Ныне понятие государства подверглось окончательной смысловой нивелировке.
В силу этой причины, обратимся к филологии. Кратко проанализируем, а что же из себя представляет слово «государство», каков его изначальный семантический, смысловой корень.
Прежде всего, слово «государь» происходит от более древней славянской формы – господарь, которая фиксируется и ныне в славянских языках. Не будем бояться обвинений в привлечении сомнительного для научных выкладок подхода с позиций «народной этимологии» и скажем уверенно, что «господарь» есть в семантическом смысле тот, кто получил дар от Господа, и даром этим является всеобъемлющая власть.
Безусловно, для христианских государей этот дар был еще и «ответственным заданием». Не лишним будет вспомнить и вежливую форму обращения к вышестоящему на социальной лестнице человеку, в императорской России, «господин».
«Господин», это, в определенном смысле, еще и некто Господень, Свыше поставленный над нами. И эта общественная иерархическая лестница господ имела в традиционном обществе самого последнего господина на вершине – государя. Далее был уже только Господь.
В практическом смысле русское «государь» совпадает с греческим словом «монарх», т. е. самодержец. Если исходить из той простой мысли, что слова всегда и везде должны отражать реальность, навечно закрепленный за ними смысл, то государство есть, прежде всего, и только – самодержавная монархия. Или это не государство в самом точном и исчерпывающем смысле слова!
Современные монархии мира есть не что иное, как обычные республики. Власть в них принадлежит не государю, а узурпировавшим его монаршие полномочия ветвям власти – «исполнительной», «законодательной» и «судебной».
Важно учитывать и такой аспект проблемы. В силу беспрецедентно заниженного, а по сути отмененного избирательного ценза (нынешние возрастные ограничения можно не считать), все современные республики, или, выражаясь на языке мудрых эллинов, демократии, имеют сильнейший охлократический оттенок (в современном российском варианте – охло-олигархический). Поэтому применение четкого термина «государство» к современным государственным образованиям с чисто юридической точки зрения совершенно неправомерно. В современном государстве совершенно отсутствует такая важная черта традиционного государства, как органически связанные и иерархически соподчиненные социальные группы населения.
Аристотель допускал три варианта управления полисом – монархия, аристократия и демократия. Отметим, однако, что полис древних греков нельзя приравнивать к полноценному государству. Это, скорее всего, высшее из возможных состояние общины, в данном случае территориальной. Тот же Аристотель видел, что полисная монархия вырождается в тиранию. Полисная аристократия быстро превращается в олигархию. Ну а полисная демократия становится пошлой охлократией. Современные антитрадиционные государственные образования показали, что в них охлократия, олигархия и тирания идут рука об руку, будучи перемешаны в самых причудливых комбинациях. Пример послереволюционной России дает тому множество ярчайших, эталонных примеров.
Но форма правления это еще далеко не все, чем исчерпывается само понятие государственности. Ныне произошла подмена важной сути государства как такового. Исторически и метафизически государство есть политическая составляющая земной жизни человека. Не экономические, но исключительно политические предпосылки лежат в основании любого истинного государства. Homo politicus есть нормально состояние человека и гражданина, реализовывающего себя в рамках государства. Homo economicus есть чудовищный проект по отчуждению человека от самого института государственности и от политического действия вообще.
Человеку экономическому государство не нужно. Оно для него источник расходной части, но никак не доходной. Не случайно сейчас вся политика, в сущности, подменена экономикой. Точнее исконное понятие политики сведено к экономике. Материалистически понимаемое благосостояние граждан ныне оказывается для властей предпочтительнее, по крайней мере, на словах, чем воспитание духовное, нравственное и политическое вверенных ей людей.
Юлиус Эвола утверждал: «Основанием каждого истинного государства является трансцендентность его начала, то есть принципа Верховной власти, авторитета и законности. Эта важнейшая истина в различных обличиях воплощалась на протяжении всей истории народов. Ее отрицание равнозначно отрицанию и, по меньшей мере, искажению истинного значения всего, что составляет политическую реальность…Во всем многообразии воплощений этой истины неизменно – подобно «постоянной величине» – сохранялось представление о государстве как о вторжении влияний высшего порядка, проявляющего себя во власти».
