— Мать хороню. Вскрыли магазин ритуальных принадлежностей. — Показал рукой через проспект на этот магазин и добавил: — Бои закончатся, верну им все до копеечки. Хоть мать похороню по-человечески. Думаешь, поймут?
— Поймут, люди же.
Мимо нас с ревом промчалась колонна танков, они шли туда, где последние нелюди еще яростно отстреливались, прекрасно понимая, что прощать их за Мариуполь не будут. Мы двинулись следом за танками.
Мы сами себе определили задачу — найти квартиры, где вэсэушни-ки и нацбатовцы оборудовали огневые точки. Впрочем, этим же вечером мой сосед по располаге, прошедший «горячих точек» больше, чем я «цветных революций», цинично высмеял эту идею. Витя изрядно повоевал в разных городах еще со Второй Чеченской, и к его мнению стоит прислушаться.
— Дима, ну что за пропаганда! Какие огневые точки, чтобы туда из первого «шмеля» (ручной огнемет. — Авт.) задули? Отстрелялся — сменил позицию, отстрелялся — сменил. Если есть связь, если ты знаешь, кто от тебя слева-справа, ты успешно в городе воюешь. А вот сидеть на одном месте в домах еще в Берлинскую наступательную отучили.
И Витя был прав. И в то же время нет. Району Октябрь повезло меньше, его «азовцы» превратили в крепость, от высоток мало что осталось. В наших же поисках у бульвара Шевченко единственное место похожее на огневую точку мы нашли в квартире точно напротив Академии полиции. Окна снаружи были исклеваны пулями, а один бетонный угол просто выбит ответным огнем тех, кто сидел в этой академии. За академией в парке шел бой, хором работали по наземным целям крупнокалиберные пулеметы «Утесы» и зенитки. И их огонь сливался в сплошной гул. Но, совсем рядом, во дворах, было уже тихо. Женщина у подъезда варила что-то в кастрюльке. Я поинтересовался:
— Что на обед?
— Борщ!
Вчера все в доме получили гуманитарку. Но, по словам моей собеседницы, уже можно купить продукты. Коммерсанты из Донецка подсуетились, начали возить еду на продажу с наценкой в 25 % — «за риск», как они объясняют. Берут гривнами, рублей в городе нет.
— Но это не самый главный дефицит в городе. Я не так есть хочу, как хочу стекла вставить! Уже месяц по квартире ветер гуляет, ковром забили, не помогает.
За день мы накрутили многие километры по кварталам в окрестностях бульвара Шевченко, и вот что я заметил на основе своих наблюдений. В этом районе серьезно пострадали только внешние дома кварталов — квартиры выгорали этажами, но вот серьезных обрушений не так уж много. А в глубине встречаются дома и с целыми стеклами. Разумеется, так далеко не везде. Но если одна часть города уцелела процентов на 70, то надежда есть.
Въезжая в Мариуполь, мы обратили внимание на толпу, занявшую парковку у гипермаркета «Метро». Но люди несли и везли на себе коробки с необычной маркировкой: георгиевская лента в виде буквы Z. Рыжая барышня охотно демонстрирует содержимое — макароны, масло, тушенка, сгущенка, рыбные консервы. Отдельно коробка с порошком, средством для мытья посуды в холодной воде, женские прокладки, одноразовые бритвенные станки. Выдают и воду в пятилитровых бутылях.
На входе в гипермаркет горожанам ставят номера на ладони — чтобы был порядок. Все терпеливо ждут своей очереди. Прошелся по людям. Записал скороговорку немолодого мужчины:
— Я, Подлесный Валерий Валентинович, передаю привет Романовой Инге Валентиновне в Москву. Я жив!
Внутри гипермаркета — бесконечно длинный стол из европоддонов, а на нем сотни телефонов, стоящих на зарядке. Связь украинских операторов иногда срабатывает, но все ждут, когда начнут выдавать сим-карты республиканского оператора. И лекарства. Мариуполь — город простуженных людей. Женщина просит волонтера:
— Я сегодня в шесть утра пришла, уже все лекарства разобрали. Вы мне посигнальте фонариком, я вон в той черной девятиэтажке живу!
Волонтер говорит, что сигналить не будет, но советует приходить к пяти утра. Женщина соглашается:
— Уже невыносимо в подвале сидеть, бои-то у нас закончились, а квартира выгорела.
Мы отъезжаем от Мариуполя километров на десять и встаем на обочине выпить кофе, про который совсем позабыли. Тут же возле нас останавливается потрепанный каблучок, весь в буквах Z. Ополченец высовывается в окошко:
— Мужики, сломались? Или бензинчика плеснуть?
— Спасибо, кофе пьем.
Мы протягиваем парню чашку, он отпивает и уносится в город. Мои спутники, воевавшие восемь лет назад, удивленно переглядываются:
— Ты смотри, как в 14-м году! Потом такие отношения сошли на нет, конечно, и вот, все по новой. Здорово!
Я замечаю:
— Сошли на нет, потому что бои продолжились в самом безнадежном формате. А больше их не будет. Значит, и отношения между людьми останутся, куда им деться теперь?
