Особенным вниманием в политических текстах, разумеется, пользуется царская власть как таковая. Самую раннюю из легенд о происхождении царской власти мы находим в «Айтарея брахмане», в одном из поздневедийских текстов, относящемуся к VII веку до Р.Х. Это произведение повествует о войне богов с демонами, в которой боги терпели поражение.
Тогда они собрались на совет и решили, что им необходим раджа, т. е. царь, который руководил бы ими в сражении, т. е. взял бы на себя функции военного вождя. Они избрали своим Царем Сому, и победа не заставила себя ждать.
Этот «царский» миф убедительно показывает, что царская власть считалась основанной на естественной потребности социума в военном предводительстве. Функция военных предводителей стала первой обязанностью Царей.
Позднее этот миф повторяется в «Тайттирия упанишаде», но в несколько иной редакции: поверженные демонами боги не избирают раджу, а приносят жертву верховному божеству Праджапати, который ставит над ними Царем своего сына Индру. Здесь сохраняется понятие о Царе как о военном вожде, но не только. В его военном предводительстве уже есть определенная сакральная черта, которая не просто организует толпу в войско, но и является обязательным условием его боеспособности как духовного свойства человеческой натуры: «…те, у кого нет Царя, не могут сражаться», говорится в тексте.
Царская власть в этом мифе получала божественную санкцию и сама становилась институтом божественным, у истоков которого стоял бог-громовержец, царь бессмертных богов, который стал прототипом земных владык, занимая свой Трон по назначению Всевышнего. Еще до эпохи Будды, в глазах древних арьев царь был вознесен намного выше простых смертных благодаря огромной магической силе царских жертвоприношений. Царя облекала божественной властью церемония царского посвящения «раджасуя», предшественница миропомазания православных самодержцев, которая в своей полной форме длилась более года и состояла из ряда жертвоприношений.
Во время этих обрядов Царь отождествлялся с самим богом Индрой, «ибо он кшатрий, и он же – приносящий жертву», и даже с самим высшим богом Праджапати. Приносящий жертву царь становился вровень с жреческим сословием брахманов, предвосхищая таким образом функцию христианского царя как «внешнего епископа Церкви», наделенного как царскими, так и священническими полномочиями. В «раджасуе» царь делал три шага по шкуре тигра, этим магически отождествляя себя с богом Вишну, чьи три шага охватывают небо и землю. Главный жрец обращался к богам со словами: «Могущественной властью обладает тот, кто посвящен; отныне он стал одним из Вас; вы должны защищать его».
Царь считался соратником богов, если не самим земным богом.
Магическая сила, приобретенная царем в посвящении, поддерживалась и увеличивалась на протяжении его правления дальнейшими священными обрядами магического свойства: ваджапея, своего рода церемония омоложения и ашвамедха, жертвоприношение коня, которые не только способствовали возвеличению Царя, но и обеспечивали царству процветание и изобилие.
Главным смысловым стержнем всего ритуала была идея о божественном предназначении царя, и хотя позднее «раждасуя» была заменена более простой церемонией «абхишекой», т. е. уже прямо помазанием, она сохраняла первоначальный сакральный смысл. Впрочем, ритуал «раджасуя» имел и более глубокий мифологический пласт символов-смыслов.
М.Ф. Альбедиль, современный историк и этнограф пишет: «Символическое возвращение к началу и повторение космогонии очевидно в посвятительном царском обряде «раджасуя», который совершался в древности при приближении Нового года. Будущий владыка символически возвращался в эмбриональное состояние, и примерно год длилось его созревание, уподобляемое созреванию зерна. Затем происходило его мистическое рождение в качестве владыки космоса. После этого совершалась серия обрядов, способствующих обретению царем власти над тремя мирами: царь поднимал руки, что символизировало установление мировой оси, укрепленной в центре мира, там же, в сакральном центре, находился и его трон. Царя окропляли водами, которые словно спускались с небес для оплодотворения земли, а сам он делал по шагу к каждой из четырех стран света и символически поднимался к центру, к зениту. Так он становился владыкой времени-пространства, то есть всего подвластного ему мира».
Если говорить о «ваджапеи», то это был ритуал испивания силы и энергии самодержцем. Его кульминацией становилось восхождение царя на жертвенный столп, в то время как жрецы, располагавшиеся по четырем сторонам света, подавали ему шестами жертвенную пищу в мешочках. Действие обряда знаменовало первичный импульс, который приводит в движение весь природный цикл, временной круговорот под эгидой обновленной сакральной, внеземной, власти царя.
Этот сакральный смысл власти не терял своего значения и в дальнейшем. Автор «Артхашастры», осознавая вполне рационально земную природу царей, понимал, что легенды о небесном происхождении самодержцев имеют важное обрядово-магическое значение для устойчивости власти вообще.
Ашока и другие цари из династии Маурья принимали титул «милый богам». В точности так же прозывался и русский князь Андрей Юрьевич «Боголюбский». Сам эпитет князя можно рассматривать действительно двояко, и как его личную приверженность Богу, и как ответную на эту любовь Благодать Божественной любви к нему.
