«Почему я так уверен, что параллельные вселенные существуют? Где они? Как обеспечивается их существование? Какой смысл в множественности миров?.. Я слишком доверился эмоциям. Учёный не имеет на это права. Никаких доказательств нет. Предположение Хокинга – не более, чем смелая гипотеза. Изящная, но далекая от жизни.»
С таким настроением вошёл он в Дом литераторов, пересёк холл, спустился в Нижний буфет. Беглый осмотр показал – Петровского здесь нет. Дмитрий взял себе кофе, два бутерброда. Их любимый столик был занят, он устроился за соседним.
Не без любопытства наблюдал он за посетителями заведения, в котором пребывал. Прозаики, поэты. Литературная братия. Они жили в своём мире, столь далёком от науки, до предела наполненном субъективизмом. Они не знали красоты математических построений и стоящих за ними физических процессов, а ведь именно эти процессы определяли окружающий их мир.
Занятый подобными размышлениями, Дмитрий упустил момент появления Петровского – тот стоял посреди зала, растерянно озираясь по сторонам. Астахов окликнул его, помахал рукой. Неуверенными шагами приятель подошёл к столу, занял место.
– Привет. – Астахов радостно улыбался, тряс нехотя протянутую руку. – Как твои дела? Разобрался, на ком женат?
Виновато посмотрев на него, Петровский хмуро проговорил:
– Мне почему-то казалось, что я разошёлся с моей первой женой и женился на другой женщине. Выяснилось, что моя жена по-прежнему Света. И что я не работаю там, где, как мне тоже казалось, я работал. Сегодня ходил в редакцию журнала, который рекламирует модный дизайн и стильную мебель. Оказывается, я у них редактор.
Дмитрий обратил к нему прощающий взор – чудик!
– Ты там и работал. Чего ты выдумываешь? Ты мне ещё предлагал классно оформить квартиру, обставить дорогой мебелью.
– Да? – тихо удивился Петровский.
– По-моему, ты со своими романами порядком перетрудился. Крыша поехала. Тебе надо хорошенько отдохнуть. Съездить куда-нибудь. Лучше в Турцию, это дешевле, и там есть, на что посмотреть.
– В Турцию не поеду, – гордо заявил Петровский. – Не тот уровень.
Астахов примирительно махнул рукой.
– Езжай, куда хочешь. Тут главное деньги иметь… – Дмитрий четко помнил о своей просьбе. – Ты спросил доброго ангела?
– О чём я должен его спросить? – в очередной раз удивился Петровский.
Вот тебе сюрприз! Этого Астахов не мог понять.
– Как, о чём?! Сколько раз на одну и ту же тему говорим, а ты опять забыл. О том, кто из них прав, Хойл, Хокинг или Виленкин? Ты обещал.
– Я не обещал… – не слишком уверенно прозвучало в ответ.
Господи, всё он позабыл, этот писатель. Что за народ!
– Признайся, что забыл. Ну, теперь запомнишь?
– Да, – потерянно произнёс Петровский. – Хокинг, Виленкин. И этот, как его…
– Хойл, – подсказал Астахов. – Спроси, кто из них троих прав? Или никто не прав? Но что тогда в этом случае?
Петровский глянул на Дмитрия ошарашенными глазами.
– Какая тебе разница, кто из них прав?
Этого ещё не хватало! Не понимать такой очевидной вещи.
– Я учёный. Василий, пойми, в космологии слишком много предположений, гипотез и слишком мало фактов. Мне важно знать правильное направление, чтобы двигаться вперёд. – Он чувствовал, нужен ещё какой-то довод, неотразимый, мощный. И нашёл его. – Если ты патриот, ты просто обязан мне помочь. Нельзя, чтобы все открытия совершались в Америке. К примеру, только сегодня пришло сообщение из США об очередном открытии. Обнаружены новые свидетельства существования тёмной энергии.
– Что за тёмная энергия? – опешил Петровский.
– Она обладает противоположной гравитации силой, – снисходительно объяснил Астахов, – Обеспечивает отталкивание, а не притяжение. А ещё есть тёмная материя. Обе они составляют Вселенную наряду с обычной материей, которой, кстати, гораздо меньше.
– Тёмная материя? – недоверие по-прежнему наполняло голос Петровского.
– Так называют вещество, оказывающее ощутимое гравитационное воздействие на крупные космические объекты. При этом никакого излучения от этого вещества не регистрируется, оттуда и термин «тёмная».
– Если его не видно, откуда взяли, что оно есть?
Астахов вздохнул с прощающей улыбкой – придётся объяснять прописные истины.
– Дело в том, что вращение звёзд вокруг центров галактик, а также движение самих галактик выглядит так, словно их масса гораздо больше той, которой обладают видимые объекты и которую мы в состоянии подсчитать. – Взгляд Астахова зажёгся: как он любил всё, что касалось космологии. – Скажем, недавнее исследование галактики NGC 720 даёт весьма убедительные доказательства. Выяснилось, она, эта галактика, окутана сплющенным, эллипсоидным облаком раскалённого газа, чья ориентация отличается от ориентации видимой части галактического вещества. Всё указывает на то, что оно, в свою очередь, окружено облаком тёмной материи… – Наткнувшись на потухший взгляд Петровского, Дмитрий замолчал. Приятеля не увлекли его страстные речи.
