жде на светлое будущее, вглядываясь в века истории как в темное прошлое. Результат не замедлил сказаться на нас с вами. Вместо жизни в величайшей и благороднейшей Империи за всю историю человечества, мы с вами обитаем на развалинах этой самой Империи, сверху которой еще и свалка образовалась из отходов чуждых нам идей и идеалов. Жизнь на свалке – плата за неуважение к истории.
Наш взгляд блудливо искал в туманной дали новых сладостных миражей. Мы отвыкли от того состояния, которое в церковной традиции называется трезвенность взора, променяв его на похоть очей. Мы разучились смотреть на мир из церкви, и в лучшем случае замечаем церковь в миру.
Но и при всем нашем падении в бездну греха и отчаяния у нас остается исторический шанс на возрождение.
Только более высокие побуждения человеческой природы, чем сумма его инстинктов, способны к пробуждению в человеке и народе духовных и творческих сил. Такие побуждения тесно связаны с миром святыни, который для русского человека приобретает конкретно-исторические формы в образе родной поместной православной церкви.
Историческая Россия замыкает всемирный цикл истории – так мыслит церковь, земным телом которой по преимуществу и была наша родная историческая Россия.
Проблема современной истории есть проблема возрождения нашей отчизны во всем ее духовном величии, или, в качестве альтернативы – действительный конец самой истории. Историческая Россия скрыта от нашего греховного взора, забросана мусором лживых исторических исследований и учебников. Но ушла ли от нас навсегда наша Родина?! Где нам ее искать? Какие книги станут для нас новыми географическими и историческими атласами, указующими путь к отчему дому?! Остались ли какие-нибудь путеводные приметы после краха России?! Найдем ли их?
Очевидцы с горечью и надеждой описывают катастрофу крушения Империи: «…И вот Царь-Мученик, Его Святая Семья, Их верноподданные – известные и безвестные людям (но не Богу) мученики – Святая Русь, пребывавшая с послепетровского времени в футляре Исторической России, – все это, подобно граду-Китежу, уходило – на глазах оставшихся в живых – в хладные воды Светлояра, в недоступные для оставленных на земле хрустальные глубины (для людей рационально мыслящих – в небытие)… Для тех, кто воспринимает современность, как предантихристово время, … реальность – одна. Это – возвращение жизни на круги свои, Богом запечатленные для исторической жизни человечества. Не вперед – а назад! Круто – назад! Покаянно – назад! Молитвенно – назад!». Так писал архимандрит Константин (Зайцев).
Вторит ему уже и наш современный мыслитель Р. Бычков: «…не умолчим об еще одном свойстве Священной Истории, – она стремится сомкнуться в круг (знаменующий, как известно, вечность); в ней «концы» неким неведомым образом смыкаются с «началами». Ибо Господь говорит: «Вот Я сделаю последнее так, как первое» (Послание св. ап. Варнавы, VI).
Сказанное справедливо не только к большим историческим циклам, таким, как время от Ветхого Адама до Второго Адама – Иисуса Христа, но и к малым историческим циклам. Русь погрузилась в воды Святого озера, унеся с собой множество загадок своего исторического бытия. Но Русь жива. И на новом круге священного исторического времени она может возникнуть из таинственной пучины. Град Китеж, незримо пребывающий у таинственного озера Светлояра, не есть поэтическая метафора. Он более реален чем наша с вами повседневная, суетливая жизнь.
Ю. Эвола считал, что каждой истинной Империи всегда соответствует некий недосягаемый, мистический центр. В западноевропейской традиции это королевство Святого Грааля. Наш современник В.М. Иванов уверен, что у нас аналогией этому священному центру является град Китеж. Эти окруженные тайной сакральные центры реально бытийно присутствуют в природе!
«Незримый град Китеж» в далекой, лесной глуши, на берегах завороженного озера, ведомый лишь верующему взору, притягивает к себе магическим очарованием разлаженные струи народной стихии», – писал Г.В. Флоровский.
И чарующий медовый звон Святого озера может зазвучать в душе каждого русского человека, стоит ему только окропить святыми водами орган своего духовного восприятия – внутреннее сердце. Только стоит ему омыть свои духовные очи, открыть в себе духовное зрение, требующее волевого усилия и искренней любви, любви всецелой, к Святой Руси, незримо сосуществующей в Вечности и рядом с нами, как он непременно узрит и ее блистающий предвечной красотой стольный град – Китеж!
Наш путь к древнему и вечно молодому Китежу. Наш путь в потерянную страну – Беловодье. Возьмем же посох терпения и перекидную суму наших, дай Бог не суетных, знаний, и в путь. Дорога обратно в светлый отчий дом лежит через историю. И на этом пути нам необходимы священные ориентиры, многие из которых мы постарались описать в нашей работе.
