Паразит и эгоист, не живущий интересами своей страны, не только духовно и нравственно выпадает из поля национальной государственности, он неминуемо выпадет и из юридического поля общего правосознания и сам делает себя изгоем. Здоровый государственный организм совершенно не дает возможности плодиться и развиваться на своем теле паразитам. Увы, про современное положение вещей в России такого не скажешь.
Верно понятая государственность никогда не предстанет всего лишь исторически отжившим аппаратом насилия и подавления одних человеческих групп другими. Верное понимание государственных задач невозможно вне христианского учения. Согласно ему, настоящее, здоровое государство есть, по словам И.А. Ильина, «светлое и благое начало в истории человечества, и насаждение здорового государственного правосознания поможет вывести человечество на путь духовного обновления».
Только духовная солидарность граждан между собой и их духовное же единство с Верховной властью составляет реальную, а не утопическую основу любого истинного государственного строительства. Государство должно быть «живой системой братства» и прямо «соответствовать духу Евангельского учения». Так учил Иван Александрович Ильин. Так мы должны понимать наши государственные задачи и сегодня, если не хотим стать свидетелями гибели всего того, что есть наш дом и Родина. Но разве можно себе представить воплощение такой государственности, с обозначенными обязательными условиями, вне монархической власти в качестве Верховной?
Церковь и государство. Нравственный идеал
Наверное, нет смысла убеждать людей верующих в том, что Церковь есть особый институт, инаковый по отношению к нашим земным учреждениям. Сейчас мы не будем говорить о том, что Церковь есть особый священный организм, возглавляемый самим Спасителем. Это не должно быть предметом спора или разбора. Эта аксиома есть фундамент любого традиционного исследования общества и его институтов.
Для нас здесь важно вот что. Отношение Церкви и государства в России носит совершенно особый, если угодно, уникальный характер. Русь при князе Владимире, по его державной воле, уже сложившимся государством, соборно вошла в Церковь!
С древности идеалом взаимоотношения государства и Церкви стал эдикт византийского императора Юстиниана Великого в VI веке, провозглашавший симфонию властей, духовной и политической, выраженных соответственно Церковью и Царством, идеалом земного мироустройства культурного человеческого сообщества.
Народ русский вошел в церковную ограду всей своей государственностью, отнюдь не молодой к тому времени. Даже если считать началом таковой только приход Рюрика, что вовсе не корректно, то все равно, к моменту крещения государство династии Рюриковичей насчитывало 120 лет бытия! Даже для нашего времени, когда на глазах рождаются некие подобия государственных образований со своими смешными претензиями на самостийность, возраст государства Русского в момент крещения был весьма солидным.
Важно еще вот что. Первыми в Церковь вошли наши государи в лице Аскольда, Ольги и Владимира. Последний не просто привел за собой и весь народ. Он породил то неразрывное органическое единство Церкви и государства на Руси, которого не знала мировая история. Государство у нас стало не только внешней оградой Церкви, но полностью воцерковилось. Разве случайность, что представители династии Рюриковичей дали самое большое количество святых Вселенского Православия, принадлежащих одному роду, да еще и роду державному, а с Иоанна IV и царствующему в христианской ойкумене!
Итак, народ русский воцерковился посредством государства. Вне государства, не только народ не может пребывать в Церкви, что показала наша история, но и сама Поместная Церковь в России рискует выродиться в секту или впасть в тягчайшие ереси! За примерами далеко ходить не надо. Никакая гражданская инициатива православных братств в Западной Руси, бывшей под властью Польши, не спасла население и священство от унии с Римом. Отчуждение от государства старообрядцев, потеря опоры в лице царской власти поборников старого обряда, которые были, безусловно, по очень многим вопросам правой стороной в споре с Патриархом Никоном и царем Алексеем Михайловичем, привело многие их согласия к довольно сомнительной духовности, если не прямо к ереси.
Даже существование Русской Православной Зарубежной Церкви было обусловлено тем, что в лице ее первоиерархов и паствы, она сама себя видела, и была таковой в действительности, не только хранительницей догматов истинной веры, но и хранительницей заветов традиционной Российской государственности. Как только пал коммунизм и появилась надежда на истинное возрождение в России, а также с уходом последних живых свидетелей и носителей истинной русской государственности, Зарубежная Русская Церковь вступила в полосу кризиса.
Что бы ни говорили современные церковные либералы, но факт остается фактом. Вне традиционной государственности народ русский теряет и веру и Церковь. Этот факт был известен и митрополиту Сергию Страгородскому. И знание это не в последнюю очередь повлияло на его выбор в пользу большевиков, которые на тот момент на канонической Русской Церковной территории, были единственными представителями хоть какой-то власти. Мы сейчас не будем говорить о нравственной стороне такого выбора.
