– Надо было на коляске, – в конце концов, проворчала она.
– Я же не инвалид. Сам в туалет хожу.
– Туалет рядом, а перевязочная далеко. Перевязочная вона где…
Он всё ещё испытывал боль, когда снимали бинты. На этот раз присутствовал доктор, тот самый, немолодой, полненький.
– Голова болит? – задумчиво спросил доктор, оглядывая рану.
– Болит.
– А чего же вы её всё время напрягаете, голову? Жалуются на вас. Постоянно какие-то споры научные ведете. Мешаете спать больным.
Дмитрий смутился.
– Как же мне о науке не говорить? Это моя жизнь.
– Ваша жизнь в ближайшее время – осторожность и усилия, направленные на полное выздоровление. Без этого я вам ничего не гарантирую… Я вас выписываю. Послезавтра. Не потому, что вы здоровы. Просто, здесь вам больше делать нечего. Поедете в санаторий. Процедуры будете проходить. Побольше гуляйте, поменьше напрягайтесь. И физически, и умственно. Перевязки больше не потребуются – завтра снимем повязку. Потом волосы вырастут, ничего не будет видно. А пока надо носить панаму. Или кепку. И осторожнее. Рана только-только затянулась… Давайте. – Последнее относилось к сестре, которая принялась бинтовать голову.
– Выписывают меня, – сообщил Дмитрий соседу, вернувшись в палату. – Послезавтра обещали выписать.
– Счастливый, – завистливо проговорил Константин. У него были проблемы – рана гноилась.
– Да мне ещё в санатории надо отсидеть. Процедуры всякие проходить. – Астахов будто оправдывался.
Сосед пренебрежительно махнул рукой.
– В санатории, это… лучше, чем здесь. В санатории – жизнь. – Парень задумчиво посмотрел в окно, за которым наконец-таки установилась летняя погода. И пусть солнце скрывали облака, растянутые высоко-высоко, можно было ходить в одной рубашке.
Дверь раскрылась. Нянечка в белом застиранном халате затащила в палату двухэтажную каталку с тарелками.
– Больные, обедать, – прозвучали привычные слова.
Скучный обед был съеден. После этого наступило время сна. Глядя в потолок, Астахов размышлял о докладе Хокинга в Дублине. Предложенная им новая теория исключала использование чёрной дыры в качестве места перехода в другие вселенные. «Если попасть в такую чёрную дыру, масса и энергия будут возвращены в нашу вселенную, но в изуродованном виде, – заключил Дмитрий. – Мне это кажется сомнительным.»
Доклад Хокинга в Дублине имел весьма любопытную предысторию. В девяносто седьмом было заключено пари на полный комплект Британской энциклопедии. Научные дуэли у теоретиков стали модными. Профессор Торн за несколько лет до того проиграл Хокингу годовую подписку «Плейбоя», а на этот раз они объединились против Прескилла. И проиграли, как недавно решил Хокинг.
Суть спора была во всё том же информационном парадоксе. Прескилл предположил, что излучение чёрной дыры несёт информацию, но мы не можем её расшифровать. А Хокинг считал, что эту информацию в принципе невозможно обнаружить, потому что она отпочковывается в параллельную вселенную, абсолютно нам недоступную и абсолютно непознаваемую.
И вот в Дублине Хокинг заявил, что профессор Прескилл прав, а они с Торном ошибались. Чёрная дыра искажает проглоченную информацию, но всё же не разрушает её бесследно. В конце концов, в процессе испарения чёрной дыры информация вырывается из её объятий. Хокинг посоветовал расстаться с мечтой о том, что погружение в чёрную дыру может стать броском к другой вселенной. Третий же участник спора – профессор Торн – заявил, что не согласен с Хокингом.
«И я с ним не согласен, – подытожил Астахов. – У гения какой-то сбой. Параллельные вселенные существуют. Чутьё мне подсказывает – существуют. А коли так, должны быть точки перехода. И почему только чёрные дыры? Следует применить теорию струн для описания связи между вселенными. Вот! И лучше всего приступить к расчётам немедленно… Надо поскорее выздоравливать, и в Америку. Работать, работать, не думая ни о чём другом. Время уходит…»
Под эти спасительные мысли он задремал. А когда открыл глаза, увидел Ирину, стоявшую рядом с кроватью.
– Привет. Меня выписывают, – радостно сообщил Дмитрий. – Послезавтра.
– Я знаю. Только что говорила с доктором. – Ирина пододвинула стул, села. – Поедешь в санаторий.
– Какой?
– Под Рузой.
– А деньги?
– Деньги пока есть. Надо решить, как тебя туда перевезти.
Он посмотрел на женщину, сидевшую рядом.
– Ты наверно устала. Весь месяц моталась.
– А что делать? Разве я могла тебя тут одного оставить?
– Как же с Рузой? Это далеко. Туда каждый день не поездишь.
– Отпуск возьму. Попробую устроиться в санатории. На худой конец, где-нибудь поблизости, в деревне.
Он протянул руку, поймал её пальцы, длинные, изящные, легонько сжал их. Он смотрел на неё и улыбался тихой, счастливой улыбкой. Потом притянул за руку, и едва её лицо оказалось рядом, прошептал ей на ухо:
– Я тебя люблю. Выходи за меня замуж.
– Я и так твоя жена, – спокойным шёпотом возразила Ирина.
