В Византии император стал именоваться на древний греческий манер василевсом. И здесь важно особенно подчеркнуть, что в самом имени «Василевс» скрыта огромная и важная информация для правильного понимания роли и места в традиционном обществе монарха. Согласно Геродоту, василевсы или басилевсы именовали себя у древних греков – зевсорожденными! Иными словами, языческий василевс эллинов отличался от обычных людей уже тем, что вел свое происхождение от верховного божества. Вместе с именем пришло в христианскую Византию и понимание особой сакральной связи царя с Богом, что выделяло его из среды смертных.
Интересно и примечательно, что в древних Афинах существовали следующие властные полномочия полемархов – членов коллегии из 9 архонтов, которые управляли Афинской демократией. Коллегия состояла из архонта-эпонима, архонта-басилея (царя), полемарха и 6 фесмофетов. Архонт-эпоним, по которому назывался год, в это время решал вопросы, связанные с семейным и наследственным правом. А вот архонт-басиолей был и верховным жрецом и председателем ареопага. Именно он по обычаю приносил жертвы на Акрополе в храме Афины Паллады. Полемарх первоначально исполнял функции военачальника, но впоследствии эти функции были у него изъяты де-факто. Фесмофеты исполняли только служебные обязанности. И вот, что важно, как в языческом обществе басилевс исполнял жреческие функции, так и христианский василевс ромеев неслучайно становится «внешним епископом церкви», наследуя у эллинского времени функции верховного духовного вождя народа!
Отметим, что функции военного вождя и верховного жреца сочетали в себе и предводители германских и славянских дружин. По убеждению древних индоевропейцев и не только, истинная власть не может дробиться, как не может дробиться истинный источник власти – Бог. Власть – едина по своей сверхприродной сущности.
Здесь мы сделаем небольшое отступление, и поразмышляем над природой власти, вернее сказать над манифестацией этой природы из мира горнего в мир дольний. В свое время, в конце пятидесятых годов прошлого столетия, американский юрист и мыслитель Юлиус Паркер Йоки в своей блестящей книге «Империум», за которую он, собственно и пострадал до самой смерти от американского «правосудия», высказал парадоксальную, и по виду совершенно пантеистическую мысль о природе власти.
Йоки считал, что в мире существует некая константа метафизической субстанции власти, всегда неизменная, всегда данная нам свыше. Йоки наделяет ее некоторыми личностными чертами, считая возможным рассматривать власть эманацией или даже ипостасью некоего разумного и творящего космоса. Этот, всегда равный одной сумме, монолит власти и делят на земле люди и политические группы. Сумма власти остается неизменной, но ее количество, которое присваивается силой и волей политических игроков, может исторически меняться и географически перераспределяться. Сколь ни был бы для православного человека такой подход к природе власти сомнительным, отдадим должное интуиции автора. Власть действительно дана нам свыше. И исторический опыт показывает нам, что мы вправе полагать, в качестве некоторой рабочей гипотезы, что сумма власти на земле действительно не увеличивается, но только перераспределяется, отбирается у слабого в пользу сильного. Власть, будто бы, действительно субстанциональна.
Условимся, что это только схема, макет реальности, возможно далекий от сокровенной природы власти, но эта схема позволяет нам понять и некоторые структурные изменения властных полномочий в границах одной социально-политической группы.
Из учебников истории мы знаем, что большевики буквально взяли власть в России. У кого взяли, мы тоже представляем. Почему взяли, не секрет для всех, интересующихся отечественной историей. Вопрос же в другом.
Главная загадка, несмотря на всю глубину скрываемой ею проблемы, лежит на поверхности. Почему большевики, вроде бы чуждая исторической России сила, берут власть, а не созидают ее заново, исходя из своих философских представлений и политических задач? Почему, они готовы разрушить все до основания, а затем… но структурные эманации власти, институты государственности сначала захватываются, затем используются, и только затем преобразуются в советскую систему власти, которая шаблонно отражает структуру предшествующих ей имперских властных структур. Можно, конечно, спорить о частностях. Но факт остается фактом – ничего принципиально нового в структурном плане государственного строительства большевики не принесли. И пресловутые Советы есть лишь бледная тень бывших земских учреждений.