«Неужели он не чувствует красоту всего, что касается Вселенной? Что так или иначе связано с её жизнью?» Этого Дмитрий не понимал. Но в силу своей сметливости решил на время отклониться от столь важной для него темы:
– Выпить хочешь?
– Нет.
– Давай я хотя бы кофе возьму.
– Давай.
Дмитрий поднялся, достиг буфета, попросил две чашки кофе, бутербродов с красной икрой, пирожных. Всё это было принесено, расставлено на столе. Петровский с равнодушным видом взял бутерброд, принялся неспешно жевать его.
– Тебе не интересно то, что я рассказываю? – тактично осведомился Дмитрий.
– Интересно, – мученически прозвучало в ответ.
– А чего ты такой квёлый? Ты сам на себя не похож.
Петровский помолчал, что-то соображая, и вдруг с решительным видом придвинулся, заговорил:
– Понимаешь, я себя ненормально чувствую в последнее время. У меня постоянное ощущение, что я живу чужой жизнью.
– Так радуйся. – Дмитрий мягко улыбался. – Ты – писатель. Ты всё время должен жить чужой жизнью. То один герой, то другой.
Приятель, и без того понурый, нахмурился:
– Когда живешь жизнью героя, это одно… а когда сам всё время ощущаешь себя на чужом месте… это совсем другое.
– К любой ситуации можно приспособиться, – поучал Дмитрий. – Если у тебя ощущение, что ты живёшь чужой жизнью, представь, будто ты попал в параллельную вселенную, и регистрируй ощущения. Это же интересно. Помнишь, я тебе рассказывал про идею Хокинга о существовании параллельных миров?
– Помню. – Кивок получился чересчур неуверенным. – А где они… эти вселенные?
– Здесь! Рядом! В других измерениях. Но мы их не видим.
Петровский слегка оживился.
– На каком основании тогда можно утверждать, что они есть?
– На основании серьёзных научных расчётов. Причём, разных. К примеру, в теории струн, которая представляет все элементарные частицы в виде… некого подобия струн. Там дополнительные измерения появляются как побочный результат расчётов.
– Это любопытно… – вяло согласился Петровский.
– Это чертовски любопытно, – бурно поправил его Дмитрий. – А ты какой-то вареный. Выше нос. – Он даже рукой показал, куда это, выше. – Что касается тёмной материи, то вычислить её можно лишь теоретически, именно это и пытаются делать учёные. А результаты получаются довольно странные. Во-первых, движение тёмной материи напоминает движение материи обычной, видимой. Во-вторых, тёмная материя может оказаться не чем-то всепроникающим, а…
– Василий, привет! – прозвучал приятный бархатный голос. Немолодой человек с кудрявыми седыми волосами стоял рядом. – Старых друзей не замечаешь?
– Женя, рад тебя видеть, – проговорил без особого энтузиазма Петровский. – Садись. – Он повернул голову к Дмитрию. – Это Евгений Батурин, бард, поэт, художник. Талант. Ему бы чуть побольше известности. Но он сам виноват. Выступать надо было чаще. А у Евгения трудный характер. – Петровский вновь глянул на Евгения. – Не стоило, капризничать, вставать на дыбы из-за репертуара. Уступил бы две-три песни, всё было бы нормально, как у других.
Батурин опешил.
– Ты советское время имеешь в виду?
– Да. А какое ещё?
– Противно слышать. Хотя сейчас не лучше.
– А чем ты не доволен? – рассудительно поинтересовался Петровский. – Экономика на подъёме, люди хорошо живут.
Батурин продемонстрировал полное пренебрежение к прозвучавшим словам.
– Хорошо живут капиталисты и номенклатура, остальные прозябают.
– Тебе не угодишь, – с неодобрением говорил Петровский. – Вечно ты недоволен, ворчишь, всё ругаешь. Как тебе с таким характером песни хорошие удается сочинять? Не понимаю… – Помолчав, примирительно спросил. – А где Вера?
– Дома. Я с ней поссорился.
– Опять? – Петровский с мягкой усмешкой глянул на Астахова. – Вера – его пятая жена. Героическая женщина. Как она его терпит? – Теперь он повернулся к Батурину. – Познакомься. Это Дмитрий Астахов, физик, космологией занимается. – Соответствующий жест рукой не оставлял сомнений, что речь идёт о нём, Астахове. Батурин чуть кивнул в знак согласия. – Перед тем, как ты появился, Дмитрий рассказывал мне про тёмную материю и ещё чего-то тёмное.
– Тёмную энергию, – тут же напомнил Астахов.
– Да, про неё… Весьма интересно, хотя понять ничего невозможно.
– Про магию что ли? – равнодушно осведомился Батурин.
– Вовсе нет, – с весёлой улыбкой возразил Дмитрий. – Магией не занимаюсь. Тёмная материя и тёмная энергия, по современным воззрениям, составляют основную часть Вселенной.
– Неужели? – холодное недоверие оставалось на лице Батурина.
– Да. Именно так. – Дмитрий вознамерился продолжить рассказ, прерванный появлением барда. – Последние расчёты, сделанные в Университете Беркли, показывают, что тёмная материя не пронизывает всё в галактиках, и даже не окружает их плотным «саваном», а скапливается в очень тяжёлые, в миллионы раз более массивные, нежели наше Солнце, сгустки, вращающиеся вокруг галактик. Если эти скопления существуют, то их гравитационные поля должны искривлять движение света от далёких объектов, например, сверхновых звёзд.