— Вот и хорошо, — сказал Хетвар. — Мы как раз обсуждали вас, Ингри. Оправились ли вы после утреннего нездоровья?
Выражение лица хранителя печати было откровенно насмешливым. Быстро перебрав в уме возможные варианты, Ингри решил, что ответа на этот вопрос не существует; поэтому он просто кивнул и стал всматриваться в своих неожиданных слушателей.
Настоятель Фритин приходился дядей графам-близнецам Боарфордам; это был представитель предыдущего поколения, избравший служение храму, поскольку слишком большое число старших братьев лишало его надежды унаследовать родовые земли. Его долгая карьера была типичной для священнослужителя и вполне достойной: если он и покровительствовал своим родичам, то всегда заботился о том, чтобы они ревностно служили храму. Его назначение в Истхом, сопровождавшееся важным постом выборщика, произошло около семи лет назад, ознаменовав кульминацию карьеры и возможности оказывать покровительство.
По наблюдениям Ингри, Фритин и Хетвар вполне уживались: оба они были прежде всего людьми практичными. Благодаря им Храмовый город и Королевский город чаще действовали сообща, чем противостояли друг другу, хотя бывали и исключения. В настоящий момент некоторая напряженность была вызвана приближающимися выборами, поскольку Хетвар полагал, что Фритин еще не определился с тем, кому отдаст голос: настоятель по матери был в родстве и с Хокмурами, и с Фоксбриарами. Фритин сумел использовать свое положение главы храма для того, чтобы пока что не пообещать свой голос никому. Не приходилось сомневаться, что он собирался извлечь пользу из такого положения вещей.
Ингри никогда не был уверен, что верховный настоятель снисходительно смотрит на его волка. Прощение Ингри даровал его предшественник; бумага с его подписью была единственной собственностью Ингри, которую он берег все последние десять лет; сейчас она хранилась в комнате Ингри в этом самом дворце. Ингри не было известно, является ли отвращение Фритина ко всему сверхъестественному следствием его теологических взглядов или личного отношения: настоятель так же не жаловал мистику, как и Хетвар.
«Так зачем же, интересно, он привел Льюко?»
Льюко как раз грыз палец и пристально смотрел на Ингри, что вызвало у того новый приступ беспокойства. Вежливо кивнув жрецу, Ингри стал ждать, когда кто-нибудь заговорит.
«Кто угодно, только не я. Пятеро богов, я недостаточно сообразителен для такой опасной компании».
Верховный настоятель сразу перешел к делу.
— Просвещенный Льюко сообщил нам, что вы утверждаете, будто пережили чудо сегодня утром в храме.
На мгновение Ингри задумался о том, как бы прореагировал Фритин, если бы он ответил: «Нет, я совершил чудо. Мне очень не хотелось, но бог так меня упрашивал…» Вместо этого Ингри ответил:
— Со мной не случилось ничего, что я мог бы доказать в суде, милорд. По крайней мере так мне сказали.
Льюко смущенно поежился под спокойным взглядом Ингри.
— Я там был, — холодно сказал настоятель.
— Да, милорд.
— Я не видел ничего. — К чести Фритина, хоть в его голосе мешались подозрение и тревога, тревога все-таки преобладала.
Ингри склонил голову, сохранив ничего не говорящее выражение лица. Если это кого-то и злит… Пусть сначала они выскажутся.
Принц-маршал Биаст с надеждой проговорил:
— Можно считать, что раз Сын Осени забрал душу Болесо, это свидетельствует против обвинений в звериной магии.
— Считать можно все что угодно, — добродушно кивнул Ингри. — И как только единственного свидетеля Камрила обнаружат утонувшим в Сторке, некому будет опровергнуть такое заключение. Я, во всяком случае, предпочту промолчать.
Верховный настоятель дернулся, уловив замаскированное оскорбление. Или совет? А может быть, угрозу? Ингри надеялся, что определить это точно окажется нелегко. Проницательные глаза Льюко блеснули вновь пробудившимся любопытством.
— Такого не случится, — сказал настоятель. — Камрил находится под стражей. Его ждет правосудие.
— Это хорошо. Тогда каким бы способом ни была спасена душа Болесо, по крайней мере его поступки получат оценку, которой заслуживают.
Биаст поморщился.
Хетвар решительно вмешался:
— Так скажите нам, лорд Ингри, когда вы обнаружили, что леди Йяда также заражена духом животного? — Ах, значит, они сравнивали то, что каждому из них говорил Ингри… Что ж, теперь этому не поможешь.
— В первый день после отъезда из замка.
С обычным своим обманчивым спокойствием Хетвар поинтересовался:
— И вы не сочли нужным сообщить об этом мне?
Стоящий у стены Геска, изо всех сил старавшийся сделаться невидимым, поежился.
«А кому же, как не Хетвару, ты писал свои доносы, Геска?»
Похоже, Хорсриверу, судя по тому, как своевременно тот их встретил. А если так, то остается ли и сейчас Геска его агентом?
