В то же время в 1915–1916 годах наблюдается медленный, но постоянный рост общественной поддержки имяславского движения. Публикаций, посвященных движению имяславцев, в эти годы по указанным причинам стало меньше, чем в 1913–м и 1914–м, но общий тон публикаций менялся на все более сочувственный. Некоторые издания, ранее клеймившие»имябожников»позором, теперь становятся на их сторону (в частности, газета»Колокол»). В числе сочувствующих имяславцам оказываются не только церковные деятели, но даже и такие далекие от церковной проблематики люди, как, например, поэт Осип Мандельштам, посвятивший афонским инокам следующее стихотворение, датированное 1915–м годом:
И поныне на Афоне
Древо чудное растет,
На крутом зеленом склоне
Имя Божие поет.
В каждой радуются келье
Имяславцы–мужики:
Слово — чистое веселье,
Исцеленье от тоски!
Всенародно, громогласно
Чернецы осуждены;
Но от ереси прекрасной
Мы спасаться не должны.
Каждый раз, когда мы любим,
Мы в нее впадаем вновь.
Безымянную мы губим
Вместе с именем любовь [1911].
Наше изложение событий 1914–1916 годов было бы неполным, если бы мы не упомянули о том, что в это время происходило с автором книги»На горах Кавказа»схимонахом Иларионом. В течение всего периода имяславских споров он оставался от них в стороне: церковным властям, выносившим суждение о его книге, даже не приходило в голову вызвать самого автора и допросить относительно ее содержания. Лишь обрывочные сведения доходили до кавказской пустыни — об осуждении книги»На горах Кавказа»Синодом, о ее сожжении в Валаамском монастыре, о суде Московской Синодальной конторы, о вступлении России в войну. На информацию о сожжении своей книги схимонах Иларион отреагировал крайне болезненно. В частном письме, датированном 29–м мая 1914 года, он так говорил об этом событии:
Живу в далеких горах и положительно ничего не знаю и не слышу о своей книге. Вы извещаете, что сожгли. Вот это дело! Вечным огнем, если не покаются, будут жегомы те, кто дерзнул на сие. Боже наш! Какое ослепление и бесстрашие! Ведь там прославлено имя Бога нашего Иисуса Христа, Имя»Ему же поклоняется всяко колено небесных, земных и преисподних». Там в книге все Евангелие и все Божественное Откровение, учение Отцов Церкви и подробное разъяснение об Иисусовой молитве. Вот так показали свою духовность и близость к Богу монахи XX века<…>Конечно, скажете, Синод приказал, да где же у вас свой‑то ум?<…>Ангели поют на небеси превеликое Имя Твое, Иисусе, а монахи, о ужас, сожгли яко вещь нестерпимую. Без содрогания нельзя сего вспомнить [1912].
В марте 1915 года журнал»Ревнитель»опубликовал письмо схимонаха Илариона, адресованное редактору этого журнала Л. 3. Кунцевичу. Письмо полно апокалиптических предчувствий:
Я должен сказать и то, что я сильно обижен действиями в отношении меня духовной власти. Почему же она, когда она разбирала мою книгу и осудила ее, не отнеслась ко мне ни единым словом или вопросом о всех тех местах в моей книге, кои были причиною возникшего недоумения?<…>Мнится нам<…>что эта ужасная»пря»с Богом по преимуществу высших членов России Иерархов есть верное предзнаменование близости времен, в кои имеет прийти последний враг истины, всепагубный антихрист[1913].
В своем письме схимонах Иларион последовательно отвечает на вопросы Кунцевича, отражающие наиболее расхожие представления о заблуждениях имяславцев:
Считаю ли я, что имя Божие есть четвертое Божество? Отвечаю — отнюдь нет. Никогда это богохульное учение не только теперь, но и во всю мою жизнь не находило места в моем внутреннем мире, даже и на одно мгновение<…>Обожаю ли я звуки и буквы имени Божия и что я разумею под Именем Божиим? — Выражаясь»Имя Божие Сам Бог», я разумел не звуки и буквы, а идею Божию, свойства и действа Божий, качества природы Божией<…>Это понятие для молитвенника весьма важно, именно: призывая имя Божие, чтобы он не думал, что призывает кого другого или бьет словами напрасно по воздуху, но именно призывает Его Самого<…>А звуками мы только произносим, называем или призываем имя Божие<…>буквами же начертываем его, т. е. изображаем, пишем; но это есть только внешняя сторона имени Божия, а внутренняя — свойства или действа, которые мы облекли в эту форму произношения или письма. Но и перед этой формой<…>истинные последователи Христа Иисуса всегда благоговели и почитали ее наравне со святым крестом и святыми иконами<…>[1914]
На вопрос о том, спасительно ли имя Божие даже для неверующих или для верующих, но произносящих его без внимания и благоговения, схимонах Иларион отвечает: имя Божие»само по себе всегда свято, славно и спасительно; доя нас же производит действие, смотря по нашему отношению к нему». Имя Божие, произносимое без достаточного внимания и благоговения, если отсутствие внимания является не следствием пренебрежения, а следствием немощи ума человеческого, также может быть спасительным. Когда же человек произносит имя Божие кощунственно, насмешливо, тогда оно становится для него огнем поядающим[1915].
