За несколько дней до отъезда на меня вышел сирийский врач-офтальмолог, один из лучших в профессии. «Док» давно живет в Москве. Просит передать снайперу российской армии так называемую «баллистическую метеостанцию». Несколько лет назад этот боец спас семью доктора в Дейр-эз-Зоре, сейчас воюет под Донецком, и «док» таким образом отдает священный долг. Метеостанция была упакована в специальный кейс «Байкал», из тех, что можно погружать в воду чуть ли не на сотню метров. Я, увидев это добро, сразу же заметил:
— Это два месяца экспертизы на ростовской таможне. Минимум!
И мы с «доком» договорились задействовать все наши связи. А связи у нас были. Кажется, только пожарным не сообщили: «Стешин едет с гуманитаркой».
На погранпереходе Успенка я привычно открыл бардачок, капот, все двери и приготовился, как говорят в определенной среде, «рам-сить». Но таможенникам было противно смотреть на мою машину, они от нее отворачивались со скучающим видом, я не мог поймать их взгляд, обычно очень цепкий.
Таможня в ДНР прошла еще быстрее. Там я повстречал своих читателей и уже через 20 минут заехал в республику. Они мне даже разрешение на ввоз машины сами заполнили… Я проехал и сделал вывод — система настраивается в «ручном режиме». Она управляема, у нее есть ключ или кнопка — понимание людей в таможенной форме, зачем мы везем эти вещи. Но система в автоматическом режиме не работает. Почему? Разбираемся дальше.
Конец июля, на кухне в моей донецкой квартире сидят ребята-гуманитарщики. Мы уже выпили термос зеленого чая и пришли в необычайное возбуждение. Рассказывают в лицах, размахивая руками, как они «на крике» проехали таможню из главы выше. Один из парней, повоевавший здесь как следует, говорит, что в процессе затяжного скандала он даже предложил таможенникам выйти на «честный Божий бой», чтобы высшие силы решили, кто прав! Таможенники были скандализированы, и груз ребята все-таки завезли — броню, медикаменты, квадрокоптеры. Вещи — бесценные на фронте — попадают на передовую вот такими жиденькими гуманитарными ручейками. Жиденькими, потому что ты не знаешь, повезет ли тебе сегодня.
Месяц назад случился всероссийский скандал. Белгородская таможня, всегда считающаяся лояльной, вдруг взяла и задержала дорогущий коптер (2 млн 200 тыс. рублей. — Авт.). Его ждали наши спецназовцы. «Матрикс ЗОТ». Отправили его на экспертизу в Белгород, частному таможенному брокеру, а он признал его «товаром двойного назначения». То есть устройство может использоваться для ведения боевых действия (что истинная правда). Так для этого его и везли на фронт. Собственно, Белгородская область, мягко говоря, знает, что там происходит. Тут никому специально ничего объяснять не нужно. Но таможенный брокер дерзко отвечал всем заступникам:
— Пусть хоть Путин звонит, это товары двойного назначения, заключение не дам.
Любопытно, что под карающую длань эксперта попало еще 15 квадрокоптеров, их завернули обратно.
Общественность начала «копать» под брокера и выяснила, что у него есть родня в Харькове. Ну, это не компромат, у нас у всех есть родня в Харькове или Запорожье. Потом сообщили, что у него якобы «родственник в нацистском батальоне «Кракен», а все друзья из СБУ». Но эта информация не нашла подтверждения на данный момент, думаю, это все-таки нечистоплотный вброс.
Общественность, волонтеры и гуманитарщики — достаточно дружное сообщество, и все они требовали брокерской крови даже по центральному телевидению. Но самое ужасное в этой ситуации, что брокер действовал точно по закону — это и правда товары «двойного назначения и двойного применения». Ему даже контрразведка предъявить ничего не может, понимаете?
Хотя задолго до Первой мировой в Российской империи у таможни был немалый список того, что было категорически запрещено изымать даже у самых отъявленных контрабандистов: лак для оболочек аэростатов, цейсовские линзы, запчасти к авиационным двигателям, красители для тканей и многое другое. То есть тогда понимали: не можешь купить официально, завези как угодно, потому что нужно для обороны страны. И плевать, что там в мирное время в Сенате придумали и подписали. А мы, видать, еще не созрели до такого уровня понимания нужд Родины. Или очень медленно зреем, преступно-медленно.
«Ситуация парадоксальная», — заявил Олег Царев, экс-депутат четырех созывов Верховной Рады и экс-спикер парламента Новороссии в эфире «Радио КП»:
— В Российской Федерации действует закон от 1999 года об экспортном контроле. На его основании составляются списки товаров двойного назначения. Этот список утвержден указом президента. Если товар попадает в этот список, то, чтобы его экспортировать, нужна специальная лицензия. Она очень сложно получается. А чтобы доказать, что этот товар не является товаром двойного назначения, нужен вывод экспертов. И эксперты вынуждены в нарушение всех правил, глядя на беспилотник, который, очевидно, является товаром двойного назначения, говорить о том, что «нет, это не товар двойного назначения». Вот тогда беспилотник может попасть к нашим бойцам. Но согласитесь, не каждый возьмет на себя риск нарушить правила! — логично объяснил политик.
