Второй раз на эти же грабли «кузьмичи» не наступят, у нас в мозгах крепко прошито уравнение: сильное независимое государство — мир. И если мир этот нужно завоевать, не сомневайтесь, «кузьмичи» его отвоюют, выгрызут. «Кузьмичи» абсолютно лишены иллюзий и понимают, что за них никто ничего не сделает. Когда объявили частичную мобилизацию, они не стали спасаться бегством в Грузию или Казахстан, как поколение 20—30-летних. И самое главное, они знают, как победить и чего эта победа стоит.
Все «кузьмичи» прошли в своей жизни через пограничные состояния — дикую и несладкую армейскую службу в 90-х годах, драки квартал на квартал, рэкетирские перестрелки из китайских ТТ и переделанных газовых пистолетов. Они умеют отличать «конкретный наезд на бизнес» от «пробивки» и правильно заходят в тюремную камеру. Они знают и как отнимать, и как защищать.
«Кузьмич», не задумываясь, объяснит, за что он воюет: «за жену», «за шахту», «за пацанов», «чтобы дети у подвалов не гуляли», «за Россию». Его не нужно агитировать дополнительно, он по определению спокойно выносит грязь, холод, голод и покупку еды со снаряжением за свои. Но хорошо бы не держать его за бессловесного идиота. Нельзя обманывать человека, который готов расстаться с жизнью или здоровьем за Родину. «Кузьмичи» такого отношения не выносят.
Он соль земли…
Сегодня провожают со слезами,
Нет добрых слов — ты просто помолчи.
Уже давно по сорок за плечами,
Но на войну уходят «кузьмичи».
Забыт давно размер противогаза,
Но руки помнят старый автомат.
Идет давить фашистскую заразу
Вчера — «кузьмич», сегодняшний солдат.
В минуты отдыха, в окопах, на привале
Своей рукой облагородит быт.
Починит двигатель, построит в поле баню.
«Кузьмич» всегда накормлен и подшит.
Он соль земли, он мудрость поколений,
Он свет луны, сияющий в ночи.
Пусть поскорей в свои родные семьи
С победою вернуться «кузьмичи».
7 ноября 2022 годаФАНТАСТИЧЕСКИЕ ГРЯЗИ УГЛЕДАРА
Меня предупреждали о фантастических грязях под Угледаром, но я не думал, что они начнутся так скоро, практически за Волновахой. И там же начинают встречаться «следы огневого воздействия противника». Дальность и точность его артиллерии позволяет «прочесывать» артогнем целые улицы, и надо заметить, мы ему сами порой «помогаем». В одном из поселков жирно дымит хата, разваленная «прилетом» просто до фундамента. Вокруг там и сям до сих пор стоит бронетехника, закиданная штукатуркой, кусками кирпича и шифера. Ее не потрудились отогнать и рассредоточить после огневого налета. Наверно, расчет на принцип: «Два раза в одну воронку не попадают»?
Водитель матерится в сердцах:
— Конечно, куда еще БМП поставить — прямо там, где живешь? А чё? Машина под задом, вышел, сел, поехал! Удобно! Ну, сколько можно? — спрашивает водитель в пустоту, ни к кому конкретно не обращаясь.
Боец «Востока» подобрал раненую собаку, выходил и после войны увезет ее домой
Я помалкиваю. Вспоминаю слова одного из командиров 810-й бригады морпехов: «Война — это цепь ошибок, кто их сделает меньше, тот и победил».
В одном из поселков меняем машину, дальше — только на гусеницах или УАЗах. Иду в штаб просить благословения у командования. Под землей тепло, уютно шипят рации:
— Ангар, танк, ангар, координаты…
Комбат Василич комментирует:
— ИХ танк по Павловке гоняют. Броня у них там до сих пор ездит.
— Наши не могут подавить?
Василич морщится:
— Артиллеристы любят говорить «отработали цель». Так вот, «отработали» — это для отчетов с полигона. Цель надо «подавить».
Комбат перечисляет причины, почему «подавить» иногда выходит криво, не сразу:
— Влияет состояние снарядов, порохов, правильно ли установлена пушка, какой износ ствола…
Я откланиваюсь, прячу свою машину, пересаживаюсь в «таблетку» (он же — УАЗ-«буханка»).
Гоним по грязи вдоль облезлых лесопосадок. Я надеялся на пушкинскую осень, но она закончилась, началось предзимье. Дороги здесь устроены так: когда получается болото, рядом прокладывают «дублер», прямо по полю, где поникла низкорослая пшеница ржавого цвета. Машина наша то идет боком, то ухает в ямы с грязью. Замечаю, что водитель продолжает упрямо держаться раскатанной дороги, и на то есть причины, мне объясняют:
— Кто эти поля минировал, сколько раз — никто толком не знает. Если завожу сюда броню, оставляю машину, иду ножками, потом на «таблетке» и только потом едет техника.
Техника шла на Угледар, в поселок Павловка.
