Анжелика широко раскрыла глаза от изумления.
— Так много?
Элиза улыбнулась.
— Это добавит ему вкуса. А сейчас я открою вам маленький секрет, который использую для собственной стряпни, — сказала она, взяв банку с мелассой[19]. — Мистер Хопкинс говорит — лучший соус, что он когда-либо пробовал…
К тому времени как Сет пришел домой, Анжелика снова была полна радостных надежд. Он уселся за стол и удивленно посмотрел на нее, когда она поставила перед ним тарелку и задорно подмигнула. Он недоверчиво покосился на соус. Потом поднес тарелку к носу и понюхал.
— Что-то не так? — поинтересовалась она.
— Этот соус… выглядит как-то странно. И пахнет необычно.
Она улыбнулась.
— Я добавила секретный ингредиент.
Сначала Сет попробовал суп, отправив полную ложку в голодный рот. И секунду спустя выплюнул все обратно. Быстро сделав несколько глотков воды и вытерев рот ладонью, он спросил:
— Что вы сделали с супом?
Она непонимающе смотрела на него.
— А что такое?
— Он просто ужасен!
Наступила тишина, слышно было, как в воздухе жужжали мухи. Потом, побледнев и стараясь держать себя в руках, Анжелика оперлась ладонями о стол и медленно поднялась.
— Мистер Хопкинс, вы избавили меня от страшной участи, и я всегда буду вам благодарна. Но сейчас мы только делаем хуже нам обоим, и я думаю, что мне следует уехать.
Он ошеломленно взглянул на нее.
— Уехать? Я просто хотел понять, что вы сделали с супом. У него вкус…
— У него неправильный вкус. Все, что я делаю, — неправильно. И никогда не станет лучше.
Она гордо подошла к перевернутому бочонку возле кровати, взяла богиню из розового нефрита, посмотрела на нее, потом вернулась к столу и аккуратно поставила статуэтку.
— Она стоит больше суммы моего долга. Но я отдаю ее вам, и поэтому больше ничего не должна. Когда через три дня приедет почтовая карета, я отправлюсь на ней в Сакраменто.
У нее не осталось ни единого платья, на котором не было хотя бы маленького пятнышка. Она так старалась сохранить их в чистоте, но не смогла защитить от жира и соусов, кофе и сока, сажи и пыли. От фартуков было мало проку, а в магазине Билла Остлера не продавалось необходимых пятновыводителей. Приехав в Сакраменто, она направит всю энергию на приведение своего прекрасного гардероба в божеский вид.
Бережно укладывая каждое платье в дорожный сундук, Анжелика старалась не думать о человеке, которого покидала. Сет пребывал в ее снах и мыслях и ночью и днем, иногда он представал в роли благородного спасителя, а порой был страстным любовником. Когда он сумел пробраться в ее сердце? И как же она этого не заметила?
Уже три дня, как Сет не появлялся дома, и поэтому ее сердце екнуло, когда снаружи раздались шаги. Но это был Билл Остлер, который зашел проведать ее.
— Слышал, вы уезжаете, мисс. Я заглянул бы раньше, да жена слегла с простудой. Всю ночь просидел рядом с ней.
Анжелика обратила внимание на тени у него под глазами и румянец на щеках.
— Очень жаль, что вы уезжаете, мисс Д'Арси. Вы — лучшее, что приключилось с Сетом за долгие годы. Обычно ему чертовски не везет. Он говорил вам, что сидел в тюрьме?
— Да. Он сказал, что чуть не убил человека, который избивал женщину.
— А он объяснил, что мужчина был его отцом, а женщина — матерью? Старик Хопкинс ударил ее так сильно, что она почти ослепла. Тогда Сет решил положить конец террору отца. Он не раскаивался в содеянном, поэтому его и посадили за решетку. Могу я попросить у вас воды? Горло ужасно саднит.
Она подала ему кружку.
— Что ж, прощайте, мисс Д'Арси. Было приятно с вами познакомиться.
Она уже завязывала ленты капора под подбородком, когда Сет наконец появился в дверном проеме. Он выглядел так, словно не спал несколько суток.
Оглядел ее дорожную одежду, капор и перчатки, сундук возле двери и устало произнес:
— За последние три дня я многое обдумал.
Взяв девушку за руку, он вложил ей в ладонь нефритовый талисман и сжал ее пальцы вокруг ацтекской богини. Потом достал учетную книгу и вырвал страницу с именем «Анжелика».
— Я совершил ошибку, когда привез вас сюда. Я не понимал, как тяжело вам будет здесь. Не подумал, что тот мир, откуда вы приехали, совершенно не похож на наш. Ну, вы знаете, где меня найти. Когда отыщите отца, он может приехать и вернуть ваш долг. Но я не настаиваю на этом.
Он обвел взглядом стены. Хижина потускнела. Она убрала все краски, даже сняла ситцевые занавески с несуществующего окна.
— Я поеду в Сакраменто вместе с вами и помогу вам найти приличное место для жилья, — он приложил ладонь ко лбу.
— Как вы себя чувствуете, мистер Хопкинс? — Анжелика внезапно забеспокоилась, вспомнив Билла Остлера.
— Честно говоря, бывало и получше. Чарли Бигелоу подхватил сильную простуду. Думаю, я заразился от него. Мне бы присесть на минутку…
Она выдвинула стул и подала ему немного воды.
— И давно вы так себя чувствуете?
— Дня два, может быть, три. Я надеялся, что все пройдет, но становится лишь хуже. А сейчас голова…
— Вам следует прилечь.
