Уткин никогда не заблуждался относительно своей внешности и предполагал, что женщина, которая понравится ему, вряд ли обратит на него внимание. Но если судьба подкидывает ему шанс воспользоваться служебным положением при покорении Анастасии Капцовой – актрисы, от появления которой на экране щипало в горле, он отказываться не будет.
Когда Уткин пришел к актрисе в номер под предлогом беседы, то заранее знал, чем закончится эта встреча. Женщина, слабая по природе, предпочтет отношения, а не тюрьму. А своих чувств к актрисе он не скрывал. Актриса все поняла правильно, была покладистой, и ощущение своего превосходства ему понравилось.
Все случившееся имело для Сергея Александровича большое значение: он не просто хотел получить секс посредством шантажа, нет, он хотел именно эту женщину, и чтобы она в нем нуждалась. И на вопрос: «Тебе хорошо со мной?», Уткину очень хотелось услышать ответ «да». Пусть Настя промычала нечто невразумительное, Сергей Уткин все равно был счастлив. Он обладал самой желанной женщиной на земле и сам никак не мог в это поверить. Поэтому он периодически приподнимался на локте и рассматривал Настю, как рассматривают пойманных в капкан животных, придирчиво и пристально.
– Пожалуйста, уходи. Мне нужно отдохнуть, у меня завтра съемки, – обреченно произнесла актриса.
– Да-да, конечно! – Следователь засуетился, вскочил и начал одеваться.
– У меня завтра тяжелый день, – повторила девушка.
– Настя, я понимаю… мы знакомы недостаточно долго, но я все равно хочу предложить тебе… – и тут Уткин решился: – Настя! Будь моей женой! Выходи за меня замуж!
Сергей Александрович искренне считал актрису созданием душевно тонким, не приспособленным к реальной жизни, и намеревался понимать, поддерживать ее, разделять трудности профессии.
– Сережа! Мне на сегодня уже достаточно! Уходи, пожалуйста, мне нужно отдохнуть, – ответила Анастасия и отвернулась.
Уткин ушел, так и не услышав ответа. Впервые сделав женщине предложение руки и сердца, маленький следователь был удивлен и расстроен.
У Насти, когда Уткин закрыл за собой дверь, началась истерика. Она хохотала и рыдала одновременно, повторяя:
– Ты с ума сошла, Настенька! Докатилась! Убогий следователь из местной деревни. Ой, не могу!!! Замуж! Обхохотаться! Да он ростом мне едва до пояса! Надо было послать его к черту или куда подальше. А ты испугалась, мерзкая твоя душонка, заволновалась и легла с кем попало! Надо кончать с такими приключениями раз и навсегда. Господи, скорей бы домой! Хочется быстрей забыть и Алика Царева, и этого мелкого слюнявого следователя с мерзкими потными ручонками. Просто наизнанку выворачивает!
Всего на счету у следователя было пять раскрытых убийств. Правда, во всех пяти случаях картина преступления была ясна почти сразу – все убийства совершались на бытовой почве, после совместного неумеренного распития спиртного или выяснения неприязненных отношений. А убийца либо находился рядом с местом преступления, либо его задерживали «по горячим следам», либо сам приходил с повинной.
В этот раз подходящего подозреваемого никак не находилось. Актеры к делу явно были непричастны, да и стоило ли ехать в провинцию, сводить счеты у всех на виду, если в Северной столице следы замести куда как легче. Хотя все члены съемочной группы Уткину одинаково не нравились, раздражали своей ненавязчиво подчеркиваемой инаковостью. А еще следователь заметил, как жадно один из актеров смотрит на «его Настю», и возненавидел питерского хлыща еще больше. Даже начал раздумывать, не потрясти ли актеришек еще раз. Может, и будет толк.
Был, правда, еще ранее судимый за вымогательство гражданин Анатолий Носырев, который проживал в соседнем с Царевым номере, а в ночь убийства спешно выехал из гостиницы и домой пока не вернулся. Но вскоре Носырев отыскался в соседнем городе. Тамошние следователи с ним побеседовали и протокол допроса прислали Уткину по электронной почте. Прочитав письмо, Сергей Александрович разозлился. Носырев утверждал, что никогда не был знаком с оператором Царевым, из гостиницы не сбегал, а просто торопился на поезд – на три дня заезжал к матери. Домой вернулся только сейчас, билеты на поезд, косвенно подтверждающие его слова, готов предоставить хоть сейчас. «Врет подлец, врет! Не случайно он в нашем городе оказался!» – возмущался Уткин. Рецидивисту следователь не поверил и убедил коллег взять у того подписку о невыезде. Вот если бы удалось задержать бывшего уголовника здесь, в гостинице, был бы совсем другой разговор!
Уткин еще раз прошелся по обстоятельствам убийства: Царева прикончили в собственном номере, сначала ударили вазой по голове, а потом задушили ремнем, но следов борьбы не обнаружено. Время совершения преступления – полночь, плюс-минус час. Отпечатков пальцев эксперты, как ни старались, не нашли. Охранник и дежурная никого не видели: охранник ушел часов в десять вечера, а дежурная «сидела» на сайте знакомств, а потому могла и не заметить убийцу. Однако женщина утверждала, что никакого шума не слышала и посторонних в коридоре не видела – ни ночью, ни утром. Не пришельцы же явились к питерскому оператору?! А раз не они, то стоит еще раз проверить всех коллег покойного, решил следователь. И других постояльцев гостиницы тоже, раз уж других версий нет.
Уткин решил начать с Кима Васютина, работавшего с Царевым, так сказать, рука об руку, то есть камера в камеру.
