Подлинной же аристократией в государстве может быть та, которая не вырождается и не вредит общегосударственному делу, поскольку открыта для вхождения в нее лучших сынов народа. Аристократия, предоставленная самой себе, вырождается в олигархию, которая неминуемо срастается с подпирающей снизу охлократией.
Что же может уравновесить, сохранить и соблюсти здоровую меру в столь необходимых для общественной и государственной жизни институтах демократии и аристократии? Только монархия. Причем она и сама нуждается в подлинной аристократии, которую подпитывает подлинная демократия снизу, лучшими сынами народа, чтобы не выродится в тиранию!
Для истинного государственного деятеля важно духовное и нравственное качество личности. В этом его государственная политическая ценность. Разве может партия, сословие или класс, исходя только из своих корпоративных интересов, выдвигать наверх столь уникальный человеческий материал? Никогда! Государственное дело ищет единого, общего, всенародного интереса, а не частных вожделений. Народный же интерес не может определяться только из политических пристрастий группы или индивидуума. Он, интерес, вообще непознаваем вне длительного исторического процесса и не может быть составлен из арифметической суммы потребностей дня. Тоталитарный владыка, халиф на час, не способен выявить это народное благо из опыта своего правления или из своих политических убеждений. Интерес народа есть сокровище долгого исторического опыта этноса на его путях к высшим, религиозным идеалам. Такое благо может быть правильно оценено только такой верховной властью, которая сама проходит с народом долгим историческим путем побед и поражения, удач и трагедий – только наследственной монархической властью!
Россия, как национально-политическое явление было создано сильной государственной властью. Строго говоря, само выражение «сильная власть» должно считаться странным и излишним. Власть сама по себе есть общественно-обособленная и организованная сила. В этом ее сущность и назначение. Власть есть живое воплощение делегированной свыше воли (делегированная теократия), так как источником власти является Создатель всего сущего. Власть есть средоточие уполномоченной через инициацию религиозным институтом (в нашем случае Церковью) и могущественной по ее неземному происхождению воли, которые все признают, уважая и почитая ее, особым институтом (несть власти не от Бога). Власть и сила в этом контексте синонимы.
Русский народ от начала своего национально бытия был поставлен перед выбором: или сильный государственный центр в лице самодержца, или распыление на дорогах истории. Сильная власть это не есть власть тоталитарная. Чьи внешние атрибуты силы и принуждения лишь свидетельствуют о ее слабости и внутренне осознанной «неканоничности». Сила власти есть, прежде всего, ее духовно-государственный авторитет, опирающийся на священные принципы властвования. Сила власти в ее духовном достоинстве, правде и религиозно осознанной ответственности.
Традиционная государственность
Как уже отмечалось выше, традицией мы условимся называть мировоззренческий комплекс идей, систему представлений, определяющих, религиозную, политическую и хозяйственную деятельность исторических человеческих коллективов. Такой органически взаимосвязанный комплекс представлений, который имеет в своем основании фундаментальные духовные и нравственные ценности, находящие свое оформленное воплощение в религиозной системе данного сообщества и в ней же обнаруживающий константу своей поведенческой мотивации во всех сферах жизни, бытийную санкционированность свыше.
Традиционализм тем отличается в корне, например, от консерватизма, что имеет своим сокровищем и духоносным центром не ценности прошлых эпох, а вечные, духовные надвременные идеалы, определяющие как прошлое народа, так и его будущее максимально возможным воплощением этих идеалов конкретным этносом в исторической, земной реальности.
Когда мы говорим о традиционной государственности, мы не имеем в виду некую схему, научную абстракцию, не имевшую или не имеющую практического воплощения в действительности.
Следует разделять социальную утопию и традицию, обращение к ней на современном этапе. Социальные утопии, детально описывают механизм функционирования идеального государства или порядка, никогда ранее не имевшего реального жизненного воплощения. Утопии, как и моделирование будущего, – черты Нового времени. Черты утраты европейским обществом самой традиции, утраты старых ценностных ориентиров. Утопии не могут возникнуть на фундаменте традиционного общества. В известном смысле, появление утопий – это сигнал того, что общество уже утратило традиционный дух. Утрата традиционного мифа порождает веру в прогресс, которая, сама по себе, безусловно, – утрата истинной религиозной веры. Утопия не возникает в обществе, где существующий порядок вещей воспринимается как естественный порядок.
Утопия возникает в эпоху духовных надломов этносоциальных систем. Прогрессизм – это, в сущности, рационализированный, утопический социоэволюционизм, пропитанный инстинктивным, сублимированным пантеизмом.