— При первой же возможности, — ответил Ингри, — я сообщил о проблеме храму в лице просвещенной Халланы. Она направила меня к просвещенному Льюко. — «Ну, в определенном смысле…» — Я ожидал указаний священнослужителей, поскольку дело явно попадает в ведение храма, однако, увы, из-за переполоха с белым медведем вовремя их не получил. К тому времени, когда у меня появился шанс все рассказать, другие события заслонили это. — Другие события? Или то же самое, только с другой точки зрения? Кто, кроме богов, может заглядывать за все углы одновременно? Эта новая мысль не успокаивала. Ладно, переложим вину на святого — Льюко как раз со своего рода сухим одобрением смотрел, как Ингри выкручивается — и посмотрим, кто осмелится отчитывать его.
Ну конечно, не Хетвар: хранитель печати нахмурился, но переменил тему:
— Понятно. С девицей мы разберемся в свое время. До нас дошло более недавнее обвинение. Что вы скажете об утверждении Камрила, будто Венсел кин Хорсривер также скрывает в себе дух животного?
Ингри сделал глубокий вдох.
— Я скажу, что такое тяжкое обвинение, несомненно, заслуживает тщательного разбирательства со стороны храма.
— И что это разбирательство обнаружит?
Насколько умело способен Венсел скрывать свою тайну? Несомненно, лучше, чем Ингри — свою…
— Полагаю, что это будет зависеть от компетентности следователей.
— Ингри! — Особый тон Хетвара, шипение сквозь зубы, заставил и Геску, и Биаста поморщиться, но на этот раз Ингри не поддался.
— Этот человек — граф-выборщик, а мы накануне выборов. Я полагал, что Хорсривер — верный приверженец законного наследника.
Ингри поклонился Биасту, и тот ответил ему благодарным кивком. Фритин заморгал, но ничего не сказал.
— Если с ним все в порядке, — продолжал Хетвар, — мне нужно об этом знать! Я не могу позволить себе лишиться его поддержки из-за несвоевременного ареста.
— Что ж, — равнодушно ответил Ингри, — тогда решение очень простое: дождитесь, пока он проголосует, а потом схватите его.
Биаст сморщился так, словно, откусив кусок яблока, обнаружил половинку червяка. Выражение лица Хетвара показало, что на мгновение он допустил такую возможность. Фритин не позволил себе никакой реакции, и Ингри снова задал себе вопрос: кому настоятель обещал свой голос?
Не увеличился ли только что шанс Камрила поцеловаться с водами Сторка?
«Разве мне есть до этого дело? — Ингри вздохнул. — Пожалуй… — Ингри пришел к мрачному выводу: в этой комнате не было никого, кому он достаточно доверял бы, чтобы сообщить о последних открытиях насчет Хорсривера. — Мне необходима Йяда».
Ингри стиснул руки за спиной. «Моя очередь».
— Верховный настоятель, — обратился он к Фритину, — вы — и теолог, и выборщик. Если хоть кто-нибудь может ответить на мой вопрос, то это вы. Можете ли вы сказать мне, в чем в точности заключается теологическое различие между священной властью короля Древнего Вилда и ее современной формой, одобряемой квинтарианской ортодоксией?
Хетвар вытаращил глаза. На его лице явно читался вопрос: «Откуда, во имя пяти богов, взялся этот вопрос, Ингри?» Однако хранитель печати откинулся в кресле и знаком предложил настоятелю отвечать: ему явно было очень любопытно узнать, куда их заведет неожиданный поворот разговора.
Фритин побарабанил пальцами по подлокотнику кресла.
— В древности священный король избирался главами тринадцати сильнейших племенных кланов. Теперь выборщиками являются представители восьми великих домов и пятеро священнослужителей. Правам крови и первородства отдается предпочтение, — Фритин бросил взгляд в сторону Биаста, — по образцу Дартаки. Поскольку выборы священного короля в Древнем Вилде чаще всего бывали прелюдией к войне между племенами, более мирная передача власти от поколения к поколению, несомненно, знаменует собой благословение богов. — Новый поклон в сторону Биаста содержал явный намек: «И пусть это так и останется».
— Это политический ответ, — проговорил Ингри, — а я спрашивал о другом. Был ли в древности священный король всегда воином, в котором жил дух животного, или… шаманом? — Вот теперь и выяснится, безопасно ли было упоминать именно этот термин.
Льюко выпрямился в кресле; разговор явно интересовал его все больше.
— Я слышал о чем-то подобном. Древний священный король был центральной фигурой многих межплеменных обрядов. На самом деле он был скорее магом, чем святым.
Ингри попытался представить хоть кого-нибудь из последних священных королей в роли мага, но это ему не удалось. «Не были они, по правде сказать, и святыми».
— Так какая… сверхъестественная сила покинула современных священных королей?
— Да? — пробормотал Льюко, и Ингри не понял, что означала вопросительная интонация — предостережение или одобрение.
— И что осталось? Что теперь делает священного короля священным?
Верховный настоятель поднял брови.
— Благословение пяти богов.
— Простите меня, просвещенный, но благословение пяти богов я получаю на каждом праздничном богослужении. Это же не делает меня священным.
— Совершенно верно, — почти неслышно буркнул Хетвар.