– Постараюсь, – уныло заверил его Василий.
Удовлетворенный Потапов скрылся за дверью. У подъезда его должна была ждать служебная машина.
– В чём ты обещал Сергею помочь? – поинтересовалась Наталья.
– Да-а… – Василий пренебрежительно махнул рукой. – Пустяшное дело. Информацию одну подтвердить.
Лицо Натальи посерьёзнело.
– Должна тебе сказать, что шутки у тебя… отвратительные. Хорошенький развод, если Надя умерла.
– Умерла? – вырвалось у Василия.
– Ты что, забыл?! Мы были на похоронах.
Василий молчал. Как объяснить странность собственного поведения? Нужные слова не находились.
– Иди спать. Я уберу со стола, – примирительно проговорила Наталья.
Поначалу Василий хотел помочь жене, однако, выпитое давало о себе знать, вязкая усталость охватила его. Поколебавшись некоторое время, он отправился в спальню. Засыпая, он думал о том, что с Надей получилось ой как нехорошо. Но откуда он мог знать, что в этой вселенной она умерла?
Утром Наталья ни словом не обмолвилась о вчерашнем промахе Петровского. Пока он принимал душ, возилась в кухне. Потом они завтракали под аккомпанемент рассказов о достижениях советской экономики, о коммунистической партии, которая неустанно заботится о людях. На кадрах мелькали Горбачев, Гайдар. Остановленный репортерами на выходе из зала, Чубайс поведал о следующем этапе новой экономической политики, о роли КПСС в неуклонном росте благосостояния советских граждан. Петровский поймал себя на том, что не воспринимает происходящее на экране комедией абсурда.
– Сварить кофе? – спросила Наталья.
– Да. – Василий задумчиво кивнул в знак согласия.
– Иди, поработай. Я принесу.
Он прошёл в кабинет, устроился за компьютером. Поначалу хотел продолжить работу, начатую двойником – тот знал, что здесь будут печатать, а что – нет. И вдруг он вспомнил об идее перпендикулярных вселенных. И тотчас был захвачен азартом. Пальцы спешно застучали по клавишам. Он словно боялся опоздать. Как он мог забыть?! Пол-утра занимался Бог знает чем!
Главное было записано, когда Наталья принесла кофе. Соблазнительный густой аромат вальяжно разлёгся в кабинете.
– Ты чего такой довольный? – удивилась она.
– Интересную вещь придумал. – Ему захотелось сделать что-то приятное этой женщине, проявить нежность. Он притянул её за руку, усадил на колени. – Знаешь, что я решил? Здесь у нас будет детская. – Василий обвёл комнату рукой. – Перед тем, как он появится на свет, надо сменить обстановку.
– А как же кабинет? Тебе нельзя без кабинета.
– Поставлю компьютер в спальне, – безмятежно проговорил Василий. – Буду там работать.
Она смотрела на него с любовью. Потом легкая мечтательность мелькнула в её взгляде.
– А ты не можешь попросить четырёхкомнатную квартиру?
Она была права: нынешнее его положение делало такую просьбу реальной.
– Попрошу. Как только нас станет трое, сразу подам заявление. – Он посмотрел на часы. – Пора на работу. Но прежде мне хочется кое-что сделать.
Его руки легли на груди, а губы трогали её аккуратное ушко. Он чувствовал, что встречает живейший отклик.
– Может, пойдем в спальню? – раздалось вдруг.
– Мы здесь ещё не пробовали…
Он продолжал ласкать её, всё более увлекаясь, вслед за тем задрал ей халатик, овладел ею там, в кабинете, не сходя с кресла. Это оказалось не слишком удобно – подлокотники мешали, – зато необычно. Так они раньше не пробовали заниматься любовью. Вид у Натальи был смущенный, словно они делали что-то недозволенное.
Через полчаса Петровский появился на рабочем месте. Он вновь решал судьбы людей и документов, получая от этого немалое удовлетворение. Более того, он чувствовал ответственность за будущее страны. Той, в которой жил с недавних пор, но к которой успел приноровиться. В конце концов, если он может остаться здесь до конца жизни, почему бы не сделать что-нибудь полезное?
В половине первого ему позвонил Астахов. Голос у него был понурый, блеклый.
– Надо поговорить.
– Ради Бога. Приезжай, как обычно, после шести. Место встречи тебе известно.
– А раньше нельзя? – робкая надежда слышалась в этой просьбе.
– Можно, – вздохнув, ответил Василий. – Только в этом случае не в Нижнем буфете. Я на службе. Раньше уйти не могу. Дел у меня хватает. Но так и быть: заходи ко мне на работу. Это рядом с Домом литераторов. – Петровский объяснил, где располагается главная организация советских писателей.
Астахов появился через час. Выглядел он плохо – осунувшийся, похудевший. Словно после длительного перепоя или болезни.
– Что с тобой? – вырвалось у Василия.
– Ужасно болит голова. Третий день. Раньше такого никогда не было. С трудом лекции прочитал. Прямо-таки не знаю, что делать? И в чём причина?
– Лекарство пил?
– Пил. Не помогает.
Петровский задумался на мгновение.
– Может, кофейку? С коньячком.
– Пожалуй.
