Дело в том, что рождение политического класса есть тоже, своего рода, «Божественное таинство». Истинное правящее сословие появляется не под воздействием исключительно социальных или экономических факторов, что видно из истории становления священных «мужских союзов».
Особые обязанности членов такого союза обуславливали и особые права данной группы. Из таких союзов вырастал политический, царский корень Верховной власти.
Нам сложно до конца определить, как в древности осуществлялась симфония власти духовной – жреца и старшего в роде и власти «протоцарской» политической, военного вождя и предводителя «мужского союза». Мы можем допустить, что истинным началом традиционной государственности был момент, при котором функции жреца и военного вождя сосредотачивались в руках у одного человека, старшего в роду или предводителя «мужского союза». Или в тот момент, когда эти функции, разделенные между двумя людьми, стали мыслиться как одна властная функция, как один верховный принцип власти и властных полномочий, единый в своем трансцендентном истоке, но двоящийся по необходимости в реальности земного бытия.
Все вышесказанное не отрицает, а подчеркивает важную роль в становлении государства родового, семейного начала, отводя ему определенную роль в симбиозе властных полномочий и даже видя в нем важную ступень на пути становления и самих «мужских союзов».
Вокруг божественной личности монарха, складывался правящий слой на основе знаний и качеств, не сводимым к общественным ценностям и экономическим факторам. Утрата государством такого слоя, истинной аристократии духа, окружающей трон, ведет к тому, что было названо в исторической социологии «восстанием масс», ведет к прорыву в область политики материалистического демоса со своей системой приземленных ценностей, ведет к неминуемой гибели органического государства.
Когда духовное и волевое напряжение спадает, различия затушевываются и круг людей, сплоченных вокруг высшего символа Верховной власти и авторитета, слабеет и распадается, тогда то, что было лишь следствием высших формирующих процессов государства-«нации» может обрести самостоятельность и обособиться от принципа государственности почти до видимости автономного бытия. Тогда на первый план политической активности выходит масса, которую и надо прозревать под термином «нация», руководствуясь принципами Французской революции с ее апелляцией к народным толпам. И тогда «тварь» поднимает руку на своего творца и, бессмысленно отвергая сам принцип единоличной Верховной власти, хоронит породившее ее государство, совершенно не догадываясь, что смерть его есть начало конца ее.
Истинная нация вызревает в рамках традиционного государства и имеет сложную внутреннюю структуру с системой сословий, разрядов, иерархий, благодаря чему сама субстанция нации приобретает органическую жизненную устойчивость и силу.
Разрушение государства ломает все перегородки внутреннего организма нации и делает из нее безликую однообразную массу, не способную не только к политической, но и к творческой жизни вообще. Истинная задача современности по возрождению государства и нации есть задача обретения первым верного принципа и смысла, а второй – правильной формы, есть задача выявления и выделения из массы, которая обладает лишь видимым единством, ядра «мужского союза», духовной субстанции, в виде политической элиты, вокруг которого возможна новая кристаллизация традиционной государственности.
Высшая цель государства, в которой оно находит оправдание своего существования высшего порядка состоит в его анагогической функции, то есть в том, что оно пробуждает и поддерживает высшие духовные устремления человека, поддерживает его в способности мыслить, действовать и даже жертвовать собой, исходя из соображений, превосходящих его индивидуальность, из соображений такого же свойства и той же священной природы базовых принципов, на которых строится государство.
Архетип древнерусской государственности
Говоря об архетипе государственности, мы подразумеваем существования некоего канона, выражаемого через набор определенных традиционных институтов власти и их иерархическую структуру. Сохранение знаний о священных «началах», истоках всего существующего обеспечивает традиция, как система сохранения и транслирования этих знаний, познание которой в традиционном обществе было сопряжено и обусловлено определенными сакральными процедурами посвящения, например инициацией, но не только. Форма сохранения и трансляции этой традиции облечена в канон. Исторически сохранение канона обеспечивалось следованием определенному архетипическому образцу, который воспроизводил изначальную сакральную константу земного бытия. Канон являлся принципиальным условием функционирования определенного священного или культового пространства, выраженного определенным же государственным образованием или храмовым комплексом, соответственно, и играл роль существенного организатора и регулятора социально-политической жизни человеческих сообществ.
Канон организовывал «топос», если под «топосом» мы прежде всего понимаем священное местоприсутствие.