Письмо о. Илариона свидетельствует об одном факте, на который не обращали внимания многие критики имяславия: о. Иларион и о. Антоний (Булатович), чьи имена склоняли вместе, так, как будто это были члены одного кружка, в действительности никогда не были лично знакомы, хотя и относились друг другу с большим почтением.
<…>Спрашиваете, — пишет о. Иларион, — был ли я денщиком у о. Антония Булатовича, как Вы слышали от некоторых, — конечно, в этом нет позора, если бы и был, но лучше о том судите сами: знающие его лично дают ему 40 или от силы 45 лет, а мне 70 лет, и я лично его не знаю, а поэтому и не могу судить, гожусь ли я ему в денщики или нет, но я знаю его по Апологии и сужу о нем как о человеке честном и понимающем дело, и далеко превосходящим меня своими качествами — духовными и нравственными. Да поможет ему Господь и Всепречистая Богоматерь во благих его намерениях<…>[1916]
Наконец, в письме Кунцевичу схимонах Иларион говорит об обстоятельствах, при которых писалась книга»На горах Кавказа», а также о реакции на нее в монашеской среде:
При первом появлении в свете моей книги она произвела необычайно великое впечатление — преимущественно, на внутренних молитвенников, доказательством чего служит то, что<…>без числа последовали ко мне благодарные письма — искренние, сердечные, задушевные<…>Мы так мыслим, что хотя книга наша»На горах Кавказа»запрещена яко еретическая и предается сожжению, но есть другой суд — суд божественный, беспристрастный, праведный, и истинно признаюсь Вам<…>радостная надежда веселит сердце, что там книга моя, как написанная Божиею силою, именно по добрым целям, получит праведный суд[1917].
Приведенное письмо было последним печатным выступлением схимонаха Илариона. В течение 1915 и первой половины 1916 года он проживал попеременно в своей келлии в урочище Темные Буки или в Сентинском Спасо–Преображенском женском монастыре, где пользовался гостеприимством игумений Раисы. Сохранившиеся архивные документы [1918] свидетельствуют о том, что и духовные и светские власти пристально следили за жизнью и деятельностью схимонаха Илариона, к тому времени старого и больного. Время от времени его посещали епархиальные миссионеры, отбиравшие у него книги и выяснявшие у него детали его»лжеучения». Архиепископ Ставропольский Агафодор и его викарий епископ Александровский Михаил регулярно получали донесения о деятельности схимонаха Илариона и нескольких проживавших вместе с ним послушников и послушниц. На игумению Раису и других инокинь Сентинского монастыря со стороны епископа Михаила оказывалось»воздействие и словом убеждения и мерами строгости на тот предмет, чтобы все оне оставили увлечение учением схимонаха Илариона об имени Иисусовом»[1919]. В сентябре 1915 года временный генерал–губернатор Кубанской области и Черноморской губернии воспретил схимонаху Илариону»пребывание в местностях, состоящих на военном положении или входящих в театр военных действий<…>как лицу, вредному для государственного порядка и общественной безопасности»[1920].
Согласно тем же архивным сведениям, схимонах Иларион скончался от водянки 1 марта 1916 года и погребен на Пасху в урочище Темные Буки [1921]. Схимонаху Илариону не довелось увидеть ни революции, ни последовавшего за ней разгрома Церкви в России. На Кавказе остались его немногочисленные ученики, среди которых его имя было окружено почитанием. Книга»На горах Кавказа»продолжала пользоваться популярностью среди российской верующей интеллигенции послереволюционного периода. Любопытно, что в советское время об осуждении этой книги Синодом мало кто знал, тогда как саму книгу продолжали читать и любить весьма многие. В»самиздате»она переиздавалась неоднократно. А в 1998 году, спустя более 90 лет после первого издания, книга»На горах Кавказа»вновь напечатана в Санкт–Петербурге.
В. Ф. Эрн обимяславии
Одной из крупных фигур в стане ученых имяславцев был В. Ф. Эрн, видный религиозный мыслитель, историк философии и публицист. Без рассмотрения его публикаций 1914–1916 годов наш обзор имя–славских споров был бы неполным.
Владимир Францевич Эрн (1882–1917) с молодости увлекался идеями Платона и Владимира Соловьева. После окончания в 1904 году историко–философского факультета Московского университета оставлен при кафедре всеобщей истории, где впоследствии стал доцентом и профессором. В 1906–м в Германии слушал лекции А. Гарнака. Религиозно–философская проблематика находилась в центре научного внимания Эрна. Среди его ближайших друзей — священник Павел Флоренский, В. П. Свенцицкий, А. В. Ельчанинов, С. Н. Булгаков, Андрей Белый. В 1905 году Эрн становится активным участником подпольного религиозно–философского общества»Христианское братство борьбы», ставившего своей задачей создание русского христианского социализма, основанного на идеалах соборности, христианской общественности и всеобщей любви. В 1906 году Эрн участвует в основании Московского религиозно–философского общества памяти Вл. Соловьева, а в 1907–м — в создании при нем Вольного богословского университета. В 1910 году Эрн вместе с С.