Эвола приводит в одной из своих работ и своеобразное «физико-математическое» объяснение необходимости монархического принципа власти для здоровой государственности. Как на уровне естественных причин, так и на политическом уровне невозможно двигаться по нисходящей, до бесконечности, а именно это и есть вектор принципа демократического управления. Переходя от одного состояния к другому, рано или поздно, мы имеем в виду достигнуть предела в точке, имеющей характер безусловного и абсолютного решения, в чем состоит вообще латентный монархизм любой политической формы. Но разве не абсурдно находить эту точку абсолютного решения внизу, а не наверху общественной пирамиды. Эта точка, по необходимости, точка устойчивости и прочности, точка естественного сосредоточения всего политического организма может и должна быть олицетворяема конкретной личностью, а не безликой суммой голосов, которые своей множественностью уже противоречат понятию единой точки, единого политического фокуса. Отсутствие такой точки превращает любое политическое объединение в чисто механическое соединение, неустойчивое образование. Истинная верховная власть всегда обращается к трансцендентному уровню, единственно способному дать ей основание и узаконение в качестве высшего, независимого, первичного и неизменного принципа, который составляет основу всякого истинного закона, но сам не подчинен никакому другому закону. Эти два аспекта взаимно обуславливают друг друга, проясняя истинную природу Верховной власти, определяя личность того, кто должен быть ее воплощением. Сколь безумно искать источник истинной власти на уровне масс, подверженных сиюминутным настроениям, масс, не имеющих ни одного твердого принципа в своем арсенале политической мысли, кроме пресловутых «хлеба и зрелищ».
Государство не есть ни продукт «общества», ни его прямое политическое воплощение. Лежащее в основе социологического позитивизма понимание государства как «общества» является в корне неверным. Такой взгляд не просто противоречит сущности органического государства, но и лишает последнее таких сущностных характеристик как политической воли и чести. Подобная концепция идет вразрез с «анагогической» целью государства как Верховной власти, имеющей свои истоки в мире Горнем.
Политическая сфера должна быть определена иерархическими, героическими и идеальными ценностями, отрицающими как плотское, так и душевное довольство индивидуума в качестве своей высшей цели. Истинные политические цели связаны с интересами и идеями, далекими от всего мирского, от чистой экономики и материального благополучия. Противоположность между политической и общественной областями жизненно необходима традиционному государству. Чем более ярко выражено эта противоположность, тем более устойчивы традиционные государственные структуры к вторжению всего профанического и разрушительного извне.
Вопреки мнению многих социологических школ, что государство происходит от семьи, скажем, что это не совсем верно.
И семья и государство складывались изначально как религиозное сообщество родичей. Глава рода был не только отцом большого семейства, но и верховным жрецом определенного культа. Но государство не вырастало автоматически именно из этого корня. Важное значение в становлении государства играли мужские союзы. На заре цивилизации семья составляла единство физического типа, что не дает нам возможности видеть в ней тот истинный высокий духовный импульс, без которого род не переходит в новое качество, в органическое государство. Священное начало и иерахические принципы играли определенную роль в семье и роде. Отсюда медленно вырастала духовная, сакральная, жреческая составляющая Верховной власти. Но для государственной власти не хватало еще политического надродового, царского начала.
У большинства первобытных народов новорожденный до определенного возраста рассматривается как чисто природное существо, иногда даже лишенное собственного имени. Он находится на попечении семьи, прежде всего, матери, так как все связанное с материальной, физической стороной существования, по традиционным воззрениям, относится к материнской, и, шире, женской области. Но с определенного момента положение индивидуума в древнем обществе менялось.
Благодаря особым обрядам инициации, призванным пробудить в индивидууме новое, высшее существо, он становился «мужчиной» в определенном духовном смысле этого понятия. После подобного «преображения» мальчик становился членом «мужского союза». Политическая и военная власть в родовой группе или племени принадлежала «мужскому союзу», в котором собственно «мужское» начало имело священное, посвятительное значение. Особое «помазание», особая «благодать», данная мужчине в обряде посвящения, была тем необходимым «разрывом уровня», разрывом уз, связывающих обычного человека с профанным миром физически обусловленного существования, возводя его на определенный духовный уровень бытия, что давало ему право повелевать и исполнять властные полномочия, и внутреннюю убежденность в санкционировании и получении такого права свыше.
Вследствие утраты посвятительного, сокровенного смысла священного «помазания» представителя Верховной власти, исчезает и само государство и политический класс в их истинном, традиционном понимании.