Если говорить о каноне царства, то важно при этом помнить, что «возникновение своего эпистемологического поля в каждой отдельной религиозной культуре предусматривает акцентированную и разнообразную комбинацию топологических признаков, логику спряжения форм и смыслов», – по замечанию современного исследователя «топоса» культовых комплексов Шкурова. Он же считает, что «каждая отдельная вероисповедная доктрина, отправляющаяся от своего священного писания, способствует утверждению комбинаторных особенностей, группировок и перегруппировок топологического смысла» всей социальной системы. Из понимания канона вырастает и понимание заданной парадигмы развития и существования культурно-исторической общности, парадигмы, понимаемой как теоретическая модель, представленная через эталонный образец, выраженный в священном каноне. Духовная традиция, в таком случае, становится решающим фактором интерпретации и ретрансляции «внутренних смыслов» системы, ее внутреннего духовного содержания внешней материальной среды.
Таким образом, традиционный подход к построению сакрального пространства социума предусматривает не просто реконструкцию, но постоянное возобновление исторически сложившихся основ и принципов системы, которые сохраняются благодаря взгляду на каноны как на сакральные константы бытия. Историческое сохранение канона обеспечивается неуклонным следованием определенным образцам, имеющим истоком своим седую древность и обладающим определенной знаково-символической системой, выражаемой мифом. Таким образом, в истории становления и развития традиционного общества и государства, всегда, при всех эволюционных изменениях, содержится определенный канонический алгоритм. И в этом смысле мы можем говорить о канонической государственности или прямо о государственном каноне.
Для того чтобы осветить тему канонического архетипа отечественной государственности, как некоей изначальной сакральной матрицы социального бытия, которой, как определенному эталону, следовало древнерусской общество в лице его верховных классов, обратимся к работе А.В. Петрова «От язычества к Святой Руси. Новгородские усобицы. К изучению древнерусского вечевого уклада». Речь в этой замечательной книге идет о становлении новгородского «республиканского» строя.
Сейчас в исторической науке принята несколько упрощенная схема, по которой Русь Владимирская развивалась со времен Андрея Боголюбского как монархическое государство, Русь Галицкая как классическая средневековая олигархия. Русь же Новгородскую рассматривают исключительно как светоч национальной демократии, отдавая дань сегодняшнему поветрию на все «демократическое».
В книге А.В. Петрова убедительно показано, что Новгородская вечевая республика, в самый начальный, да и зрелый, периоды своего существования не имела ничего общего с расхожим, сегодняшним представлением о демократии.
Более того, вопреки распространенному ошибочному мнению о прогрессивности вообще республиканского строя, автор показывает, что специфический вечевой уклад Новгорода представлял собой устойчивую общеславянскую архаику построения «классического» языческого социума, где не исключалась и очень важная, «монаршая» роль князя-предводителя дружины и верховного правителя, не лишенного и сакрального отношения к себе со стороны подданных, где велика была роль жречества, чье духовное лидерство перешло всецело на власть архиепископа, и была органически дополнена властью полноправных членов новгородской общины, выраженную вечем и персонифицированную в образе посадника.
Очень похожее классическое построение древнеславянского общества мы находим у арабских авторов IX–X веков, когда они описывают древних вятичей и их стольный город Вантит, находившийся, предположительно, в районе современного Воронежа.
Здесь мы тоже видим сакрального князя-владыку на троне, который имеет много жен, и чья функция заключается в самой персонификации верховной власти, имеющей неземной, по воззрениям язычников, источник. Рядом с верховным князем обязательно находится воевода. Это предводитель дружины, прежде всего. Высока и роль волхвов и кудесников в древнеславянском сообществе. Уже в то время у всех славян существует и начало вечевого строя, совета полноправных общинников. Любопытно, что этот же архетип построения древнего социума нашел себе выражение и в древней Хазарии.
Новгородская вечевая республика нам интересна, прежде всего, тем, что эти древние институты развивались там и в более позднее время, приспосабливаясь к новым реалиям христианского социума, что для Руси стало явлением исключительным, особенно, когда речь заходит о позднем Средневековье.
Обратимся непосредственно к мыслям А.В. Петрова. Он, в частности пишет: «…строй древнерусских вечевых собраний свою первоначальную санкцию получил в рамках дохристианского сознания и нес на себе его отпечаток. Важнейший признак русского средневекового права – неделимость верховной власти, нераздельность действий ее форм восходит к «одиначеству» вечевой эпохи, предполагавшему как христианскую, так и языческую трактовку. Вечевое «одиначество» имело не только политический, но и религиозный смысл, которое христианство стремилось переработать в своем духе».