Я сказал «Нахасу», что поставляемые им «секретные» и «совершенно секретные» документы, мягко говоря, не адекватны тем суммам, которые он получает от нас довольно продолжительное время.
Правда, я умолчал при этом, что дома номер 34 не существует.
Все карты раскрывать было рано.
— Ну, не я же их пишу! Я передаю то, что получаю от своего компаньона.
— Передай, чтобы он внимательнее подбирал документы. В противном случае я буду вынужден, к сожалению, сократить твой гонорар вдвое.
Несмотря на это предупреждение, ничего не изменилось.
По-прежнему соотношение полезной и бесполезной информации было один к десяти.
Так что пришлось мне принимать финансовые санкции.
После одной из встреч я молча передал «Нахасу» конверт с деньгами. Тот по весу почувствовал уменьшение «зарплаты».
— Сколько тут?
— Ровно половина от прежнего.
— Почему? На каком основании?
— Каждая вещь имеет свою цену. (По-арабски это звучит так: каждой комнате — свою арендную плату). То, что ты передавал в последнее время, годится лишь для завертывания рыбы на рынке.
«Нахас» поднял крик, да такой, что прохожие остановились и стали за нами наблюдать.
Дело происходило летом и ветровые стекла в машине были открыты.
Если агент позволяет вести себя таким образом, то это означает, что у него «крепкий тыл» и он ничего не боится.
— Ты чего это так расшумелся?
Этот эпизод, конечно, уже требовал дальнейших шагов.
Взмокший от жары и нервного напряжения, я высадил «Нахаса» из машины, вернулся в посольство, выпил виски, благо оно всегда было под рукой. Немного полегчало.
Поразмыслив, я пришел к выводу, что «Нахас» является классической подставой, изнурявшей на протяжении многих лет бюджет резидентуры.
В памяти всплыла беседа с одним из моих оперативных контактов, имеющим корни в местной контрразведке.
Как-то я обсуждал с ним вопросы советской военной помощи Египту и перечислил те виды вооружения, которую поставил СССР.
Собеседник перебил меня и сказал:
— Не забудь еще и глушитель к пистолету!
— Причем тут глушитель? Ведь это не оружие, а всего лишь техническое приспособление.
— Имеющий уши, да услышит, — ответил мой собеседник древней пословицей.
Он имел определенные заслуги перед резидентурой и таким завуалированным образом предупредил, что одной из подработок нашего сотрудника является агентурой ЦРУ.
Я сразу вспомнил, что И.В. передал «Нахасу» глушитель.
Сопоставив некоторые события, я пришел к выводу, что контрразведке известно многое (если не все!) о нашей работе с «Нахасом».
Собрав воедино все аргументы в пользу версии, что наш многолетний агент является подставой, я выложил их резиденту и предложил прекратить с ним сотрудничество, получив на это согласие Центра.
Резидент напрягся, его медвежьи глаза сузились. Он, переходя почему-то на шепот, заявил:
— А вы знаете, кто его вербовал? Он же сейчас занимает высокий пост в управлении.
— Знаю, но ведь все течет, все меняется. Зачем поступать по-страусиному, прятать голову в песок?
— С ним до вас работали другие сотрудники и ничего подозрительного не замечали. Просто вы не смогли установить с ним нормальные отношения.
— Но он не смог или не захотел ответить на примитивные вопросы, водил меня за нос. Почему? Да потому, что является подставой.
— Если вы настаиваете на этом, то я вынужден отстранить вас от работы с «Нахасом», а то еще наломаете дров.
— С удовольствием последую вашему указанию. Как говорится, «была без радости любовь, разлука будет без печали».
Позиция резидента была ясна и прозрачна.
У него заканчивалась командировка, недавно «за общее руководство» ему вручили орден (собственных оперативных контактов и агентов у него не было).
Зачем перед мажорным финалом портить себе репутацию…
Негативную информацию Центр, как и высшее руководство страны, не любили. Тогда в моде был принцип лакировки действительности.
Конечно, после так называемого сотрудничества с «Нахасом» в Каире я обрел опыт. И слава Богу, все закончилось для меня без особых негативных последствий.
Зато спустя два года меня чуть было не выслали домой досрочно из длительной загранкомандировки…
Прилетев в Багдад, я начал осуществлять обычную дипломатическую практику: наносить протокольные визиты в посольства и проникать в журналистский корпус.
Позвонил в посольство Египта второму секретарю.
Он назначил мне встречу.
Он мне сразу не понравился: напыщенный вид, почти немигающие глаза. Никакого проявления радушия, сплошная официальность.
Но раз уж пришел, надо было завязывать контакты.
Я поделился своими впечатлениями от древнего и современного Египта, о том, что у меня было много друзей. Второй секретарь молча выслушал мои реминисценции, затем, никак не прореагировав на них, задал вопрос:
— Почему СССР не поставляет Египту вооружение?