– Хочу, чтобы государство знало об этом. Оформим наши отношения официально.
– Чёрт с ним, с государством. Главное, чтобы ты выздоровел.
Дмитрий поцеловал её в щеку. Вновь зашептал:
– Сообщи Петровскому, что меня переводят в санаторий. И другим сообщи. Хайтуну – тоже.
Когда Ирина ушла, Дмитрий открыл принесенный ею пакет, достал два бутерброда с ветчиной. Один протянул соседу. Тот проговорил с мечтательным выражением на лице:
– Хорошая у тебя жена.
– Хорошая, – согласился Астахов.
– Мне бы, это… такую. А то одни сволочи попадались.
– Я тоже её не сразу нашёл.
Сосед задумался, откусил бутерброд, пожевал, опять глянул на Астахова.
– Уедешь. Кто будет, это… рассказывать мне про Хокинга и чёрные дыры?
– Заглядывай. В одном городе живём. Посидим, выпьем, поговорим.
– Много выпьем?
– Немного. Много – вредно.
– Мне много нельзя. Я это… дурным становлюсь. Не как Колька, который меня порезал. Но… тоже дурным.
– Каждый, когда много выпьет, дурным становится. – Дмитрию захотелось ещё что-нибудь вложить в голову соседа. – Что касается чёрных дыр, то они были предсказаны немецким физиком Шварцшильдом ещё в тысяча девятьсот шестнадцатом году, незадолго до того, как он погиб на Первой мировой войне. Шварцшильд их придумал, а потом оказалось, что они есть на самом деле. Такое в физике бывало неоднократно. Чёрная дыра – объект невероятной плотности, который засасывает внутрь любые другие оказавшиеся поблизости объекты, в том числе свет, из-за чего дыра в принципе невидима, потому и зовется чёрной. Космический корабль, достигший черной дыры…
– Опять вы про свои дыры! – Голос выражал вялое негодование. – Сколько это будет продолжаться? Жизни от вас нет.
– Простите, увлёкся. – Добродушная улыбка выскользнула на лицо Дмитрия. Как можно тише он сообщил соседу. – Ну что мне делать? Голос у меня зычный, как забудусь, чересчур шумно получается. – Внезапно встрепенувшись, он добавил погромче, для остальных. – Послезавтра я уже не буду вам мешать.
20
Спалось в гостевой комнате у Астахова Петровскому на удивление хорошо. Будто и не было у него никаких проблем, и не предстояло ответить на уйму непростых вопросов.
После завтрака они с Астаховым отправились в центр. Глядя на улицы, на дома, громоздящиеся вокруг, Василий проговорил:
– У вас красиво. Особенно в новых районах. И машин гораздо меньше на улицах. – Он встрепенулся. – А сколько сейчас жителей в Москве?
– Миллионов шесть, – не отрываясь от дороги, ответил Астахов.
– Шесть?! У нас все двенадцать. Уйма народу стремилось и стремится перебраться в Москву. Самый крупный город России. Самый благополучный, в нём больше всего денег и возможностей. Потому все и стремятся туда.
Тут Астахов мельком глянул на него.
– У нас Москва тоже самый крупный город, но чтобы стремиться в неё переехать… Для тех, кто хочет жить в большом городе, масса других возможностей: Нижний Новгород, Казань, Краснодар, Екатеринбург, Новосибирск, Хабаровск. Но дело в том, что далеко не каждый готов жить в большом городе. Есть много людей, которые предпочитают небольшие города. В них более спокойная, хорошо отлаженная, размеренная жизнь.
Василий ухмыльнулся, но не стал с ним спорить. Возможно, в этой вселенной всё по-другому: в небольших городах тишь да благодать, и многие предпочитают в них жить. Как в США или Заданной Европе, расположенных в той, хорошо знакомой Василию вселенной. В которой население малых российских городов сплошь нищее и замордованное.
Неподалеку от Физического факультета машина остановилась. Василий вышел под разбухшее от солнечного света небо здешней Москвы.
– Какие у вас планы? – поинтересовался Астахов.
– Хочу выяснить, где живёт в этой вселенной мой двойник, а заодно – чем он занимается.
Астахов задумчиво кивнул.
– Держите меня в курсе. А если ничего не удастся выяснить, и ночевать вам негде будет… милости прошу к нам. Вы только не стесняйтесь. Я отправлюсь домой около восьми. Вы в любом случае приходите ко мне в университет. Расскажете о результатах поисков. Мне хотелось бы быть в курсе. Я вас жду.
– Хорошо. До вечера.
Василий прямиком направился в мэрию, которая располагалась в бывшем здании генерал-губернатора на Тверской, на привычном месте. Да и внешний вид оказался точно таким же – и здесь надстроили два этажа.
Внутрь его пустили без всяких вопросов. Дородный полицейский глянул на него равнодушно: служителя закона интересовало только одно – чтобы не пронесли оружие, а рамка не отреагировала на появление Петровского. Внимательно изучив перечень отделов, он отправился в тот, который занимался информированием населения. В достаточно просторном зале почти не было посетителей. Василий направился прямиком к руководителю отдела, сидевшему у стены лицом к залу. То, что этот худощавый, лысеющий и, судя по всему, педантичный мужчина – руководитель, извещала табличка на стене. Она же сообщала, что зовут его Семёнов Евгений Петрович.