— Да, мне до сих пор удавалось не упоминать о тебе в своих разговорах. Не знаю, насколько долго я смогу это продолжать. К несчастью, я привлек к себе некоторое внимание жрецов. Ты еще не слышал о белом медведе?
Губы Венсела скривились.
— Сегодняшняя не слишком благочестивая похоронная процессия только сплетнями и занималась. Рассказы, которые я слышал, были весьма красочны, но противоречивы. Я, наверное, был единственным человеком, слышавшим их, для кого все случившееся было совершенно ясно. Поздравляю тебя с открытием… Я не ожидал, что ты так быстро освоишь эти умения.
— Мой волк никогда раньше не говорил таким голосом.
— Священные животные бессловесны. Подобная власть исходит от человека. Впрочем, целое отличается от каждой из составных частей: они изменяют друг друга, по мере того как сливаются.
Ингри несколько мгновений обдумывал услышанное; слова Венсела показались ему не слишком обнадеживающими и дразняще уклончивыми. О том, втором голосе, слышанном им в храме, он решил не упоминать.
— К тому же, — добавил Венсел, — твой волк раньше и в самом деле был связан, отделен от тебя, хоть и заключен у тебя внутри. Уверяю тебя: ни жрецы, ни я на этот счет не заблуждались. Тайной для меня остается другое: как ему удалось освободиться. — Венсел поднял брови, приглашая Ингри к откровенному признанию.
Ингри не обратил внимания на намек.
— На что еще он… я… мы способны?
— Колдовской голос — великая и загадочная сила, гораздо более определяющая твою сущность, чем ты думаешь.
— Поскольку мне практически ничего не известно, это не такое уж откровение, Венсел.
Граф пожал плечами.
— Действительно, шаманы лесных племен обладали и другой властью. Видения, которые не обманывали… Они могли исцелять недуги тела и души, раны, лихорадку. Иногда им удавалось следовать за человеком, чей разум погрузился во тьму, и возвращать его. Бывало, что они использовали свою силу для обратного: погружали жертву во тьму, насылали болезнь, даже смерть. Темная некромантия, требовавшая человеческих жертвоприношений…
«Наложение заклятий?» — молча задался вопросом Ингри.
— Да, они были могущественны, — продолжал Венсел медленно, — и все же даже в дни величайшей славы Древнего Вилда могущественны недостаточно. Их врагов — безжалостных врагов шаманов и воинов, в которых жили духи животных — оказалось слишком много. Пусть это послужит нам уроком, Ингри. Мы одиноки, и тайна — наша единственная надежда на спасение.
Йяда глубоко вздохнула и прошептала:
— Мне говорили, что великий Аудар победил магию Вилда одним мечом — мечом и храбростью.
Венсел фыркнул.
— Дартаканская ложь. Аудар собрал всех святых и волшебников из храмов Дартаки. Для нашего поражения в долине Священного древа потребовалось предательство богов.
Ингри догадался, куда клонит Йяда, и подхватил:
— И какие же записи о сражении при Кровавом Поле хранятся в твоей библиотеке в замке Хорсриверов — ведь дартаканские летописи о многом умалчивают?
Губы Венсела скривились в странной полуулыбке.
— Их достаточно много, чтобы понять: все, чему тебя учили в дни теперешнего упадка Вилда, — подтасовка.
— Какие бы нечестивые обряды ни совершали шаманы, Аудар победил. В этом нет лжи, — сказал Ингри.
Венсел раздраженно дернул плечом.
— Не нечестивые обряды, а великое, пусть и рожденное отчаянием, деяние. Вилд подвергался ужасному давлению. За время жизни одного поколения мы лишились половины наших земель. Цвет нашей молодежи умирал от дартаканских копий.
— Описания сражений, которые я читал, — возразил Ингри, — единодушно говорят о том, что армия Аудара была лучше организована и обучена, она лучше управлялась и снабжалась. Некоторые вещи для того времени кажутся просто чудом: дартаканцы строили дороги сквозь леса почти с такой же скоростью, как наступали.
— Ну, не с такой же, конечно, но действительно, захват ими владений любого племени приводил к полному опустошению. Против всех ресурсов Дартаки и половины богатств наших земель одной храбрости было недостаточно. Священный король — последний истинный правитель нашего народа и, кстати, один из моих предков Хорсриверов собрал шаманов всех племен, каких только мог найти, и все вместе они начали великий ритуал, который должен был сделать воинов — носителей духов неуязвимыми. Могучие бойцы, которых нельзя было ни ранить, ни убить, должны были встать на пути дартаканцев и отбросить их за реку Лур навеки. Тела и души этих мужей должны были соединиться с самой священной землей Вилда, и она обновляла бы их силы, чтобы даровать победу. Священные гимны, которые обеспечили бы такую связь, должны были звучать в течение трех дней; голоса должны были слиться в хор неслыханного никогда ранее величия. Обряд наделил бы людей силой самого леса.
Йяда, слушавшая, затаив дыхание, прошептала:
— Так что же помешало этому?
Венсел покачал головой и так стиснул губы, что они побелели.
