[1601]. Эти инструкции и были исполнены одесскими гражданскими чиновниками. За ходом операции по расстрижению афонских иноков наблюдал направленный в Одессу 11 июля директор канцелярии обер–прокурора Святейшего Синода В. И. Яцкевич.
Согласно газетным сведениям, Патриарх Константинопольский Герман, один из виновников»афонской трагедии», направил в российский Синод протест против превращения изгнанных с Афона иноков в мирян [1602], однако в данном случае Синод предпочел проигнорировать мнение Константинопольского Патриарха, а также присоединившихся к этому мнению Патриархов Иерусалимского и Антиохийского[1603]. Впрочем, канцелярия Святейшего Синода опровергла сообщения газет о протестах Патриархов[1604].
15 июля в доме архиепископа Херсонского и Одесского Назария состоялось совещание с участием архиепископа Никона, одесского градоначальника И. В. Сосновского, директора канцелярии обер–прокурора Святейшего Синода В. И. Яцкевича, начальника жандармского управления П. П. Заварзина, С. В. Троицкого и В. С. Щербины. Обсуждались сделанные распоряжения относительно прибывших на»Херсоне»имяслав–цев, а также дальнейшие действия. Совещание постановило»отобранные у афонцев монашеские платья, церковные облачения, богослужебные книги передавать под расписку в афонские подворья»,«всю имеющуюся в багаже афонцев литературу направлять в распоряжение Херсонского епархиального начальства»,«имеющиеся при афонцах значительные денежные суммы отбирать и зачислять в депозиты Одесского градоначальства, оставляя им на руках для путевых расходов не более 50 рублей на каждого»,«предъявить к афонцам принудительное требование о снятии волос»,«о всех выдворяемых из Одессы афонцах в целях надзора за ними поставить в известность начальников губерний и епархиальных преосвященных»[1605]. Был составлен опросный лист, который должны были подписать все имяславцы, не признанные в монашестве Синодом. Лист завершался следующими словами:«Сим обязываюсь не носить монашеского одеяния и явиться незамедлительно в п[ункт] указанный в проходном свидетельстве местному полицейскому начальству»[1606].
Характерно, что на принудительном расстрижении иноков настаивали именно архиепископы Никон и Назарий, тогда как градоначальник Со–сновский возражал против этого. По окончании заседания он направил на имя товарища министра внутренних дел генерала В. Ф. Джунковского телеграмму следующего содержания:«Совещание при участии архиепископов Никона и Назария и командированных лиц признало необходимым снять с прибывших афонцев, кроме монашеского платья, также волосы. Ввиду упорного нежелания имяславцев подчиниться последнему требованию, прошу срочных указаний относительно допустимости принудительной стрижки». Ответ Джунковского гласил:«Принудительную стрижку имяславцев мерами полиции признаю недопустимой»[1607].
17 июля в Одессу на пароходе»Чихачев»прибыла еще одна партия имяславцев, покинувших Афон, числом 212. Из оставшихся на Афоне русских монахов некоторые, опасаясь ареста, вскоре уехали добровольно (предпочтительным считалось бегство на Камчатку к миссионеру о. Нестору Анисимову)[1608]. В результате русское афонское монашество в течение одного месяца уменьшилось примерно на тысячу человек; если же сравнивать статистику 1910и 1914 годов, то разница составляет около полутора тысяч[1609].
Всех прибывших в Россию имяславцев ждала суровая участь: если их не сажали в тюрьму, то распределяли по епархиям и монастырям с запретом в священнослужении и отлучением от причастия; иных лишали даже предсмертного причащения и хоронили по мирскому обряду[1610]. Лишь десять имяславцев во главе с архимандритом Давидом (Мухрановым) были оставлены при Андреевском подворье в Одессе. Настоятель подворья иеромонах Питирим 12 сентября 1913 года направил на имя Константинопольского Патриарха Германа V прошение, в котором, обращаясь к Патриарху»яко верховному судне и главе Вселенской Церкви», сообщал о том, что находящиеся под его надзором имяслав–цы не принесли никакого покаяния, и просил Патриарха вызвать их в Константинополь на суд[1611].
Спустя год после изгнания имяславцев с Афона газета»Московский листок»со ссылкой на иеросхимонаха Антония (Булатовича) свидетельствовала:
По имеющимся сведениям, до 600 человек, изгнанных с Афона и разосланных по всей России, подвергаются всевозможным притеснениям. Духовенство требует от них отречения от каких‑то заблуждений; настоятели монастырей не принимают их в обители<…>Настоятель одной из пустынь Курской епархии сначала принял в число братии 16 иноков–афонцев, а потом стал называть их»еретиками»и обращался с просьбой к светскому начальству о высылке их из пустыни на родину по этапу, что и было исполнено. Один из афонских монахов, умирая, пожелал причаститься; послали за священником, который отказался его напутствовать, сказав, что грешно молиться за»еретика». И таких случаев было несколько[1612].