Природа наделяется внутренним разумом, которому одному ведомы цели и задачи поступательного и линейного развития, понимаемого как совершенствование системы в целом. Человек, мыслится включенным в этот общий эволюционный процесс, вне зависимости, понимает, признает ли он этот факт или нет. Логика природы – поступательное совершенствование. В этой логике нет места Богу. Нет места одноактовому творению личного Бога. Эта линейность далека от линейности христианского времени, где признается качественная инволюция всего, изначально тварного.
Традиционализм – это желание жить в мифическом времени, когда священный и уникальный акт творения из ничего волею Творца, таинственно возобновляется циклически в сакральной жизни Церкви, и эта жизнь пропитывает собой все ткани социума, предохраняя ее от распада. Миф традиционализма это не простое повторение, не просто следование историческому эталону, но сакрализация всего, восприятие жизни как процесса вечного возрождения.
В мифе прошлое идеализируется, настоящее воспринимается как органическое свершение циклического процесса. Утопия же исходит из глубокого недовольства действительностью, и, не имея опоры в мифическом времени, не имея исторических примеров, пускается в сомнительное моделирование идеального порядка вещей, всегда имеющего субъективный окрас. Миф всегда открыт к комплексу светских дополнений к своей изначально религиозной структуре. Утопия всегда разрушает сакральный мир окружающей ее культурной действительности, нарушает гармонию мира. Мифологическое, традиционное настоящее не может быть плохим, так как оно порождено божественными энергиями, божественной силой священного прошлого. Традиционное общество – это общество гармонии в самом общем значении этого слова. Эта гармония создает необходимые предпосылки для индивидуума чувствовать себя счастливым, тоже в самом общем понимании счастья.
Впрочем, в этих общих рассуждениях мы можем поставить верный акцент и на субъективном характере переживания счастья каждым человеком.
Кто-то из мудрых заметил, что по-настоящему быть счастливым может человек только тогда, когда он счастлив на Родине. Несколько расширяя понятия Родины, возводя это понятие к духовным высям, заметим, что Родиной для человека является не только клочок земли, где он родился, но в еще более большой степени, идеальное представление о своей стране, идеальное и религиозно окрашенное. Иными словами, человек видит свою Родину в свете идеальных представлений о ней, сложившихся в представлении народа. Такой образ Родины есть глубинный мифологический образ отчего дома, «золотого века». Он является аналогом, или, лучше, отблеском утерянного Рая.
Отсюда, в рамках традиционного мышления, возникают образы небесной, идеальной России, иконического первообразаидеи, чьим отблеском, ярким или тусклым, в зависимости от переживаемого нами исторического периода, является Россия явленная.
В литературе есть вечный, «кочующий» сюжет «блудного сына». Схема сюжета известна всем. Юноша полон фантазий о чудесных дальних странах, где только и возможно обрести полноту счастья. В поисках страны с молочными реками и кисельными берегами он преодолевает массу препятствий. Он завоевывает дальние страны, пробирается через смертоносные джунгли, тонет в бушующем океане. Словом, проходит инициацию жизни. И пройдено полмира, а чаемого счастья все нет. Пройдены огонь, вода, медные трубы.
Вдруг нестерпимо тянет героя домой. И вот, после долгих странствий, он видит вдали маленькую пристань родного городка, и слезы застилают глаза. Он видит покинутых и повзрослевших друзей, он встречает постаревших родителей, и с горечью понимает, что счастье, за которым он погнался в тридевятое царство, было дано ему от рождения.
Это счастье есть отчий дом.
Для нас, как для народа, этим отчим домом была наша историческая государственность, икона нашего государственного бытия – Святая Русь. И для обретения простого человеческого счастья, всем нам, в частном и общем порядке, надо отказаться от прогрессистских утопий и внимать призыву архимандрита Константина Зайцева, написавшего после нашей национальной катастрофы 1917 года о том, что нам надо бежать не вперед, но наоборот, круто назад, назад в родную историю, назад, в Отчий Дом традиции. Где же обретается забросанный мусором веков фундамент нашей традиционной государственности?
В отечественной истории был длительный период сложения и расцвета традиционных институтов власти, которые были, в свою очередь, бездумно разрушены европейским реформаторством времен Империи. Вопрос этот заслуживает рассмотрения. И начнем мы смотреть на него извне, из-за бугра, как стало для нас, увы, привычнее.
С мыслями философа И.А. Ильина о фундаментальных основах государства традиционного типа, по-своему, резонируют и идеи Освальда Шпенглера, высказанные им в замечательной и до конца неоцененной в русских правых кругах работе: «Прусская идея и социализм».