— Все бы получилось, если бы Аудар, которому помогали и волшебники, и сами боги, не напал слишком быстро. С невероятной скоростью его армия прошла сквозь леса и холмы, вместо того чтобы остановиться на отдых и двинуться дальше с рассветом, — дартаканцы нанесли удар в темноте. Это была вторая ночь великого обряда, мы были не готовы, мы были уязвимы… племенные шаманы устали и растратили силу. Король уже получил священную связь с землей, но воины — еще не совсем.
— Вы… мы ведь все равно сражались? — настойчиво спросила Йяда.
— О, яростно! Но у Аудара было в три раза больше войска. Я… никто не думал, что он соберет такую огромную армию и двинет ее так далеко и так быстро.
— И все-таки победить воинов, раны которых магически исцеляются, трудно. Так что же случилось?
— Когда тела погребены в одном рву, а головы — в другом, в полумиле от первого, даже такие наделенные сверхъестественной силой воины умирают… со временем. Дартаканцы первым делом убили священного короля, без которого обряд не мог быть закончен, хотя его и не обезглавили… Ему переломали руки и ноги бросили в ров, завалив телами его соратников. Он еще многие часы оставался жив… пока не утонул в крови своих любимых товарищей. — Глаза Венсела блеснули.
— Люди Аудара работали всю ночь и весь день, — продолжал он, — обагренные кровью по пояс и почти обезумевшие от того, что им пришлось делать. Некоторые не выдерживали ужаса, они садились на землю, раскачивались и рыдали… Дартаканцы перебили всех, кого нашли поблизости от Священного древа: и тех, кто сдался, и тех, кто продолжал сопротивляться, шаманов, воинов, женщин, детей. Они не хотели рисковать. Они уничтожили все святилища, убили всех попавшихся им животных, спилили и сожгли Древо жертвоприношений. Старший сын и наследник священного короля был казнен последним, под конец дня, после того как стал свидетелем всего этого. Когда в священных пределах не осталось ничего живого, кроме деревьев, дартаканцы ушли оттуда и запретили кому-либо там бывать. Они словно хотели похоронить вместе с нами свои собственные грехи. Проливались дожди, выпадали снега многих зим, люди умирали, и Священное древо было забыто, как была забыта древняя слава Вилда.
Ингри поймал себя на том, что слушает страстный рассказ Венсела о тех древних событиях затаив дыхание. На какие еще откровения можно вызвать кузена?
— Говорят, Аудара привело в ярость нарушение племенами заключенного договора, а впоследствии он жалел о кровопролитии. Ради спасения своей души он принес огромные дары в храм.
— Свой собственный храм! — фыркнул Венсел. — Он жертвовал правой рукой то, что награбил левой. А договор, заключенный насильно, — это не договор, а разбой. Проникновение дартаканцев на наши земли было постоянным, а так называемые договоры служили им только для оправдания.
— Ну, не знаю, — с сомнением протянул Ингри. — Из хроник следует, что сначала дартаканцы намерения воевать не имели. Они начали завоевывать Вилд, после того как на протяжении жизни двух поколений отбивались от набегов. Как только они устанавливали границу, им только и приходилось, что ее защищать: неуправляемые кланы постоянно нападали на укрепления дартаканцев, так что тем приходилось выдвигать крепости вперед… и все начиналось сначала.
— Ты ведь и сам наполовину дартаканец, Ингри. — Тон Венсела снова стал сухим.
— Теперь это можно сказать о большинстве из нас.
— Да. Я знаю.
— Однако некоторым воинам кланов удалось бежать, — сказала Йяда, пристально глядя на Венсела. Ингри заметил, как крепко она стиснула лежащие на коленях руки. — Они, наши предки, продолжали бороться. Мы сопротивлялись, и со временем мы победили. Появился новый Вилд.
Венсел фыркнул.
— Империя Аудара пала из-за склок и глупости его внуков, а вовсе не из-за героизма уцелевших кланов. То, что возникло через полтора столетия, — это просто тень прежнего величия, насмешка над Древним Вилдом, лишившимся своей сущности и своей красоты, скованным дартаканской кинтарианской ортодоксальностью. Те, кто посадил на трон эту пародию священного короля, думали, будто возрождают что-то, но они были слишком невежественны, чтобы даже представлять себе, как много было утрачено. Дни великой свободы, дни жизни в единении с лесом миновали, были погребены под сетью дорог и мельниц, городов и ферм, под тяжким камнем храмов Аудара. Полтораста лет слез, страданий, кровопролитий не дали ничего. Новые владыки кланов, все эти гордящиеся своим богатством графы-выборщики — вкупе с настоятелями-выборщиками, что за насмешка! — самодовольно поздравляли друг друга с победой, но воздвигнутый ими роскошный трон служит опорой лишь ягодицам слабого человека. Им следовало бы рыдать на пепелище, оплакивать то древнее предательство.
Венсел наконец заметил, какими глазами смотрят на него оба его слушателя.
— Ух! Урок окончен, дети. — Венсел с усилием втянул воздух. — Я становлюсь болтлив. Сегодня был отвратительный и слишком долгий день. Мне следует отправиться домой. — Он стиснул зубы.