Принцип можно, в некотором смысле, отразить в каноне. Таким образом, канонические пропорции или принципы пропорционирования могут быть тождественны «языку священному», применяемому только лишь к священным сооружениям, которыми, безусловно, являются храмы, монастырские комплексы и в высшем понимании – города . В отношении общественных построек применение «священного языка» пропорций не соответствует назначению здания, поэтому в гражданской архитектуре, соответственно назначению, анализ пропорций включает только понятие пропорции как эстетической категории. Для наглядности можно привести пример сосуществования в лингвистике нескольких категорий языка: к ним относятся язык священный, используемый в богослужебной практике консервативный язык (в русском языке эту функцию исполняет церковнославянский язык); язык литературный (к нему с определенными оговорками можно отнести профессионально-жаргонные языки) и язык народный, меняющийся и подвижный. Использование в богослужебной практике священного языка, неподвластного временным изменениям, – это требование устава, в соответствии с которым, человеку говорить с Богом положено сквозь вечность на священном языке вечности. Язык вечности – это неизменные законы, уставы, каноны, являющиеся непреходимыми и постоянными в нашем непрестанно меняющемся мире. Подобный священный язык канона, хранящий оттиск первозданного закона Творца, лежит в основе культового зодчества. Универсальный священный язык канона, по преданиям, обретаемый в откровениях, является одним из способов сохранения ведения основ мироздания. Подобный способ хранения знания сближает древнерусскую традицию и «пифагорейскую» эстетику, представляющую число как «сердцевину вещей… а числовые рациональные отношения как неизменные нормы в модульной системе. Метафизическая статика «пифагорейской» эстетики, превращающей число в своего рода скелет вещей, связаны в представлении с незыблемым числовым каноном»195.
Основной метрический принцип архитектуры состоит в постоянном транслировании архаичных модульных констант. «Модульная константа», выраженная в качестве некоторых рядов чисел, может быть прочитана как числовое выражение геометрической пропорциональности. Например, пропорции Ноева ковчега имели 300 локтей в длину, 50 – в ширину и 30 – в высоту. Это пропорция 30: 5: 3 дает отношения 1: 1/6: 1/10, то есть первая цифра – рост человека, вторая – его ширина «от одного бока до другого», третья – толщина от пупа до «чресел» или крестца (renes). Пропорции Ковчега соответствовали пропорциям человека196. Храм Соломона задан модульными константами 20: 60: 120. «И вот основание, положенное Соломоном при строении дома Божия: длина его шестьдесят локтей, по прежней мере, а ширина двадцать локтей; и притвор, который перед домом, длиною по ширине дома, в двадцать локтей, а вышиною во сто двадцать» (2 – Пар. 3: 3–4), что можно представить как 2: 6: 12, что, пользуясь методом Альбери, дает отношение с ростом человека 1/6: 1/2: 1, или с притвором 2: 6: 8: 12, т. е. 1/6: 1/2: 2/3: 1.
Пропорции и числа Небесного Иерусалима, провозглашенные в Апокалипсисе Иоанна Богослова, это константный меморандум христианства, работающий как в структуре отдельного архитектурного объекта (храма), так и в структуре комплекса (монастыря) и, конечно, всего города. Небесный Иерусалим, «который нисходил с неба от Бога: …он имеет большую и высокую стену, имеет двенадцать ворот и на них двенадцать Ангелов,…с востока трое ворот, с севера трое ворот, с юга трое ворот, с запада трое ворот; стена города имеет двенадцать оснований…Говоривший…имел золотую трость для измерения города и ворот его и стены его. Город расположен четвероугольником, и длина его такая же, как и широта. И измерил он город тростью на двенадцать тысяч стадий; длина и широта и высота его равны. И стену он измерил во сто сорок четыре локтя, мерою человеческою, какова мера и ангела» (Откр. 21:10–17).
Глубокий символизм свойственен древним городам мира. Моделью, образом «Небесного города», соответствующим философским и религиозным представлениям различных народов и эпох, были города Египта, Вавилон, древние столицы Востока. Величина города и его место в иерархии городов давали разные, но, тем не менее, всегда символические числа ворот и крепостных башен. Римляне воспринимали свой город построенным на семи холмах квадратом в плане с 12 воротами. В этом он подобен всем древним городам мира. По этой же схеме, только с шестью воротами, был построен Иерусалим. Москва с глубокой древности восприняла и структуру Иерусалима. «Яко по Божию благословению Всемогущая и Живоначальная Троицы и Пречистья Его Богоматери и церквей Божиих будет и монастырей святых безчисленное множество и наречется сей град вторым Иерусалимом»197.
Следующий архаичный принцип – использование творческого приема воспроизведения «по-аналогии», если утрачено понимание значения «модульной константы». Эти цепочки чисел – суть архаичные модульные константы, которые в ближайшее к их провозглашению времени воспроизводятся в объектах сознательно, дальнейшее творчество архитекторов использует метод создания произведения «по аналогии», то есть «во образ». Принцип соотношений отличается от копии возможностью инвариантности (разновидности, разночтения), т. к. принцип пропорций это основа структуры.