— Господин второй секретарь! Мы недавно перегнали через Югославию около 400 боевых самолетов. Об этом и местная пресса сообщала…
— Этого количества мало, нам надо больше!
В его голосе прозвучали требовательность и какая-то барская раздражительность. Меня это просто взбесило.
— Господин второй секретарь! СССР наверняка в состоянии поставить и больше, но где гарантии, что советское оружие не превратится в груду металлолома еще до того, как его используют в борьбе против Израиля…
Намек был прозрачен.
Почти вся авиация Египта была уничтожена на аэродромах, несмотря на предупреждение президента Насера о готовящейся войне.
За беспечность высшего военного руководства Египта пришлось заплатить большую цену.
После такого заявления мой собеседник замолчал и надулся еще больше. Я поблагодарил его не без некоторого ехидства за радушный прием и интересную беседу, заметив при этом, что она должна послужить основанием для дружбы и взаимовыгодного сотрудничества.
Расстались мы холодно, даже не пожав друг другу руки.
Представитель буржуазных кругов, а не выходец из народных масс — вспомнилась мне фразеология моего каирского неомарксиста по возвращению в посольство.
После войны 1967 года долго муссировался тезис о том, что в поражении Египта был виноват СССР (?!). Самокритика не была доминирующей чертой египетского менталитета.
Через два-три часа после протокольного визита меня разыскал «чистый» дипломат и с подчеркнутым любопытством спросил:
— Лев! Что такого ты наговорил в египетском посольстве?
— Ничего особенного, мы обменялись мнениями по некоторым аспектам положения на Арабском Востоке. А в чем, собственно говоря, дело?
— Я только что переводил вопрос египетского посла нашему послу: следует ли понимать твое заявление по поводу египетской армии как признак изменения позиции СССР в отношении Египта? Посол был крайне взволнован.
Мне все стало ясно.
Мой собеседник после визита сразу доложил о нем своему послу, тот переполошился и решил выяснить некоторые подробности уже в нашем посольстве. Ведь две пословицы — арабская и русская — утверждают одно и то же: «язык твой — враг твой».
— И как прореагировал посол на мою эскападу?
— Он сначала угостил посла коньяком, мне тоже немного досталось, а затем разъяснил неизменность нашей политики в отношении поддержки арабских стран, отстаивающих свою независимость.
Я ожидал вызова «на ковер» и нотаций по поводу того, что дипломату дан язык, чтобы скрывать свои мысли, а не высказывать их вслух в такой резкой форме.
Но этого не произошло!
Я поинтересовался у заведующего референтурой, была ли направлена в Москву запись беседы с египетским послом.
Тот ответил: «Нет, успокойся».
Ведь при других обстоятельствах мой первый визит в египетское посольство мог окончиться досрочным откомандированием на родину.
Вдруг из нашего Центра мне поступило указание: «Просим сообщить содержание беседы со вторым секретарем посольства Египта».
Значит, в Москву что-то просочилось! Но откуда?
Я набросал содержание беседы, несколько смягчив острые углы.
О груде металлолома писать не стал.
Дальнейшей реакции Центра не последовало.
Прошло время, и я успокоился.
Лишь в Москве я узнал, что «Нахас» передал о моем разговоре в египетском посольстве на очередной встрече нашему оперработнику.
Так он, памятуя мою жесткую форму общения с ним, решил отомстить за сокращение вдвое своего гонорара.
О том, что «Нахас» был классической подставой, стало известно позже.
Я испытал смешанные чувства: сожаление, что этого не произошло раньше, удовлетворение по поводу обнаруженной «волчьей ямы» и даже злорадство.
Как в старом анекдоте: «ну, мы же вас предупреждали, что в лесу водятся педерасты».
Основные кадры резидентуры КГБ в Египте, естественно, находились в столице страны.
Они действовали в соответствии с линиями «Главный противник», «Политическая разведка», «Контрразведка» и др.
В понятие «Главный противник» были включены основные государства, входящие в НАТО, а резидентура КГБ ставила своей целью разработку объектов и сотрудников западных стран, получение секретной информации об их внешней и внутренней политике.
Наш молодой, красивый, с римским профилем сотрудник познакомился в спортивном клубе с секретаршей одного западноевропейского посольства и начал ее разрабатывать по всем «азимутам». Основой разработки была вовсе не идеологическая, а совсем другая близость.
Разработка в этом направлении шла так успешно, что законную жену под соответствующим предлогом пришлось отправить в Москву. Зачем ненужные сцены по поводу позднего возвращения, да еще с запахом чужих дорогих духов?
Чего только не делалось во имя высших Интересов разведки!
Сотрудники нашей точки трудились в одной большой комнате, которую остальные дипломаты называли «кельей благочестивых монахов». Отдельный кабинет был только у резидента, прозванного за глаза «главным рыбаком».