Почему же не только определение этноса, традиции, раскрытие истинного смысла государственности и природы Верховной власти, но и такой частный, казалось бы, момент, как числовая символика христианской традиции, число стало одним из средств нашего исследования?
Ответ на первый взгляд прямолинеен и бесхитростен – анализ пропорционального строя архитектурного объекта не имеет другого языка для изложения, кроме языка числа. Только после того, как мы употребили общую систему изъяснения для текста архитектурных форм, вопрос о смысле, который естественно раскрывается внутреннему взору, обнаружил направления, потенциальность которых безгранична. Ибо это область математических аналогий и символов, и всякий, оказавшись лицом к лицу с миром этих универсумов, невольно приходит к выводам, озвученным уже в XV веке Николаем Кузанским: «Таковы математические предметы. Недаром именно в них мудрецы искусно находили примеры умопостигаемых вещей, и великие светочи древности приступали к трудным вещам только с помощью математических подобий. Боэций, ученейший из римлян, даже утверждал, что никому не постичь божественной науки, если он лишен навыка в математике.
Не Пифагор ли, первый философ и по имени и по делам, положил, что всякое исследование истины совершается через число? Пифагору следовали платоники и наши первые учители настолько, что Августин, а за ним Боэций утверждали, что первоначальным образом творимых вещей было в душе Создателя несомненно число». Далее он заключает, что «вступая на проложенный древними путь, скажем вместе с ними, что если приступить к божественному нам дано только через символы, то всего удобнее воспользоваться математическими знаками из-за их непреходящей достоверности».
Итак, круг замкнулся. Мы подходили к исследованию церковной архитектуры, пользуясь нейтральным понятием пропорции, которая властно повела нас к числу, аналогии, символике и канону. Все эти дороги уже проторены до нас, но волею обстоятельств, они поросли забвением. Вступая на этот путь, мы лишь возвращаемся к себе, в лоно традиции.
Конечно, можно предположить, что, обращаясь к понятию канона, мы стремимся сгустить краски ради стремления приобрести высокую статусность темам, поднимаемым нашей книгой. Однако принципы, т. е. начала, по определению непередаваемы иными адекватными категориями и средствами, как только и исключительно каноном. Канон необходим в приложении к основным установочным точкам всякой исторической цивилизации, развертывающейся в духовном, культурном, историческом и метафизическом плане, поскольку канон , это правило, мерило, образец , который транслируется во времени, в каждом моменте жизни социума.
И неважно, что мы как будто потеряли или забыли это понятие, стесняемся признать его, заслоненное другими именами. Принципы и символы, как бы к ним ни относиться, действуют независимо от капризов истории, оставаясь вневременными ориентирами и проводниками традиции.
Мы не стали убегать в нашей работе от неудобных и острых углов, какие возникают в наше время в результате груза негативных ассоциаций, связанных с основными вопросами нашей темы. Застенчиво замалчиваемые темы числа, взаимосвязей священного имени и пространства, идеальной модели мира и канона, как основные вопросы традиции не могут умаляться от недостатка внимания к ним современных людей. Без этой опоры уходит смысл творчества, человек растворяется в рефлексах собственной личности, которая при даже самой удачной ступени личного достоинства не достигает той изначально-идеальной исходной точки совершенства, которая манифестирована каноном как высшим образцом.
История берет свои начала в вечности, поэтому только основанное на вечном и универсальном остается интересно потомкам, и только это единит сквозной нитью все поколения, когдалибо приходившие в этот мир. Это те истоки, которые будут понятны и необходимы в любом срезе исторического бытия. Это тот фундамент, который интуитивно возводит зодчий по примеру Творца всякий раз, когда принимается за свое дело, поскольку в вечности замысла Творца всякая временная последовательность совпадает в одном и том же теперь вечности.
Храмы и монастыри, вписанные в природный ландшафт, преобразовали собой территорию проживания этноса, определили иные сверхприродные константы восприятия окружающего пространства у народа, одухотворили его. И эта новая пространственная реальность начала по-особому влиять на чувства народа, став, в определенном смысле, воспитующим фактором, который через зрительное восприятие прекрасного и умение распознать через архитектурные памятники символы предвечной красоты и гармонии, преобразовывал нравственные и психологические силы народной души.
С другой стороны, представление человека традиционного общества об основах мироздания, о священном источнике политической структуры общества и находящейся во главе ее верховной власти, – все это не могло не найти своего отражения и в творчестве древнего человека, в особенности в созданных им культовых архитектурных памятниках, ставших своего рода монументальными шифрами и хранителями символических кодов ко всему богатству духовного и нравственного мира предков, к сокровищам нашей традиции, став частью которой мы можем смело отправляться в путь к сокровенной столице нашей отчизны, к граду Китежу. Вперед в историю, назад в будущее!