Третий архаичный метрический принцип состоит в осознании модуля как числовой сакральной константы . В результате цепи исторических утрат знаний о «сакральных архаичных модульных константах» происходит неизбежная утрата представлений о числе как иерархической модели метрический системы. На данном этапе происходит потеря смысла между соответствием модуля и «достоинством» произведения. Возникает унификация структуры метрической системы, выраженная в стремлении заменить систему мер на единый мерный эталон. (На Руси – XVII в. – преобладание исключительно единой трехаршинной «казенной» сажени).
К традиционным метрическим принципам следует отнести способы натурной разбивки плана участка, который производился согласно установленному «чину закладки храма»198. В соответствии с каноническими требованиями, разбивка храма производилась от алтаря, а еще точнее – от престола. Эта точка представляет главный сакральный и геометрический центр храма и храмового комплекса в целом. Летописные источники свидетельствуют о том, что именно престол в алтаре служит «краеугольным камнем» при возведении храма, и возведение алтаря, от Святая Святых, позволяет полагать начало отсчета от Истинного Начала всего и вся. Византийский историк Прокопий (V век) следующим образом описывает постройку в Константинополе церкви Двенадцати Апостолов: «Были проведены две прямые линии, посередине пересекающиеся друг с другом в виде креста, первая прямая шла к востоку и к западу, пересекающая ее линия была направлена к северу и югу <>. На этих прямых, там, где они соединяются, а это как раз происходит посередине, помещено место, доступное только для священнослужителей, которое, как и подобает, называется священным»199.
Русский летописец пишет следующее: «Преосвященный митрополит Филипп со всем своим собором поидоше на основание церкви… и прежде всех своима рукама митрополит начало полагает, иде же олтарю быти, так же и по сторонам и по углам, и по сем, мастеры начинают дело зданию»200. Письменные свидетельства позволяют наглядно восстановить правило основания храмов, когда митрополит полагает место, где быть алтарю, каковы будут размеры храма, затем определяет положения сторон, ориентируясь на главные оси «запад – восток», «север – юг», которые определяются в утро закладки храма через колышек в направлении на восходящее солнце, после чего закрепляет углы постройки. «Оси образуют крест. Из перекрестия и будет вестись, вдоль ветвей креста, отсчет размеров, определяющих архитектурное пространство храма в плане…»201. Внутреннее пространство храма – простертый с запада на восток крест …Форма креста, положенная в основу плана – распятие – есть образ человеческого тела. Запись в хронике бенедиктинского аббатства Сен-Трон, относящаяся к XI веку, недвусмысленно повествует, что новая церковь «построена, как говорится учителями, по величине человеческого тела». Алтарная часть вместе с обходами вокруг алтаря соответствует голове и шее, хор – грудной клетке, обе простертые ветви трансепта – рукам, неф – животу, второй трансепт на западе – ногам… Только поняв роль внутреннего пространства, образ, который это пространство призвано олицетворить, поняв значение, которое придано скрещению среднего нефа и трансепта – только тогда можно глубоко понять канон разметки плана и отсчета высотных размеров, которыми владел мастер XI–XII веков»202. Приведенный выше пример каноничного конструирования храмового пространства может служить основой для развертывания такого пространственного рубежа, каким представляется пространство монастырского комплекса.
В целом и все храмы, равно как и монастырские комплексы, построенные согласно каноническим принципам апокалиптического описания, являются иконно-архитетурными образами, различающимися иконографически, но передающими один и тот же канонический прототип. Итак, для топологического анализа сакрального пространства необходимо вычленить иконографический модуль храмового сознания, в основе которого заложено представление о каноне не только как иконографическом образце, а скорее как об исходной теменологической схеме, способной развертываться соответственно историческим и культурно-духовным требованиям времени. Этим каноническим модулем всегда будет комплекс священных чисел, связанных с именем, которому посвящено данное пространство. вторым аспектом будет служить эстетическая традиция, зафиксированная в предании. она обычно восходит к определению первообразца, «во образ» которого строится новый храм.
Зависимость от сакральных числовых констант в организации архитектурного пространства, равно и градостроительства, прослеживается как в западной, так и восточной традициях. Монастырский комплекс, рассматриваемый как сакральный центр всякий раз интерпретируется как место реального присутствия святыни. «Следует заметить, – говорит Р. Генон, – что в тех местах Писания, где упоминается Шехина («реальное присутствие» Божества в мире), чаще всего говорится о создании духовного центра: сооружении Ковчега завета, построении храмов Соломона и Зороавеля. Такой центр, устрояемый в соответствии со строго определенными правилами, и в самом деле должен являться местом проявления Божества, рассматриваемого прежде всего в своем светоносном обличье; …выражение «место пресветлое и пречистое», сохраненное в масонстве, (а в православии «в месте светле, в месте злачне»), вполне может быть отзвуком древней жреческой науки203».