Ни слова не возразив, он поднялся со стула, пошатнулся, и ей пришлось поддержать его, чтобы он не упал.
— Ничего, все пройдет, — сказал он, укладывая голову на подушку. — Просто надо отдохнуть немного. Вам лучше выйти на улицу. Скоро приедет карета. Скажите им, что пассажиров будет двое.
Она смотрела, как он закрыл глаза, потом сняла перчатку и положила ладонь ему на лоб. Сета лихорадило.
Она подумала о Билле Остлере и его жене, вспомнила торговца персиками, приезжавшего восемь дней назад, и свое видение о заболевших обитателях лагеря.
Анжелика бросила взгляд на дверь. Почтовая карета появится через несколько минут. И тут Сет застонал, явно от боли.
Сняв капор, она пододвинула стул к кровати и присела. Спустя пятнадцать минут по улице со скрипом и грохотом прокатила почтовая карета. Анжелика осталась рядом с Сетом.
Когда он проснулся после заката, она смогла уговорить его выпить теплого кофе. Но от предложенных фруктов и бисквитов он отказался. Потом попытался встать с кровати, говоря, что ему пора отправляться к Чарли, но у него не было сил. Тогда Анжелика укрыла его и пошла к Остлеру, где купила одеяла и еще одну подушку. Вернувшись, она устроила себе постель на полу.
На следующее утро Сету стало хуже.
Держа руку на его горящем лбу, она нащупала пульс. Он был ненормально медленным, особенно для такого сильного жара. Внезапно ее сковал страх: она вспомнила лихорадку, пронесшуюся по Мехико-Сити десять лет назад. Тогда высокая температура и редкий пульс встревожили врачей, поскольку являлись симптомами жуткой болезни: fiebre tifoidea — брюшного тифа.
Девушка в страхе закрыла глаза. Она оказалась права насчет продавца персиков. Этот человек был, как говорили мексиканские доктора, переносчиком. Он занес болезнь в Чертову Балку. Анжелика не могла пошевелиться от страха и беспомощности. От тифа люди умирают, даже молодые, здоровые мужчины.
Пока она испуганно размышляла о том, что же ей теперь делать и кого звать на помощь, Сет проснулся и посмотрел на нее болезненно-горящими глазами.
— Вы еще здесь, — прошептал он. — Можете налить мне воды?
Вдруг он наклонился через край кровати, и его вырвало.
— О, боже, извините, — простонал он, откинувшись на спину. И, к своему ужасу, она увидела, что он испражнился.
В одно мгновение все события последних недель — плавание на «Бетси Лэйн», торги на пристани, Чертова Балка — нахлынули на нее черной зловещей волной, и Анжелика не выдержала. Она выбежала из хижины, плача, зовя отца, ненавидя это место, ненавидя Сета Хопкинса.
Не разбирая пути, она бросилась прочь от лагеря, перебралась через ручей и вскарабкалась вверх по склону, усеянному пеньками.
На вершине она очутилась в лесу, где упала на землю и горько зарыдала. Все ее одиночество, чувство беспомощности и тоски по дому изливались из души вместе со слезами. А затем боль пронзила ее голову, но лекарство находилось далеко, и ей ничего не оставалось, кроме как сдаться проклятой эпилепсии, унаследованной от бабушки Анжелы.
Пока она лежала, обездвиженная болью, ее окружили видения — не пророчества или галлюцинации, а давние воспоминания о той поре, когда ей было шесть лет: о странных событиях на ранчо Палома, когда там должна была состояться свадьба, но что-то произошло, и все неожиданно разъехались. Анжелика не знала, что именно, но она внезапно вспомнила истерическое поведение матери в тот день. Карлотта, которую Анжелика всегда помнила как женщину сильную и практичную, заходилась в истерике. Это было как-то связано с исчезновением тети Марины и тем, что случилось с дедушкой Наварро. Но что сейчас выделилось в мыслях Анжелики так же ясно и четко, как окружавшие ее горные пики, так это лицо бабушки Анжелы — округлое, бледное и красивое — и голос, такой же чистый, как пение птиц в этих лесах, когда она сказала:
— Я сделала то, что давно следовало сделать. Ты можешь считать, что это преступление, да так оно и есть, но это надо было сделать.
А потом голос Карлотты, в панике:
— За тобой придут, мама! Тебя повесят! Ты должна бежать. Тебе нужно спрятаться.
И бабушка, такая спокойная и сильная.
— Я не буду ни сбегать, ни прятаться. Я готова принять все, что мне уготовано Господом. Среди женщин Наварро нет трусих.
На следующий день Д'Арси увез свою жену и дочь, и эти события стерлись из памяти Анжелики. Сейчас же, испытывая сильную головную боль, она гадала, что произошло той судьбоносной ночью и почему ее мать думала, что бабушку Анжелу арестуют и повесят? Куда исчезла тетя Марина и нашли ли ее потом?
Кто той ночью ускакал с ранчо под грохот подков?
Наконец приступ ослабил свою хватку. Головная боль утихла, а голоса и видения растворились, словно сны на рассвете. Когда Анжелика открыла глаза, ей показалось, что она впервые слушала, вдыхала и смотрела на лес вокруг себя. Какое величие! Какая красота! Она сделала глубокий вдох, будто наполнив легкие силой, душой леса. «Среди женщин Наварро нет трусих». Анжелика созерцала лесной рай, в котором внезапно оказалась, потом увидела сквозь деревья небольшой лагерь золотоискателе