Древнерусское зодчество со времени возведения первых храмов явило пример зрелой архитектуры, где решение художественных задач гармонично соответствовало назначению постройки. Композиция плана и внутреннего пространства здания строго соответствовала его назначению (культовому, если речь идет о церковном зодчестве, которое единственное дает возможность судить о принципиальных приемах древнерусского зодчества).
С самого начала своего зарождения архитектура была тесно связана с математикой, хотя, с точки зрения сегодняшнего дня, это и была только элементарная математика. Имея в виду историческую цепь наследования знаний, воплощенных в культовой архитектуре и градостроительстве, целесообразно связать вопрос о числе не только с принципами гармонии, красоты, совершенства и развитием технологий, а, возможно, подойти к решению проблемы канона в архитектуре. На поставленный вопрос можно будет найти ответ, если обратиться к исследованию архаичных константных чисел – канонов, своеобразных «умных мер», которые имеют соответствия в архитектуре и градостроительстве в лице образа, которому посвящен конкретный храм, ансамбль или город.
В данной работе будет предпринято усилие в направлении понимания семантического смысла модуля архитектурного пространства, рассматриваемого в качестве канона. В подобном ракурсе уже проводился ряд удачных исследований среди математиков, философов, архитекторов, поскольку в любых видах искусства усматривается число.
В исследовании мы исходим из принципа всепроникающего характера воздействия историко-культурной среды на эстетическое сознание; роли пространственно-семиотических представлений эпохи и структурного решения образа храма, монастырского комплекса, понимаемых как образ мира (А. В. Иконников, Р. Арнхрейм, протоиерей Н. Троицкий, Л. А. Успенский).
Исторически сохранение канона обеспечивалось следованием определенному образцу в творчестве, который первым воспроизводил заданную сакральную числовую константу. В данном исследовании хотелось бы выявить представление о системе числовых закономерностей, лежащей в основе представлений о мироустроении, с целью понять мировоззренческую основу, отразившуюся в древнерусских метрологических правилах построения архитектурного пространства. Отношение к числу как архетипической константе, связанной со структурой мира и человека, позволит проследить пути, связующие принципы создания архитектурного произведения в Древней Руси с традициями предшествующих культурных эпох.
Заключение
По древнему преданию, к каждому земному народу, так же, как и к отдельному человеку, приставлен Свыше особый Ангел. Наш Ангел-хранитель стоит на страже не просто одного из многочисленных народов. Ангел народа русского охраняет священную сердцевину народа Божьего. Нам выпало действительное счастье – родится русскими. Нам выпало тяжелейшее историческое бремя быть и оставаться русскими.
Мы обязаны знать, что русский – это не просто прилагательное. Это определение совокупности уникальных исторических констант, сплавленных в единый металл нашего этноса. Кроме этого, русский человек связан таинственными нитями своей души со своей земной Родиной как ни один другой народ в такой мере, что в отрыве от родной земли он не может долго хранить свою духовную и этническую идентичность. Народ, в его соборном единстве, отчизна и родная история – это наши религиозные святыни. И в этом утверждении нет ничего языческого.
В свое время Р. Иванов-Разумник писал: «Родина имеет для нас смысл не географический, а духовный, «отечество» мы понимаем не внешне, а внутренне». Внутренняя Россия для нас – это наша вера, наша история, наш народ, в своем историческом единстве, это наш идеал, недостижимый, но желанный и реально, хотя и потаенно, существующий на самом деле.
Однако народ, родина и история, данные нам от рождения, есть только фундамент, определяющий наше развитие. Человек и этнос не могут правильно развиваться в духовном и нравственном смысле, если у них нет правильной установки, правильного целеполагания и правильного знания о своем предназначении и тех «инструментах», которыми он владеет для своей исторической реализации.
В истории прежде всего реализуется некая сверхсознательная установка этноса. Человек и этнос организованы намерением. Намерения коренятся в религиозном осмыслении своего предназначения в свете познаваемого в меру данных нам Свыше возможностей, через духовно зрелые интуитивные прозрения Божественного замысла о данном народе.
Духовный строй народа определяет и его душевный настрой, который сохраняет известную историческую постоянность.
Правильная установка развития этноса должна реализовываться в соответствии с душой народа. У каждого этноса, как и у человека, есть особая душа. Когда народная душа становиться темной, угасающей, народ слабеет и умирает. Когда душа горит очищенным пламенем веры и надежды, силы и любви, народ готов исполнить свое историческое предназначение.
Для этого душа народа должна достичь полноты самосознания, полноты волевого акта, обретаемых через глубину своей духовной традиции.
Исторические предания, легенды, мифы – «сияющая мечта души народа, прямое ее выражение, живое откровение», – писал французский писатель и мыслитель Эдуард Шюре.
