25.
Некоторые знания о канонических числовых константах традиционно транслировались в форме откровений, преданий и пророчеств, что является примером проявления интуитивного, надличностного фактора, наиболее ценного с точки зрения архаичной ментальности. Закреплению служило устное предание, сохраняющее высшее знание как мифологему, Священное Писание и культовое зодчество. В этой связи допустимо говорить о существовании единого мировоззренческого архетипа в представлении о числе как структурно-каноническом принципе мироустроения .
На этом хотелось бы остановиться, поскольку единство подхода именно в этой точке расщепляется на два направления, одно из которых ведет к вопросу математической природе гармонии, а другое – к метафизическому образно-числовому принципу творения. Задача усвоения начал или иными словами, принципов26, которые были положены древними и с которым были тесно связаны все последующие построения и развития идей и концепций напрямую связана с проблемой числа. Принцип, сфокусированный в числе, образует парадигму, т. е. единую теоретическую модель, позиционируемую каноном как закрепленным ментальным образцом. Транслируемая средствами канона архаическая семема числа, единая по своей сути для различных исторических эпох, может выражаться во множестве разнообразных и часто противоположных системах, сохраняя при этом свою изначальную целостность, поскольку, по утверждению С. Н. Трубецкого: «Древо человеческого познания пребывает единым во всех своих разветвлениях»27. Единство архаической семемы числа сохраняется в отношении к числу как парадигме сакрального образа. Поэтому образно-числовой канон представляет универсалию сакральной традиции .
Этот закон, по Платону, состоит в том, что всякое «творение должно быть создано в соответствии с первообразом», внутреннее устроение объекта должно быть правильно организовано, что обеспечивает «некая объединяющая связь»… задачу объединения (иначе, создание целостности) наилучшим образом выполняет пропорция»28. По сути, пропорция является своего рода утверждением гармонической числовой парадигмы мироустроения. Однако, в этой трактовке Платона упускается самое главное условие «соответствия с первообразом», а именно – соответствие на уровне именования, что представляет сам принцип наделения нового образа качеством первообраза . Не исключено, что творение в соответствии с первообразом в первую очередь подразумевает творение во имя первообраза. В таком случае, образно-числовой канон выступает в качестве главного метафизического принципа творения. Универсальная гармония пропорций здесь может выступать в качестве вторичного условия, обеспечивающего универсальные качества объекта.
В ряду иерархии архитектурных объектов приоритетным значением всегда обладало храмостроительное искусство различных культурно-исторических эпох. Наряду с градостроительным искусством, храмостроение отмечено верностью истинным духовным началам, в качестве «принципов»29 проявляющихся в фиксирующих установках, называемых широким по значению термином «канон». Принципы, как правило, озвучиваются каноном, который, в свою очередь, имеет несколько моментов самораскрытия, что всякий раз вызывает смешение понятий, приводящих к выхолощенному представлению о каноне как следованию или некоторым творческим «привычкам», или характерным чертам какого-либо стилистического направления. При этом опускается исконное смысловое ядро канона, представленное формой принципиальной установки, которая в самом предельном значении опирается на семантику числа. Как бы ни был спорен вопрос канона в науке о храмостроении, его необходимо изучать, потому что он является наиболее значимым, когда речь идет о традиционной системе наследования опыта.
В истории мистика чисел и числовых отношений проявляется как коллективный феномен. Традиционно, отдельный смысл числа не сводился к какому-либо одному значению, а скорее представлял собою многоплановую и многогранную семантическую структуру, содержание которой в каждом конкретном случае – в зависимости от объективно-субъективных факторов контекста – может предстать как более или менее однозначное. Причину такого отношения к числу исследователи видят в том, что число и счет относились к области сакрального. Этими средствами воспроизводилось строение мироздания, необходимость в чем, как известно, возникала всякий раз при возведении храмов и городов. Именно тогда сакральные числа выступали в качестве парадигмы.
Дионисий Ареопагит в «Ареопагитике» сказал, что весь мир материального и духовного бытия есть система символов и образов. Он относился к числовой символике как к определенной информационной структуре, призванной донести священное откровение. Более того, Дионисий Ареопагит полагал, что числовая символика способна реально являть мир сверхбытия на уровне бытия.