Не станем сейчас подробно говорить и о том, что власть, которую выбрал в качестве опоры митрополит Сергий Страгородский, вдохновлялась стремлениями прямо противоположными задачам земной Церкви.
Отнюдь не любые государственные формы способствуют выживанию поместной церкви или сохранению ею догматической безупречности.
Церковно-историческое понятие истинной государственности в России большинством иерархов было утеряно задолго до революционных потрясений, что ярко показал Поместный собор 1917–1918 годов.
Органическое единство церкви, народа и государства невозможно без самодержца на вершине всей традиционной властной пирамиды. В противном случае, органическая государственность деградирует до механического набора функций государственного аппарата, совершенно отчужденного от масс и чуждого всякой церковности.
Из этой триединой связки «государство – церковь – народ» важна не только сопряженность церкви и государства, но и теснейшая органическая связь Церкви и народа.
В синодальный период Русской Православной церкви произошло несколько прискорбных для здорового функционирования организма поместной церкви, событий.
Главное из них это то, что архиерейское служение превратилось из призвания в профессию. Священство стало закрытой кастой жрецов и больше не избиралось народом, а воспитывалось в специальных, контролируемых государством учреждениях. Произошел отрыв священства от паствы, отрыв его от народа, что было утратой древнего церковного благочестия. Вспомним, что в православии по усмотрению паствы избирались даже архиереи. Этому правилу неукоснительно следовали в Византии. Вероучительным фундаментом для таких действий были слова апостольские о том, что все христиане есть род избранный, царственное священство. Иными словами, в истинно христианском сообществе уже не могло возникнуть узкой жреческой прослойки, как в языческих сообществах, но обновленное «жреческое» служение усваивалось всеми христианами. Совокупность всех христиан была носителем церковного благочестия, хранительницей догматов.
Контроль со стороны церковного народа препятствовал возможному уклонению от Истины кого-то из иерархов. Традиционно, церковный народ, а не епископы, является охранителем догматического церковного сознания. Не будем забывать, что в истории церкви главными ересиархами выступали бывшие иереи, епископы, патриархи, Римский папа, наконец.
Каноническое устроение Церкви и образует ее в мистическое тело Христово. Отход от канонов вылился не только в то, что появилась православная «новожреческая корпорация». Отход от канонического строения церковных отношений вылился в отторжение народа от иерархии. Ткань органического общества начала рваться. Отделение церкви от государства стало логическим завершением этого процесса, процесса утраты традиционного органического единства и взаимной проницаемости государства, церкви и народа.
Когда мы говорим о ценностях традиционной государственности, мы не должны забывать, что ценности эти есть ценности, прежде всего духовного порядка. И истинным источником и хранителем этих ценностей является именно церковь. Она освящает собой ткань государственности, Она сакрализует государственную действительность.
Десакрализация бытия и жизни есть не просто выход из силового поля традиции. Это есть, прежде всего, разрыв с церковью как подательницей всяческих благ, в том числе и общенародных, разрыв с традиционным и единственно верным понятием государственности. Замена традиционных государственных институтов демократическими есть демонтаж государства как такового, его первая стадия. Размываются все понятия и представления о государственности. Это есть серьезный и опасный шаг на пути полной утраты национального суверенитета, шаг к окончательному отчуждению народа от политической жизни и влияния на свою судьбу.
Говоря о церкви как об институте, мы должны помнить, что так или иначе, у нее возникают проблемы сосуществования с государством. Когда церковь решают использовать в роли подпорки для существующего мирского порядка, пусть даже и порядка монархического строя, Евангельская высота ее проповеди становится мало-помалу излишней и даже мешающей.
Религия постепенно перерождается в дисциплинарный и моралистический суррогат, отчего неизбежно падает нравственность и, в конечном счете, страдает и сам порядок. Совершенно неестественно, когда церковь усваивает за собой право мирской власти и социального регулирования. Это вовлекает ее в бесплодную гонку за мнимым общественным совершенством. Это неминуемо оборачивается снижением идеала до юридической нормы и растратой духовности.
Все это низвело церковь в нашем, антитрадиционном обществе, до состояния общественной организации с «мистическим уклоном». Церковь должна изжить в себе эти недуги. Иной вопрос, насколько это вообще возможно вне рамок традиционной государственности, государственности, которое, как и Церковь несет нравственную ответственность за вверенных ему людей. Без всецелого общегосударственного и церковного нравственного влияния на народ, без его нравственного здоровья, нечего и думать о восстановлении канонического строя церковного управления. Но совершенно неверно думать, что, не обладая никаким нравственным авторитетом, а скорее наоборот, современное либеральное государство способно выполнить эту задачу. Его действия в нравственной сфере носят деструктивный характер и не могут носить иной по причине собственной природы и исключительно материалистических установок.