30 марта 2022 годаБАТАЛЬОН «ВОСТОК» ПРОБИЛ ПУТЬ В ГОРОД
В это утро микрорайон «Восточный» Мариуполя пах вкусно — жареными семечками. На гигантской маслобойне без малого месяц дымились многотонные залежи необработанного подсолнечника, и целый месяц бойцы батальона ДНР «Восток» наслаждались этим восхитительным запахом. «В рот подсолнечное масло больше не возьму», — заметил водитель нашей драной «девятки». Стекла в машине были истерзаны мелкими осколками так, что осыпалась зеркальная тонировка, казалось, все сиденья в каких-то новогодних блестках. Еще неделю назад на этой машине катались нацисты из батальона «Азов» и не успели забрать ее, отступая. Не до того им было.
В квартале под ногами хрустит военный мусор — куски оконных рам, осколки, гильзы, какая-то декоративная обшивка и вездесущий утеплитель. А девятиэтажки — самые обычные, такими застроен весь Мариуполь. Вот только взять эти здания было мудрено. Я спотыкаюсь о толстый бельевой трос, растянутый поперек улицы. Как ни странно, это символ мужества наших бойцов.
Помню, как один из батальонных завхозов рассказывал мне, как прочесывал все небогатые магазины в округе, пытаясь найти нормальную веревку. Зачем? В одной из девятиэтажек 22 дня в полном окружении сражалась так называемая «группа Люгера», два десятка бойцов батальона «Восток». «Азовцы» по стандартной тактике пропустили их в глубь квартала и отрезали от своих, надеясь постепенно выбить разведчиков или заставить их сдаться, когда закончатся боеприпасы. С ходу разблокировать ребят не удалось — потеряли БТР: он потом много дней стоял посередине Таганрогского шоссе. Но самое главное, потеряли ребят из деблокирующей группы. Один из парней весь световой день пролежал в чистом поле, в неглубокой воронке от 120-мм минометной мины. К нему прилетал наш коптер, и боец аккуратно помахал оператору рукой и утром вышел к своим.
С заблокированной группой все было сложнее. Почти сутки ребята из авиаразведки «Востока» с помощью квадрокоптера забрасывали окруженным бойцам трос — первую «дорогу жизни». А потом в девятиэтажку в пустых пятилитровых бутылях по воздуху поползли гранаты, патроны, продукты, газ для горелки, вода и лекарства, батареи для рации. В ответ разведчики присылали трогательные записки на кусках обоев. Командир батальона «Восток» собрал эти послания и сохранил: «Для истории». Иногда, «азовцы» пытались штурмовать здание, и наши ставили заградительный огонь, осколки рвали «дорогу жизни», наши заводили новый трос, а бандеровцы включали РЭБ и пытались отжать батальонный квадрокоптер…
Буквально несколько дней назад «группу Люгера» разблокировали и вывели, а дома освободили и зачистили. Теперь в квартале можно передвигаться, не пригибаясь, не прижимаясь к стенкам. Разведчик Роман показывает мне, как он выразился, «чудо войны»:
— Видишь, на предпоследнем этаже, на кухне, стоят стол, стулья и кастрюлька? Приходи и усаживайся…
Внешней стены у дома нет, и совершенно непонятно, как уцелел этот простецкий кухонный быт. Роман мне показывает на черные зияющие провалы межквартирных коридоров, уходящих в глубь здания:
— Мы почему ребят разблокировать не могли и взять соседние «девятины» не получалось? Как начинался обстрел, фашики сразу же отходили в эти коридоры, и получалось, их снаружи прикрывали сразу три-четыре стенки…
Квартал взяли, лишь положив в него десяток корректируемых снарядов «Краснополье», точечно выбив все огневые гнезда. «Азов» откатился на другой рубеж, оставив после себя трупы.
Еще за несколько дней до начала спецоперации, принимая меня в батальон вольноопределяющимся, командир «Востока» выставил мне условие: «Под ногами у воюющих не путаться». Я согласился и «не путался». Понимал, что сидеть у ног бойца, стреляющего в окно, так, чтобы тебе за шиворот сыпались горячие гильзы, — это, конечно, здорово. Но читателю, который пытается через тебя понять происходящее в Мариуполе, такие «боевые сюжеты» не дают никакой информации. Мне и читателям нужны были истории.
Поэтому этим утром, еще по темноте, меня подняли со словами: «Хотел историй?»
Оказывается, несколько часов назад бойцы «Востока», осматривая освобожденные дома, обнаружили в одной из девятиэтажек семью, которая прожила весь месяц боев в своей квартире на первом этаже: отец Вячеслав, мать Наталья и девятилетняя дочка Арина. Чуть позже к этой семье присоединилась соседка Марина со взрослой дочерью. Марина жила на пятом этаже, пока ее не ранило. Пуля вошла ей в грудь так удачно, не задев ни легких, ни сердца, ни костей, что врачи батальона только развели руками — «чудо». Единственный след: Марина очень бледная, прямо серая и иногда морщится от какой-то внутренней боли. После ранения Марина с дочкой переехали на первый этаж: последние жители подъезда собрались вместе. В подвал они не спускались, все обстрелы пережидали в простенках у лифта и в коридоре подъезда. Спали все вместе, застелив одеялами полы в большой комнате — «так не страшно».