Если бы только правила. За организацию контрабанды, а здесь на языке уголовного кодекса налицо «преступный сговор двух и более лиц», закон предусматривает: «…лишение свободы на срок от 7 до 12 лет или ограничение свободы до 2 лет».
Так что остается только ждать, когда изменят списки экспортных товаров.
Нас, конечно, об этом не извещали, но сложилось впечатление, что до таможни все-таки довели по внутренним каналам какие-то новые базовые принципы жизни. За полтора месяца командировки моя машина лишилась переднего и заднего стекол. (В поселке Александровка под Донецком в лобовое прилетел осколок польской мины, получилась дырка — дождь попадает. А заднее, похоже, держится лишь на тонировочной пленке — это вертолет Ми-26, самый большой в мире, так неудачно взлетел рядом. Меня еще утешили летчики: «Хорошо, что машину не перевернуло».)
Новые стекла взялся привезти мой товарищ — ростовчанин Сергей Богатырев, помогающий Донбассу из душевной потребности. Весной, под Мариуполем, я нашел его родственников и сообщил им дорогую и добрую весть: «Брат жив, вышел из города, сейчас в фильтрационном лагере или уже в России».
Вместе со стеклом на фронт ехали сотни носков и футболок, коптеры и 60 ковриков-карематов в камуфляжной окраске. Я ждал гуманитарщика поздним вечером на окраине Донецка. Подъехала потрепанная «буханка» с бойцами и девушкой Анной с пистолетом. Оказалось, она офицер, зам командира роты. Ждали, болтали, пили почти горячую воду из пыльных бутылок, немного тревожились: связи не было. Но Сергей приехал в точно назначенное время. Спросил его, конечно:
— Как там таможня?
И он меня удивил:
— Веришь, благодарность хотел написать и нашим, и дээнэров-цам. Даже фамилию начальника поста в Мариновке-Куйбышево записал для этой цели. Наш спросил: «Кто везет груз, частное лицо или организация?» Спросил еще, что везу. Я все перечислил, как на духу. Уточнил: «Везу в Донецк, в 42-ю дивизию». Оглядел он мою битком набитую машину и передал привет бойцам. Вот за них Верещагину было бы не стыдно…
Пока рано делать выводы по этому случаю, особенно если хорошо помнишь, как придиралась таможня все эти годы. У меня даже с провозом личного бронежилета и каски вечно были проблемы и дискуссии у распахнутого багажника. Сбегалась вся смена, дивились на этот несчастный бронежилет, как на картину Тициана, найденную под автомобильным ковриком. Потом приходил особист, и я долго объяснял ему, сидя на жестком табурете, что не смотрю иноагентов Юру Дудя и телеканал «Дождь»… В июне, кстати, этого перформанса я уже избежал.
Мы долго запрягаем, но мне кажется, таможня уже запрягла, и конь в оглоблях проснулся. Сейчас поскачет лихо, как мы любим.
22 августа 2022 годаРОТАЦИЯ ПОД ПУЛЕМЕТНЫМ ОГНЕМ
В очередной раз подивился объему, размеру и площадям освобожденных территорий Донбасса. Путь от Донецка в зону боев занял почти 1,5 часа, если считать от разбитого артиллерией пропускного пункта Еленовка. Бескрайние поля, вбитые в асфальт — чтобы не торчали, хвосты от ракет системы залпового огня «Смерч», сгоревшие и просто расстрелянные машины и чья-то броня, искалеченная до полной неузнаваемости. Быстро темнело, и с полей начали возвращаться комбайны, шли в полумраке, растопырившись на полторы полосы.
Ротация батальона «Восток» на угледарском направлении, бронированное такси
В штабе «Востока» мне отвели для постоя место на полу в доме, где временно поселилась наша авиаразведка, мои старые фронтовые друзья — Хазар, Тоша и Женя.
Полноценное подразделение авиаразведки появилось в «Востоке» за много лет до спецоперации. Командование смогло заглянуть вперед, угадав это направление развития военного искусства. Причем, что было самым решающим, смогли найти и подтянуть ребят-технарей, одержимых малой авиацией. Серийные коптеры их не устраивали, авиаразведчики увеличивали емкость батарей, мощность приемо-передающих модулей… У них даже есть ЗП-принтер, на котором печатают нужные детали. Уровень.
Тоха замахал мне руками с крылечка и поспешил на помощь. Сначала мы накрыли мою машину камуфляжным тентом и только потом закинули на нее маскировочную сетку: прикрытый кроной дерева автомобиль превратилась в бесформенный предмет, с какой стороны ни посмотри. Штатная мера безопасности. По селу прилетает (так на Донбассе называют артиллерийские обстрелы) с периодичностью в час-два. Хаотично, по площадям, а раньше — по выявленным целям, пока все быстро не поумнели.
Уже с порога я почуял знакомый запах канифоли. Хазар паял что-то микроскопически тонкое. С гордостью показал мне ноу-хау — выносную антенну. Ребята сделали сами, прямо на передке, и особенности конструк