Особое значительное влияние на христианское учение о числе оказали исследования Августина Блаженного (рубеж IV–V вв.). Опираясь на математические спекуляции неоплатонизма, этот христианский богослов рассматривал число в «качестве всеобщего закона», лежащего в основе духовной и материальной сфер бытия. По его мнению, «между приходящими числами природно-материального мира и вечными числами высшей истины» пребывают исполняющие роль посредника идеальные числа, т. е. «числа красоты, искусства и творческого разума»30. Этот святитель не только работал с сакральным содержанием чисел, но пытался рационально осознать действие архетипических идей как воплощения числовых модусов в онтологическом, эстетическом и гносеологическом аспекте мироустроения. В своих работах он считал числа основанием всеобщего закона, структурирующего материальную и духовную сферы бытия. Августин Блаженный полагал, что числа суть некие активные творческие принципы, вносящие в окружающий мир иерархическую структурность и последовательность. Числовые иерархические системы подразумевались им как преходящие числа материального, природного плана бытия и извечные числа высшей истины31. Августин, направляя свои рассуждения в чисто эстетическую сферу, поясняет: «Но, поскольку я вижу, что «модулировать» происходит от modus (мера), ибо во всем хорошо сделанном должна соблюдаться мера, […] постольку мне хотелось бы выяснить, что же, в конце концов, есть «модуляция» – слово, которое уже почти одно заключает в себе определение целой большой дисциплины. Основываясь на рассуждениях Августина и адаптируя их с целью приведения в соответствие с языком архитектуры, можно дать следующее определение термину «модуляции»: «модуляция» является некоей «опытностью», или «знанием» (peritia) процесса сложения архитектуры, точнее – знанием правильно организованного процесса сложения гармонии архитектурного произведения.
Если останавливаться на «модуляции», а в архитектуре она превращается в «модульность», то известно, что принципы модульности суть числовые закономерности, называемые «пропорцией». Число лежит в основе любого модульного построения , виды модульности отличаются типом числовых отношений, которые включают: 1. «гармоническую» составляющую, 2. «геометрическую» составляющую и непосредственно 3. «идейно-каноническую составляющую , которая является основным предметом данного исследования. Для разграничения представленных терминов необходимо определить их качественное отличие.
Оращаясь к термину «пропорционирование», столь необходимому архитектору, приходится вновь обратиться к Августину, который вслед за Пифагором и Платоном находил, что единство «может быть достигнуто с помощью того единственного соотношения, которое по-гречески называется analogia, а у нас зовется пропорцией (proportio)». Итак, «числовая пропорция» – это эстетическая закономерность, являющаяся критерием совершенства; это числовая упорядоченность мира, свидетельствующая о разумной основе бытия. Таким образом, архитектура, основанная на законах единства, равенства, пропорции, соразмерности и соответствия, зиждется на числе, в котором эти закономерности содержатся в чистом виде. «Все художники, – пишет Августин, – создающие телесные образы, имеют в своем искусстве числа, в соответствии с которыми они строят свои произведения, формируя [произведение], пока то, что создается снаружи, не будет, насколько это возможно, казаться правильным в свете сияющих внутри чисел и пока через посредство чувства оно не понравится внутреннему судье, который рассматривает высшие числа».
В одном из своих поздних трактатов Августин указывает на некое чувство, способное определять гармонию, состоящую в согласии противоположных элементов: «Во всех вещах познаем мы господство закона соответствия, связи, созвучия и согласия противоположных элементов: греки называют это гармонией». Это представление о гармонии явлено через тождество: «целое так относится к большему, как большее к меньшему»32.. В этом выражении дано традиционное античное определение красоты как гармонии. Эта вторая категория чисел Августина, которая может быть определена его же словами как «числа гармонии», т. е. «красоты, искусства и творческого разума» 33.
И если в системе Августина подняться выше тех чисел, которые находятся в творческом духе художника (числа гармонии. – Г.М. ), то попадешь в царство «вечных чисел» (числасимволы – Г.М .), в которых заключен свет мудрости и тайна истины (De lib. arb. II, 42). Самый высший вид чисел – числа духовные (spiritualis), участвующие в упорядоченной организации космоса. Эти числа существуют в качестве предопределенного образа и как платоновские идеи-образцы. Они подходят близко к понятиям «число-образ» и «число-имя», на которых в основном базируется вся наука о пропорциях. Отсюда следует, что число и форма являются основными элементами символа, чтобы, как сказал Лактанций, знаково, «под покровом изобразить истину».
Здесь отчетливо намечена полная числовая схема универсума, в которой числа красоты, искусства и творческого разума занимают среднее место и играют роль посредника между проходящими числами природного материального мира (числа счета) и «вечными числами» высшей истины