– У нас были очень короткие отношения. Алик – не герой моего романа.
– Да черт с твоим героем, – разозлился Алексей.
Ерунда какая-то! Вся съемочная группа с неудовольствием наблюдала за их отношениями. Вернее, за тем, как Анастасия бегала за этим подонком. Что только в этом Цареве женщины находили? Ему, Алексею, не понять. А вот про подлость оператора он знал наверняка. Может, хороший оператор, способный строго выверить композицию кадра, и не обязан быть порядочным человеком, но Погудину было противно. А телефон?! Хотя Настя права: Алик мог с помощью телефона копить компромат на коллег.
– У нас с Царевым давно все в прошлом, – вела свою игру Настя.
– Понятно, раз он убит! – с издевкой сказал Погудин. – Не ты его убила? Месть за муку разбитого сердца? Или «не доставайся же ты никому»? Как-то так?
– Я? Как ты можешь! Идиотские шутки! Расстались мы давно и по моей инициативе. И про телефон я тебе правду сказала. Могу прямо сейчас сдать следователю.
– Да ладно, Насть, не обижайся. А в личную жизнь коллег я не лезу, – примирительно сказал Алексей. И добавил про себя: «В отличие от остальных», под «остальными» подразумевая Алика Царева.
Тут он вспомнил, как Царев появился на съемочной площадке. В сериал Алика привел Ким Васютин. Усольцев не возражал, поскольку прежнего оператора переманили большим гонораром в другой проект, а снимать сериал на одну камеру – просто безумие. Алик Царев приглядывался к коллективу недолго и вскоре почувствовал себя главным. Васютин, не любивший конфликтов и выяснения отношений, сразу отошел на второй план, пытался быть незаметным. Алик начал диктовать операторскую политику на площадке. И делал иногда это бесцеремонно и нагло, будто он тут самый главный: это его кино, его идея, его женщины. Он совсем не деликатничал с актерами, если надо было хорошо снять сцену, запросто мог нахамить или грубо обругать: «Ах, мы устали! Тогда бросайте эту работу к чертовой матери и идите за прилавок, торговать. Там дублей делать не надо!» Съемки одной и той же сцены могли продолжаться практически бесконечно, пока Алик не решал, что снял тот самый – идеальный дубль.
Но с камерой Царек был на «ты». У него была особая творческая манера, свой взгляд на цветокоррекцию и освещение, он ловко схватывал характерные детали, и это, несомненно, помогало лучше увидеть сущность персонажей и придать глубокий смысл даже самым банальным сценам. В значительной степени именно благодаря Алику и его перфекционизму, сериал выгодно отличался от своих «мыльных» собратьев.
А вскоре выяснилось, что у Алика было еще одно «увлечение» – он собирал компромат на известных актеров, знакомых и незнакомых, и пристраивал по своим каналам в газеты и журналы. Имел с этого неплохой доход. Слушок невзначай пустил Ким Васютин, недовольный диктаторскими замашками Царька. Ким ничего не утверждал, но намекал, будто его знакомые видели, как Алик делал фотографии на закрытом кинопоказе и на артистической тусовке, а потом фото появились на первых полосах желтых изданий.
Слухов вокруг личной жизни любого актера предостаточно, особенно если сам актер не склонен к публичности. Но люди любят читать о своих кумирах, особенно об их разочарованиях и поражениях. Спрос на небылицы и скандалы существует всегда. В конкурентной индустрии шоу-бизнеса нужна постоянная подпитка интереса к творческим персонам. Иногда информация специально выдумывается, авторы «сенсаций» ссылаются на несуществующие источники, лишь бы привлечь внимание недалекого читателя. А уж если источник образовался настоящий и поставляемые им сведения (как в случае с Царевым) правдивы!.. Людям нравится информация скандально-легкомысленного толка, а беспринципная пишущая братия этому только рада – одурманивание духовно небогатого читателя приносит легкие деньги.
Впрочем, слух, запущенный Васютиным, так и остался слухом. Алик никогда не проявлял особого интереса к актерам сериала. Ну а многочисленные романы… так женскому сердцу не прикажешь, при виде мужчины с харизмой глаза у тружениц киноиндустрии так и загорались.
В последние полгода Алексей Погудин, неожиданно для себя самого, сблизился с Царевым. У Алика в операторской всегда был припрятан коньяк с хорошей закуской, а главное, он умел внимательно слушать собеседника, что для творческого человека большая редкость. Однажды, в конце трудного съемочного дня (позже Погудин понял, что Алик специально выбирал момент), оператор предложил поговорить. Алексей согласился, хотя разговаривать ему и не хотелось. Настроение было премерзкое, будто его окатили помоями, сегодняшний эпизод «не шел», сцена разваливалась – заученные слова, которых было совсем немного, звучали глупо, интонации не удавались, жесты были мертвыми, искусственными и вызывали в нем отвращение. Это чувствовал и режиссер, назвавший игру Алексея соплями.
Алексей не возражал, ибо Усольцев был прав во всем. Он так устал от своего персонажа – бравого лейтенанта Прокудина! Устал жить в двух реальностях, в каждой из которых у него были разные походка, темп шагов, жесты, мимика и выражение лица. Похожие, очень похожие, но все же разные. Погудину давно хотелось новых ролей, свежих впечатлений, творческого развития, в конце концов. Он слишком засиделся в этом проекте, стал заложником одной роли, и скоро режиссеры вообще перестанут видеть в нем кого-то еще, кроме отважного служителя закона. Однако предложение Царева заставило Алексея мигом забыть обо всех переживаниях.