– Скажите, Ким, – вкрадчиво начал следователь, – а не было ли у ваших коллег конфликтов с оператором Царевым? Мы, знаете ли, отрабатываем версию «убийца из своих»…
– Вот и отрабатывайте, – буркнул Ким.
– Получается, вы последний видели Царева в ночь убийства. В коридоре гостиницы.
– Я сам об этом и рассказал, – Киму такой поворот не понравился.
– И вы отказались пойти к нему в номер?
– Я что сделал? – удивленно спросил Васютин. – Это кто вам такое сказал? Царев звал меня в номер? Неправда! Не было такого.
– Успокойтесь, это лишь моя версия, – сообщил Уткин. – Оно так и должно было произойти, по логике. Только вы это от меня скрываете.
Ким внимательно посмотрел на Уткина и хмыкнул.
– Слушайте! Я детективы не первый год снимаю. Это «разводка» для детей младшего школьного возраста, честное слово. Меня на это не возьмешь.
– Я хочу услышать от вас правду! – повысил голос маленький следователь.
Уткин свято верил в методику «жесткого допроса» – если человеку есть что скрывать, его надо лишить душевного равновесия, тогда он обязательно себя выдаст и ответит на вопрос-провокацию.
– Я вас слушаю! Почему вы поссорились с Царевым? Чем вы задушили его? – а дальше и вовсе пошел «ва-банк»: – Говорите, чистосердечное признание – это всегда правильное решение.
– А вот это видел?! – Ким сунул Уткину под нос кукиш.
Фигура, сложенная из трех пальцев, была настолько красноречива, что у следователя перехватило дыхание.
– Я на тебя, сукин сын, такую жалобу в прокуратуру напишу! Будешь долго объясняться. Все! Бред твой слушать больше не намерен, так и запиши.
Ким тяжело поднялся со стула и вышел. Уткин обессиленно выдохнул. Наверное, дал он маху с этим мужиком. Вдруг действительно напишет жалобу: давление на свидетеля, принуждение к даче показаний, то да се, а ему проблемы с прокуратурой не нужны.
Глава 38
Юля не сразу узнала мужчину, появившегося в квартире Ольги Захаровны.
– Николай Иванович! А вы что тут делаете?!
Конечно! Это был охранник из гостиницы. Тот самый крепкий пожилой мужчина, дежуривший накануне происшествия с Аликом.
– Я по делам пришел, – пробормотал мужчина, и видно было, что в квартире учительницы он чувствует себя уверенно, бывает здесь часто.
– Это мой бывший муж, дедушка Роберта, – уточнила Ольга Захаровна, не почувствовав подвоха. – А что случилось? Коля, вы с Юлией знакомы?
– Николай Иванович! Не молчите! Расскажите, где мы с вами познакомились, – попросила Юля.
– Это никому не интересно, – буркнул тот.
Ольга Захаровна непонимающе переводила взгляд с бывшего супруга на журналистку. Учительница чувствовала возникшее в комнате напряжение, но причин понять не могла. Между Юлей и ее бывшим мужем существует нечто, и это грозит бедой.
– Мне кто-нибудь что-нибудь объяснит?! – не выдержала она.
Юля чувствовала себя немногим лучше. Душевное состояние ее как нельзя лучше отражал дурацкий детский стишок: «Стою на асфальте я, в лыжи обутый…» Факты сами собой складывались в немыслимой сложности конструкции, а потом тут же распадались на мелкие куски. Отгадка была невероятной, безумной, немыслимой…
– Значит, это вы были в тот вечер у Алика в номере? – задала Юля вопрос охраннику гостиницы и деду Роберта Царегородцева, единому в двух лицах.
Мужчина молчал.
– Коля! – охнула Ольга Захаровна. – Коля! Ну почему ты молчишь, Коля! А Роберт? Он тоже встречался с этим подонком?
Николай Иванович молча достал пачку сигарет и закурил прямо в комнате. Сизые колечки дыма ускользали в приоткрытое окно. Чего ждут эти женщины? Не зря так тревожно на него смотрят. Он мужчина, привык сам принимать решения и отвечать за них. Сына прохвост Алик не получит, это его, Николая, сын и внук одновременно, его, и больше ничей.
По молодости и по глупости не хватило у него терпения жить с Ольгой, которую любил, к которой прислушивался и которую уважал. Это сейчас причины их ежедневных ссор кажутся незначительными и нелепыми, но тогда обиды накапливались как снежный ком. Однажды Николай решил, что так больше жить нельзя. Не станет он терпеть постоянные придирки и недовольство. Дурак! Какой же он был дурак! О своих обидах, видите ли, думал! Ему бы поговорить с женой по душам, пожалеть, купить ей цветы, а дочке – куклу. Оля и Наташа – его семья. Значит, и в радости, и в горе, и в трудностях нужно терпеть, понимать, уступать. А он обиделся, хлопнул дверью и ушел.
Женщинам он нравился и быстро женился снова – не хотел быть один. Но быстро понял, что сердце у него так и болит о жене и дочери Наташке. С Ольгой, слава богу, сумел сохранить добрые отношения. Приходил к ним часто, помогал, общался с дочкой, но поговорить по душам с «бывшей», так и не получалось. А потом разговоры потеряли смысл, время ушло. Народная мудрость, гласящая: нельзя дважды войти в одну и ту же реку, права. Назад возврата не было, и вся жизнь без Ольги и Наташи казалась ему горькой, как этот сигаретный дым. Для него разлука с Ольгой и Наташей показала, как они нужны ему – как воздух и вода. Да и он им тоже был нужен, ведь жизнь врозь оказалась намного хуже.