По возвращении архиепископа Никона с Афона Святейший Синод несколько раз назначал и переносил дату слушания его доклада. Газеты конца июля–начала августа 1913 года писали о разногласиях в среде иерархов по вопросу об имяславии: среди сочувствующих афонскому движению называли епископа Полтавского Феофана (Быстрова) и епископа Саратовского Гермогена (Долганова)[1613]. Сообщается и о разногласиях внутри Святейшего Синода по поводу действий архиепископа Никона на Афоне:«На частном совещании иерархов, как говорят, раздавались даже голоса о необходимости выхода архиепископа Никона из числа присутствующих членов Синода»[1614]. Первоприсутствующий член Синода митрополит Владимир якобы высказывался в том смысле, что»нужно было отнестись к вопросу с полным вниманием и против убеждений бороться убеждениями же и текстами Священного Писания, а не штыками, так как штыки могут создать из еретиков мучеников и таким образом вместо прекращения ереси деяния епископа Никона могут только способствовать перенесению ее в Россию»[1615].
Доклад Никона, которого синодалы так долго ожидали, был сделан лишь 21 августа, спустя более месяца после его возвращения с Афона[1616]. Главным аргументом Никона в защиту необходимости силового решения была угроза греков изгнать с Афона всех русских монахов, если немедленные меры против»еретиков»не будут приняты[1617]. Затем Синод заслушал доклады С. В. Троицкого и архиепископа Херсонского и Одесского Назария[1618].
Результатом слушаний в Синоде стало Определение от 27 августа за № 7644»о пересмотре решения Святейшего Синода относительно имябожников»[1619]. В Определении, в частности, предлагалось»усвоить последователям нового лжеучения наименование имябожников, как наиболее соответствующее содержанию их учения»; направить Послание Святейшего Синода Вселенскому Патриарху Герману V»с просьбой произвести канонический суд над упорствующими, подчиненными его духовной власти, а раскаявшихся разрешить Российскому Святейшему Синоду принимать в церковное общение»;«по получении ответа от патриарха иметь суждение о дальнейших мерах, касающихся упорствующих имябожников»;«поручить миссионерам и священникам тех приходов, где проживают имябожники, принять меры к предупреждению распространения ими своего лжеучения и увещания их»; в случае желания кого‑либо из имябожников принести чистосердечное раскаяние»предоставить таковому обратиться к игумену ближайшего монастыря или местному священнику», который должен произвести тщательное испытание его и»на исповеди, не разрешая его, предложить ему подписать отречение о ереси», о чем затем донести письменно епископу; епископ может предоставить право»разрешить такового от греха ереси и противления Церкви», допустить к причастию и поступлению в»тот монастырь, куда примут», при условии строгого надзора со стороны настоятеля и духовника;«препроводить к епархиальным преосвященным алфавитные списки высланных и добровольно приехавших в Россию имябожников для рассылки этих списков настоятелям монастырей с запрещением принимать в монастырь упомянутых в списках лиц без особого разрешения епархиальной власти»[1620].
Для тех из монахов–имяславцев, которые пожелают»принести чистосердечное раскаяние», Синодом была составлена специальная»Форма обещания для возвращающихся к учению Православной Церкви имябожников», которую каждый из них должен был подписать. Составленная в оскорбительном для имяславцев тоне,«Форма»содержит, в числе прочего, осуждение книг схимонаха Илариона и иеросхимона–ха Антония (Булатовича):
Мы, нижеподписавшиеся, искренно сознавая, что впали в еретическое мудрование, приняв за истину ложное учение, будто имена Божий, особенно же имя Иисус, есть Сам Бог, и глубоко раскаиваясь в сем заблуждении, преискренне возвращаемся к учению православной Церкви, изложенному в грамотах Святейших Вселенских патриархов Иоакима III и Германа V, и в послании Святейшего Синода Всероссийской Церкви, всем сердцем приемлем и лобызаем оное учение, исповедуя, что святейшие имена Господа Иисуса Христа и все имена Божий должны почитать относительно, а не боголепно, отнюдь не почитая их Богом Самим, а только признавая Божественными, в полноте своего смысла единому Богу приличествующими, учение же, содержащееся в книгах»На горах Кавказа»монаха Илариона,«Апология»иеросхимонаха Антония Булатовича и им подобных, отметаем яко противное чисто православному учению Святой Церкви о именах Божиих, яко ведущее к суеверию, к злочестивому пантеизму или всебожию, самые же книги вышепоименованные отвергаем и верить оным отрицаемся. Во свидетельство же искренности сего нашего пред Богом покаянного исповедания благог