– Слушай, у тебя ведь папаша известным актером был?
– Был да сплыл, – мрачно буркнул Погудин, упоминание об отце расстроило его еще больше.
– А раз так… он же общался с интересными людьми, многое может рассказать и про себя, и про других.
– Ты к чему клонишь?
– Уговорил бы папашу с журналистами встретиться, по душам поговорить.
– А-а-а-а, на «жареное» потянуло? Сплетнями интересуешься?
– Разве плохо? Про него вспомнят, кто забыл, опять же деньжонок старику подкинут.
– Сволочь ты, Царек! Сколько хочешь, чтобы моего отца оставили в покое?
– Пятьсот долларов. – Алика вопрос ничуть не смутил.
Алексей достал деньги, швырнул оператору в лицо и с тех пор предпочитал обходить его стороной.
Но рассказывать сейчас об этой истории Насте не хотелось. Еще подумает, что это он, Алексей, отправил на тот свет господина съемочной площадки Царька. Поэтому Погудин просто сказал: «Хорошо, Настя, ты права! Телефон нужно уничтожить!»
Глава 15
Юлия Сорнева была расстроена. Рассказанная Ольгой Захаровной история как-то не вязалась с ее собственными представлениями об операторе Алике Цареве. Да, не очень-то хорошо она знала Царева. Так, видела несколько раз, в автобусе да на съемочной площадке. Но все же, все же, все же… Интуиции своей Юля всецело доверяла, а потому немного подумала и вернулась в школу.
– Нашли, что искали? – поинтересовался директор.
– Почти, но мне опять нужны ваши учительницы!
На этот раз дела пошли веселей: педагоги кладоискателя Алика Царегородцева так и не вспомнили, но зато все они хорошо знали его одноклассницу Жанну, которая нынче работала терапевтом в районной поликлинике.
Юля на всякий случай записала фамилии еще нескольких одноклассников, но основные надежды возлагала именно на Жанну – найти женщину с таким именем будет легко, и события прошлого она наверняка помнит куда лучше старушек-учительниц.
Оставалась еще одна загадка: почему так непонятно и странно вела себя Ольга Захаровна? Юля спрашивала о пропавшем мальчике, а пожилая учительница предпочла говорить о Чехове, его рассказах и путешествии на Сахалин, словно пыталась сменить тему. При чем тут Чехов? Антон Павлович, конечно, проезжал по сибирскому тракту. Это документально подтвержденный факт, и отрицать его никак нельзя. И что? Все должны плакать от умиления? Но ведь персонаж Яша действительно чем-то напоминает ей Алика. Ох уж эти учителки литературы!
На Чехова Юлька отвлеклась, вспомнив, как Мила Сергеевна, в преддверии очередного юбилея, писала об этом путешествии. Сама она никак не могла понять, что могло заставить классика на перекладных тащиться на край света. Чехов ведь был врачом, организм которого подтачивала коварная чахотка, и должен был понимать опасность подобного мероприятия. Многие друзья считали поездку бессмысленной, а Чехов, человек замкнутый и не склонный к душевным излияниям, о причинах прямо никогда не говорил. Биографы утверждали, что поездку на Сахалин нельзя считать случайной, писатель тщательно готовился, штудировал трактаты о климате, геологии и этнографии. Результат – путевые записки «Остров Сахалин» – получился впечатляющим. Но какой ценой? И почему до сих пор в Сибири и на Сахалине ищут следы пребывания писателя?
«Так, стоп!» – приказала самой себе девушка, боясь совсем уж углубиться в литературоведческие дебри. Она ищет следы таинственно исчезнувшего Алика Царегородского, он же довольно долго здравствовавший, но позже все-таки убитый Алик Царев. Человек-призрак, сбежавший от жены, которой теперь тоже нет в живых, и официально признанный умершим. Интересно, сам Царев об этом знал?
Юлька вздохнула и поехала в редакцию. Особая творческая атмосфера редакции ее всегда успокаивала, как горячий шоколад на завтрак. Здесь легко восстанавливались силы благодаря избытку теплых слов и азарта, молодежного задора и опыта, серьезности и юмора. Как в луна-парке – каждый мог выбрать аттракцион себе по вкусу. А уж когда все сотрудники редакции одновременно садились за компьютеры! Щелканье клавиш для нее могло соперничать со звучанием целого симфонического оркестра.
Вадик Тымчишин писал субботнюю колонку.
– Подруга, кем ты была в прошлой жизни? – Предугадать, какой вопрос задаст неугомонный напарник в следующий раз, у Юли никогда не получалось. – Юль, как ты думаешь, мы были с тобой знакомы в другой реальности?
– Нет, Вадичка, мне с тобой в этой жизни хлопот хватает.
– Поэтому ты меня водителем и представила!
– Какой же ты злопамятный, Тымчишин! Я тебя от следователя спасала, а вместо «спасибо» одни укоры который день. Между прочим, у меня сегодня волнительное событие. Я в кино снимаюсь!