Глубины народного подсознания, запечатленные в легендах, как в волшебном зеркале отражают прошлое и будущее, величественные фигуры истории свидетельствуют о вечных истинах. Великие мифологические предания будят чувство символического совершенства истории, ибо в них в наибольшей чистоте проявляется коллективная душа народа, его особые психологические свойства, спонтанные проявления национального духа, украшенные тонким ароматом истинной поэзии, овеянные ветрами священного вдохновения.
Эдуард Шюре знал таинственно облагораживающую силу древних преданий, влияющих на дух человека: «В нас живет два существа: несовершенный человек, грубый, полный желаний и слабостей, и другой, сияющий двойник, идеал, заключенный внутри нас, который проявляется в решающие моменты жизни. Это прообраз нас самих, и, уверяю вас, за ним будущее. Это и благородное призвание, и вечная мука для тех, кто лишился рассудка из-за осознания этого. Это счастье и горе тех, кто удостоился этого видения! Они вынуждены вести тяжелейшую битву. Ибо кто захочет отказаться от своей божественной природы, ощутив ее? Однако то, что верно для человека, верно и для народа. В жизни народа бывают проявления духа более или менее поверхностные, более или менее глубинные. На поверхности лежит грубая ткань материальных фактов. Литература рассказывает нам о более глубинных явлениях сознания народа; легенда же открывает нам глубины этого сознания, ибо источник ее – религиозные чувства, а форма – поэзия. История показывает нам народы такими, какими они были; легенда – такими, какими они могли бы быть, какими они мечтали стать в лучшие моменты своей жизни».
Легенды, исторический миф имеют огромное значение для глубинной психологии народа, для его исторической жизненной энергии. Если история народа перестает играть роль живого мифа, структурирующего космос национального бытия на всех уровнях, то она превращается в мертвый балласт окаменелой традиции, с которой у народа рвутся нити живой связи, и от которой зачастую просвещенные слои хотят избавиться. Они буквально стремятся стряхнуть с себя эти цепи отягощающего прошлого, сохранность которого не имеет в их глазах никакого смысла.
Появляется усталость от истории, и стоит случиться социальному потрясению, революции, например, как возникает неминуемый соблазн ломки всего и до основания, только затем, чтобы начать все с чистого листа.
Революционное сознание жаждет «чистого» творчества, абсолютно ни чем не обусловленного, имеющего своим источником вдохновения индивидуальный, спонтанный и, как следствие, неглубокий творческий порыв.
Историческое сознание, коренящееся в национальной мифологии, требовательно обуславливает творчество, определяет развитие мысли в рамках определенной духовной традиции. Именно историческое сознание погружает человека в историю как в осмысленный процесс, имеющий начало и конец, имеющий глубину и высоту творческих исканий.
Историческое сознание требует понимание того факта, что меняющиеся внешние условия жизни ставят перед человеком задачу творческого поиска ответов на вызов времени, ответов, которые должны находиться в точном соответствии с духовными установками данной традиции, не противоречить общему священному смыслу бытия, как этносов так и индивидуумов, полностью реализующих свои дарования только при условии сохранения духовной преемственности поколений предков.
Напротив, выход из традиции в поисках творческой свободы, выход из потока исторического бытия, где человеку дана свобода плыть против течения, объявление конца истории есть, по своей глубинной сути, бегство от творческого подвижничества.
На самом деле, с концом истории прекращается всякий смысл человеческого бытия. За пределами истории человека может ожидать только дурная бесконечность циклически повторяющихся событий, лишенных всякой духовной векторности и оставляющих на долю человека унылую свободу бесцельной жизни многолетнего овоща.
Именно поэтому поиски духовной творческой свободы для индивидуума и народа должны лежать исключительно в границах исторически очерченных духовных традиций, выход за пределы которых ведет лишь в бесплодную пустыню биологического вегетативного существования, натужно расцвечиваемого псевдокультурным кривлянием постмодернизма.
Чтобы начать осмысленное движение в будущее, невероятно важное значение для народа играет первый шаг в правильном направлении, которое не всегда легко определить. Будущее – это не всегда только вперед!
Протопресвитер Александр Киселев, как и многие лучшие русские умы двадцатого столетия, считал, что «это должен быть шаг в глубины прошлого, в одиннадцатый, двенадцатый век, как туда уже шагали мы из пятнадцатого: «Задонщиной» в «Слово о полку Игореве», Андреем Рублевым к благодатности и человечности Владимирской Богоматери. Да, шагнем именно туда, к своим истокам, а не к спиритуалистическим перепевам Запада. К реальности святых мучеников, икон, таинств, благословения, молитв…к Церкви, которая и сама, в лице многих ее представите