Василий вызвал секретаршу, дал распоряжение. Гость был усажен на одно из кресел в углу, перед которыми располагался журнальный столик. Петровский хотел сесть рядом, но тут свежая мысль явилась ему, вытолкнула слова:
– Может, мы и так выпьем коньячку? До кофе.
Астахов кивнул. Бутылка отборного армянского коньяка, стоявшая на всякий случай в шкафу, покинула место пребывания, а с ней – две рюмки. Стеклянная поверхность столика приняла их. Нужные действия были произведены. Василий взял наполненную рюмку, глянул на гостя.
– За твоё здоровье.
Астахов принял тост. Благородная жидкость убыла по месту назначения. Василий чутко следил – проявится ли действие коньяка?
– Полегчало? – сколько надежды было вложено в этот вопрос.
– Немного, – тихо прозвучало в ответ.
Василию не терпелось поведать про своё вчерашнее открытие.
– Потом ещё должно полегчать… Слушай, я придумал интереснейшую вещь. Есть параллельные вселенные. Так? И есть люди. Они ведь тоже как вселенные. Каждый человек может быть разным. По сути человек многомерен. Он может жить в разных человеческих измерениях. Есть бытовое измерение, когда человека интересует только то, как обеспечить свою жизнь. Есть измерение нравственное, есть – научное, в котором часто пребываешь ты. Есть – политическое, и ещё куча направлений – жажда славы, денег, желание добиться чего-то, оставить свой след в истории. Чем дальше идёт эволюция, тем больше этих измерений. В первобытном мире существовало только бытовое измерение. А сейчас их уйма. И человек может пребывать в разных измерениях одновременно, переходить из одного измерения в другое. А параллельные вселенные даны нам, чтобы испытать разные варианты существования, реализовать разные варианты судьбы. Получается, что вселенные людей накладываются на параллельные вселенные пространства и времени… Я бы назвал это перпендикулярными вселенными, – осторожно добавил он, внимательно следя за реакцией Астахова.
Тот не на шутку задумался, потом поднял насмешливые, хотя и грустные глаза на Петровского.
– По-твоему, всё крутится вокруг человека?
– Да! – вскричал Василий.
– Сомнительная гипотеза…
– Можешь не принимать её. – Обида наполняла голос Петровского. – Но я считаю, что это так.
– Гомоцентризм? Человек в центре всего? Чепуха, – безапелляционно заявил Астахов. Похоже, он и впрямь почувствовал себя лучше.
Такого удара Василий не ожидал.
– Разве человек не часть природы?! – мрачно осведомился он.
– Часть. Но бесконечно малая. – Сколько снисходительности было в голосе Астахова. – Наверно, писатели имеют право думать подобным образом. Но это не научный подход. Ты меня совсем отвлёк. Я вот по какой причине хотел увидеть тебя. Ты интересуешься насчёт того, останешься ты здесь навсегда или нет? Спроси об этом своего доброго ангела. Ты, вроде, с ним общаешься. Спроси. А заодно выясни у него насчёт переходов между вселенными. Они – случайность или закономерность? Если второе, сохраняются ли переходы во временной и пространственных координатах или нет?
«Да что они с Потаповым, договорились что ли? – мрачно подумал Василий. – Спроси то, спроси это. Я что, бюро справок?»
– Я не имею возможности беседовать с ним по первому желанию. – Подчёркнутая сухость звучала в голосе. – Он является не так уж часто. Если явится, обязательно спрошу. Но когда это будет, не знаю. Вдруг не скоро.
– Как получится, – вполне спокойно проговорил Астахов. – Я тебя не подгоняю… Давай ещё по коньячку.
12
Дмитрий открыл глаза. Что это?! Незнакомый потолок с дурацкой лампой-шаром, грязно-зелёные стены, жуткие кровати с железными спинками. Где он? Как попал сюда?.. Астахов попытался подняться, и тотчас резкая, необъятная боль полыхнула в голове. Застонав, он поднял руку, но там, где он ожидал нащупать волосы, была повязка.
– Сестра, – вылез откуда-то незнакомый мужской голос, – новенький очнулся. Эй, сестра…
«Чья сестра? – мелькнуло у Дмитрия. – Моя? У меня нет сестры… Что произошло? Почему повязка?..»
Женское лицо возникло перед ним, не старое, и не молодое, вполне обыкновенное лицо с мясистым носом, увенчанное белой шапочкой. И тут он понял, о какой сестре шла речь – о медицинской. Он в больнице?
– Как вы себя чувствуете? – прозвучал мягкий голос.
– Не знаю, – тихо сказал Дмитрий. – Хотел подняться, и вдруг боль.
– Вам нельзя подниматься. Вы должны лежать.
– Я в больнице?
– Да.
Вот уж где он никак не рассчитывал появиться. Ездил, ходил, занимался делами, и вдруг такое…
– Вы говорите, лежать. А как же в туалет?
– Так же, как и раньше. Утка на что?
Нехорошее подозрение закралось в него.
– Я у вас… давно?
– Третий день.
– Третий?.. – Он был поражён. – А что произошло?
– Не помните? По голове вас ударили. Сильно. Вот вы к нам и попали.
– У меня до сих пор… на голове… рана?
– Почему, рана? – Ее лицо хранило рассудительнее спокойствие. – Вам операцию делали. Что нужно, зашили. Всё как положено.