Маурьи не претендовали на полное равенство с богами, но на них, в соответствии с традицией, продолжали смотреть подданные как на полубожественных существ.
Представление о вселенском правителе джайнов зафиксировано в эпических поэмах. Многие легендарные цари – например, Юдхиштхира или Рама – именуются дигвиджайинами, покорителями четырех сторон света. Вселенский правитель мыслился как предопределенный божеством личностью, которому отводилось особенное место в космической схеме, и поэтому он находился на положении полубога. Это предание вдохновляло монархов Средневековья принимать титул вселенского императора. Племена шаков и кушанов принесли с собой в Индию новые веяния. Их цари, следуя практике персидской династии Селевкидов, принимали полубожественный титул «тратара», эквивалентный греческому «сотер» («спаситель»). Они не удовлетворялись простым титулом раджи, который носил великий Ашока, но по персидскому обычаю становились «великими царями» («махараджами») и, даже, «царями царей» («раджатираджа»). Кушаны принесли с собой особый царский титул – «девапутра», что значило «сын богов». Все эти титутлы способствовали тому, что открыто провозглашалась доктрина божественного происхождения царской власти.
Раньше всего она появляется в эпосе и в «Законах Ману». В последних эта мысль провозглашается в возвышенных выражениях:
«Когда люди, не имеющие царя, рассеялись во все стороны от страха, владыка создал царя для охраны всего этого мира…
Извлекши вечные частицы Индры, Анилы, Ямы, Солнца, Агни, Варуны, Луны и Владыки богатств (Бог Кубера)…
Так как царь был создан из частиц этих лучших из богов, он блеском превосходил все живые существа…
Даже (если) царь – ребенок, он не должен быть презираем (думающими, что он только человек), так как он – великое божество с телом человека».
Идеал вселенского правителя еще больше возвеличивался возрождением таких брахманских обрядов, как жертвоприношение коня, которое, очевидно, утратило свое значение в период династии Маурьев, но было воскрешено Шунгами, и совершалось многими более поздними царями, на севере и на юге Индии. Даже мелкие государи, через жертвоприношение коня претендовали на титул легендарных вселенских властелинов.
О царе говорит и знаменитая «Рамаяна»:
«В стране без царя увенчанная молнией громогласная туча не окропляет землю небесной водой…
В стране без царя ни сын не повинуется отцу, ни жена (мужу)…
В стране без царя люди не создают радостно ни дворцов для собраний, ни прекрасных садов, ни храмов…
В стране без царя богатые не имеют защиты, земледельцы и пастухи ложатся спать с запертыми дверями…
Как реки без воды, как лес без травы, как скот без пастуха, – страна без царя».
Мифопоэтический рассказ о первочеловеке Ману в «Махабхарате» имеет много схожего с чертами Адама и Ноя традиции библейской. Буддийская легенда дополняет этот образ, повествуя, что люди, утомленные бедами и неправдами, наносимыми друг другу, обратились за помощью и советом к богу Брахме, и тот, дал им в качестве божественного царя первого человека Ману.
Своим божественным архетипом земное царство имело царство небесное. В одном из мифов так описывается царство верховного бога громовержца древних арьев – Индры:
«Когда была добыта амрита из вод океана и боги победили асуров и изгнали их в подземный мир, Индра воцарился над вселенной, и наступили счастливые времена. Тучи проливали обильные дожди, земля дарила богатые урожаи, жители миров благоденствовали, следуя стезей благоденствия и долга. Цари правили по законам справедливости, заботясь о благе подданных, брахманы совершали предписанные обряды и исполняли благочестивые обеты в мирных лесных обителях. И могучий Индра, победитель асуров, видя, что все живые существа во вселенной наслаждаются миром, счастьем и процветанием, сам преисполнился великой радости.
И он правил мирно в своем небесном царстве, в тысячевратном городе Амаравати, полном золота и драгоценных камней. Путь в тот небесный город лежит через северные склоны, до вершины Меру и от нее далее по звездной дороге; но прекрасный город небожителей не видим для глаз грешника. Близ города Индры зеленеет дивная роща Нандана, место отдохновения богов и небесных мудрецов. У входа в город стоит на страже божественный слон Айравата, огромный, как облако, прародитель слонов, возникший из вод молочного океана; на нем объезжает свои владения Индра, когда мир стоит во вселенной и отдыхает его боевая колесница. В самом городе – сто великолепных дворцов, но самый большой из них – украшенный лотосами дворец Индры, который он сам построил. В том дворце Индра восседает на троне под белым опахалом со своей супругой Шачи, окруженной богами и святыми мудрецами. Туда, в царство Индры, уходят герои, павшие в битвах. Там простирает ветви с благоухающими цветами чудесное дерево Париджата, которое Индра добыл при пахтании океана и подарил богине Шачи. Там вечно цветут сады, и ни холод, ни жара не угнетают обитателей небесного града. Они не ведают ни старости, ни недугов, ни страха. Взоры их услаждают плясками прекрасные апсары, а гандхарвы нежат их слух восхитительными мелодиями. Но только благочестивых и добрых людей, исполнивших свой