг от друга и это инстинктивное, не прикрытое светским лицемерием движение выдало наше истинное отношение друг к другу. Я не стал изображать радость при виде многокилограммового завуча, я даже не стал с ней здороваться. Я засвистел веселый мотивчик и пошел по коридору вразвалку.
— Глеб Сергеевич! — от неожиданности, что она вспомнила мое правильное имя, я остановился, как вкопанный. Голову даю на отсечение — она решила доставить мне пару неприятных минут.
— Да, Дора Гордеевна, — светски отозвался я. Всегда боюсь обозвать ее так, как кличут детки — Гангреной Ивановной.
— Вы вчера так поспешно ушли…
— Я торопился.
— А знаете, что произошло в конце торжества?
— Что?!
— Очередное убийство!
— Господи!!! — Я схватился за сердце. Она усмехнулась кривенько маленьким ртом, который тонул в щеках и подбородках и не мог полноценно выполнять свои мимические функции. Зря я схватился за сердце, это был явный перебор.
— Разве вы не знали? Вы же ушли раньше и наверняка видели труп Василия Ивановича, физрука из десятой гимназии! Он был убит выстрелом в спину, точно так же как и Грибанов.
— Физрука? Что вы, Гангрена Ивановна! Я припарковал машину с торца, вы же знаете, у меня сейчас не очень целая машина, я ее прячу… Я вышел из здания и пошел не прямо, а вправо, там тоже ступеньки. Я никого не видел! Лилька меня проводила и осталась курить на крыльце.