Вопрос о том, кто у кого взял власть, и что стоит за этими словами, лежит не в плоскости филологических размышлений. Он действительно философский. Власть ведь действительно взяли, власть всю, целиком, и целенаправленно наполнили ее новым содержанием. Я, конечно, рискую быть обвиненным в пантеистическом видении природы власти в обществе, но ведь именно такое понимание власти как изначально данной, условно субстанциональной, неизменяемой суммы дает возможность нам правильно оценить, что же произошло в 1917 году с Россией. Если, как полагала Белая иммиграция, власть взяла в России международная интернациональная банда, то мы должны были бы быть свидетелями ее перераспределения по географическому признаку, распыления той ее части, которая была накоплена исторической Россией, по просторам иных континентов, заново концентрируясь в иных центрах политического притяжения. Но этого не случилось. Более того, был момент, когда количество общемировой власти, назовем ее, пользуясь понятийным аппаратом Йоки, мировой властью, большая ее часть сосредоточилась в СССР. Значит, не зря считал Иван Солоневич СССР не черным провалом в русской истории, не анти-Россией, но именно Россией, тяжело, почти смертельно больной, лишенной своей сознательной национальной государственной элиты, но все-таки Россией, сохраняющей, даже при тоталитарном антирусском режиме правления свою таинственную сущность страны с огромным властным капиталом, используемым большевиками по своему усмотрению для целей, далеких от насущных потребностей русского народа, его политических и культурных задач.
Ведь только такое видение проблемы в целом и позволяло надеяться русским людям на воскрешение России, вернее, на ее выздоровление. Больной исполин обладает властью и может ей воспользоваться при своем выходе из недуга. Мертвое тело властью не обладает и обладать уже не будет. Власть мертвеца давно перераспределена. Это универсальный закон для любой численности человеческого коллектива.
Пользуясь схемой Йоки, и, отдавая себе отчет в том, что за видимыми пантеистическими формулировками стоит правильное видение проблемы власти с точки зрения человека традиции, мы можем понять важную истину, касательно последнего периода нашей истории, периода трагической утраты национальных форм государственности и культуры, но сохранения самой властной матрицы, которая даже коммунистами воспринималась как матрица России, а не СССР, который, в свою очередь, играл роль внешнего колпака, если не саркофага над больным телом государствообразующего народа. Сохранение этой властной матрицы и сделало возможным начать выход из периода болезни и культурного упадка, выход через поиск новых форм традиционной, национальной и имперской государственности. И не лишним будет сделать и такое замечание. Катакомбная Россия жила и сохраняла свой потаенный лик для грядущего проявления, не в последнюю очередь и потому, что в СССР не дробили единую, доставшуюся в наследство от Империи властную матрицу государственности.
«Власть», восхищенная из живого тела национальной государственности и заключенная в новую форму полой сферы, разверзнувшейся темным небом над вечной Россией, сферой под аббревиатурой СССР, как бы сохранялась, иногда и преумножалась, для того, чтобы в будущем, у политически здорового и зрелого народа была возможность вновь вернуть ее в свое природное тело, отвоевав «животворящую энергию» «власти», разбив стеклянную сферу, придавившую историческую Россию под своей тяжестью, но не убившую ее.
И вроде бы благодатная влага освобожденной «власти», пролившись над высохшей от большевистского безвремения Россией, должна дать всходы новой национальной жизни под новым небом. Но этого пока не происходит.
Современная болезнь России в том, что, начав возрождение форм национального бытия, в условиях новой государственной структуры, мы сталкиваемся с феноменом разделения властных полномочий демократического государства, с феноменом, который разрушает исторически сложившуюся властную матрицу страны, сложившуюся издавна и пережившую не только крушение исторической государственности, но и долгий тоталитарный период национальной деградации, не дошедшей, однако, до критической отметки тепловой смерти национально-культурного организма государствообразующего народа.
Но за зримыми структурами власти не всегда можно усмотреть тот источник, что власть не просто одухотворяет, но и вообще делает ее живым политическим актом. Речь идет об институтах, хранящих веру народа. В нашем случае речь идет о Церкви.
Государство пронизано сакральностью исторического бытия, священные институты пронизаны государственностью. Иными словами, истинное государство и истинная Церковь – это есть единый живой организм с разнящимися функциями, по природе своей неразделимыми. Правды ради, отметим, что такое традиционное единение государства и религиозных институтов вообще было характерно для всех древних традиционных сообществ.
Истинная власть всегда обладает абсолютной силой и абсолютным авторитетом, как делегированная теократия. Необходимая в таком случае ее преемственность, ответственность высшего порядка, о которой мы говорили выше, ее легитимность и священная санкционированность, которая достигается исключительно наследственной передачей всей полноты власти, что невозможно вне истинной монархической государственности вообще. Древняя церковь открыто исповедовала, что монархическая власть есть неотъемлемая часть церковного предания, которую верующие люди воспринимали как важный элемент двуединого фундамента религии, наряду со Священным Писанием, и закрепила это понимания на Константинопольских церковных соборах.