За Павловку уже неделю идут тяжелейшие бои, и сегодня случились первые часы относительного затишья. Я слышал это хорошо весь день. От минометной батареи «Востока» до этой Павловки всего пара километров, от прямой видимости противника нас закрывает только складка местности.
Никто наш штурм этой Павловки не комментирует прямо — операция еще не закончилась, да и пошла не совсем так, как хотелось. Хотелось быстро, и сначала все получалось. Наши зашли в Павловку, начались бои, дом за домом. Но быстро выяснились две неприятные вещи. Все подъезды к Павловке только по фантастическим хлябям. Это половина беды. Вторая половина — дороги и сама Павловка не только просматривались из соседнего Угледара без оптики, но и простреливались. И артиллерией и противотанковыми ракетными комплексами с крыш угледарских девятиэтажек. Поэтому подвоз снабжения и эвакуация раненых — только ночью, с непредсказуемым исходом.
А еще вдруг выяснилось, что через эту Павловку проходит река, ставшая из-за осенних дождей серьезным препятствием. «Тоже неожиданность, сюрприз», — саркастически замечали мои собеседники.
В итоге стороны уперлись и встали. Наши пока вернули лишь половину Павловки. Вроде и победа, но с горечью.
Первое, что поразило, — позиции минометчиков не видны даже с нескольких метров. Нет привычного кольца из мусора. Наши авиаразведчики именно по стихийным свалкам вычисляют позиции ВСУ. Сами цели могут быть замаскированы идеально, в отличие от «следов бытования человека».
Нас встречает мой давний знакомый, командир с позывным «Лютый». «Давний» — не метафора. В апреле 2014-го под Мариуполем я присутствовал при народной попытке разагитировать подошедшие к городу первые части ВСУ. Украинский командир при мне клялся Лютому, что не будет стрелять в свой народ. Клятва действовала до 9 мая, в этот день ВСУ и майдановские отморозки устроили в городе резню. Потом я видел, как коренной мариуполец Лютый работал из минометов по родному городу уже этой весной. Что у него при этом творилось в душе, он не сказал, не жаловался, но я догадался.
Меня принимают как дорогого гостя и усаживают за стол на кухне, в самое теплое место, у газовой горелки. Горелка прикрыта со всех сторон, чтобы как можно меньше тепла уходило наружу. На кострах здесь не готовят, печки в блиндажах не ставят — у противника еще летом появились квадрокоптеры с тепловизорами. Печки, костры, генераторы — их цели.
Кухня — это бруствер в рост, из снарядных ящиков, заполненных землей, сверху тент с маскировочной сеткой. Здесь же «штабной уголок» командира. Он показывает мне в планшете электронную карту. На ней точка — наша батарея, из этой точки расходятся десятки красных линий, как прутики метлы. Это пристрелянные цели, которые контролирует батарея. Противник тоже не дремлет: от выхода снаряда из ствола до прилета по нашей батарее — ровно 4 секунды, и все это хорошо знают.
К нам заглядывает боец: «В небе «птица!» Лютый выясняет по рации, что «птица»-беспилотник вражеская, и все уходят со свежего воздуха.
Слышу, как в Павловке начинает постепенно раскручиваться бой. Заполошная стрелкотня из автоматов, потом крупнокалиберный пулемет взлаивает чуть ли не на треть ленты. Появляются наши вертолеты, слышно, как они подвисают, не двигаются. Наконец, что-то тяжелое, украинское, начинает «прилетать» в соседнюю лесопосадку примерно раз в 2–3 минуты, причем сначала вздрагивает земля, потом приходит звук.
На кухне тем временем обсуждается наболевшая тема: «Поможет ли нам победить аккуратное ведение отчетов о плановых занятиях в специальной, полноформатной, прошнурованной тетради младшего офицера?» Тема циничная, бесконечная и невообразимо крамольная.
Мне рассказывают про минометчика с соседней батареи с позывным «Таджик», он бывший военный летчик. Совершил с бюрократической точки зрения страшное преступление — раздобыл себе лишний миномет, «азовцы» бросили. Отремонтировал, бьет из него по врагу. Официально провести этот миномет по бумагам невозможно, так что теперь добыча лишних боеприпасов — забота самого Таджика. Сам виноват, в общем…
По рации нам сообщают координаты какой-то цели на окраине Павловки. Все приходит в движение. Один из бойцов бросается в пороховой погреб, вынимает термометр и докладывает: «Командир, + 4!» Я понимаю, отчего так страшно замерз. Меня утепляют телогрейкой с логотипом холдинга бывшего владельца «Азовстали». Через несколько минут рация приказывает: прицел выставить, но огонь не открывать. Пользуясь паузой, спрашиваю Лютого о противнике, контрбатарейной борьбе, разнице в войне в Мариуполе и Угледаре.
— Наши поддавливают противника. Ему сейчас не до контрбатарейной борьбы, его немного обижают. Вообще противник там матерый. Такие же русские парни, только им головы немного оторвало…