Роланд не зовет на помощь
Образ графа Роланда — пограничный между литературными и историческими рыцарями.
С одной стороны, у главного героя «Песни о Роланде» есть исторический прототип, и источником вдохновения для автора «Песни» послужили исторические события. Летописец Карла Великого Эйнхард сообщает, что в 778 году король франков предпринял первый поход для освобождения Испании от мавров. Захватив несколько городов, Карл дошел до Сарагосы, но здесь встретил сильное сопротивление и вынужден был повернуть назад. Во время отступления арьергард франкского войска попал в засаду в Ронсевальском ущелье (Пиренеи), где был атакован басками и уничтожен. В этом бою погиб один из пэров короля маркграф Бретани Хруодланд. Сюжет «Песни» в основном соответствует хронике, разве что баски превращаются в сарацин.
Но, с другой стороны, «Песнь», написанная в XII веке, то есть через 400 лет после этих событий, воспроизводит совершенно иную психологическую, духовную реальность. Самое главное отличие — во времена Карла Великого ещё не было рыцарства в привычном для нас понимании. Тяжелая кавалерия уже была, но ещё не успела стать рыцарством. Между тем, автор «Песни» создает образ рыцаря, путеводной звездой которого является честь. Этот образ безусловно принадлежит XII, а ни как не VIII веку, и в этом смысле граф Роланд — чисто литературный персонаж.
Роланд — образцово–показательный, можно сказать — классический рыцарь, а между тем это сложный, неоднозначный образ, не все его качества представляются достоинствами даже его лучшему другу графу Оливье. Вот император думает, кого отправить послом к сарацинам.
Роланд промолвил: «Я отправлюсь в путь».
Граф Оливье в ответ: «Не быть тому,
Надменны вы, ваш нрав не в меру крут,
Вы ссору там затеете, страшусь.»
Надменный и слегка припадочный тип — это классический рыцарь? Боюсь, что да. Но именно такой рыцарь максимально опасен для врагов. Когда предатель Ганелон сговаривается с сарацинами, он объясняет, почему Роланда надо остановить:
Ответил Ганелон: «Французы с ним,
Они ему верны, а он им мил,
Он не жалеет золота для них,
Им брони, мулов, щёлк, коней дарит.
Готов он сделать всё, что Карл велит,
Хоть до Востока покорит весь мир».
Роланд — солнечная, щедрая, беспредельная натура. Его очень любят, но даже друзьям бывает с ним тяжеловато. Каково же тогда врагам? И вот они уже в Ронсевальском ущелье.
Роланду молвил Оливье: «Собрат,
Неверные хотят на нас напасть».
«Хвала Творцу! — ему в ответ Роланд, —
За короля должны мы грудью встать.
Служить всегда сеньору рад вассал,
Зной за него терпеть и холода,
Кровь за него ему отдать не жаль.
Пусть каждый рубит нехристей сплеча,
За нас Господь, мы — правы, враг — не прав,
А я дурной пример вам не подам».
Душа Роланда такая же прямая, как и его меч. Для него всё просто. Вопросов у него нет и размышлять ему не о чем. Смерть для него — давно пережитое событие. Приближение смерти не только не возвещает ни чего особенного, но и как будто ничего нового. Но ведь можно позвать на помощь основные силы короля. Это не проблема. И в этом нет позора. Но Роланд не хочет.
Граф Оливье сказал: «Врагов — тьма тем,
А наша рать мала, сдается мне,
Собрат Роланд, трубите в рог скорей,
Чтоб Карл дружины повернуть успел».
Роланд ответил: «Я в своём уме,
И в рог не затрублю, на срам себе,
Нет, я возьмусь за Дюрандаль теперь
По рукоять окрашу в кровь свой меч.
Пришли сюда враги себе во вред,
Ручаюсь вам, их всех постигнет смерть…
Не дай Господь и ангелы святые,
Чтоб обесчестил я свой край родимый
Позор и срам мне стращны — не кончина
Отвагою, вот чем мы Карлу милы».
Граф Оливье и сам храбрец, которого никто не заподозрит в трусости. Это человек чести и верный вассал. Но ведь все же прекрасно понимают: в том, чтобы протрубить в рог, призывая на помощь — нет ни какого позора и срама. Но представления Роланда о чести — запредельны. От себя и от окружающих он требует куда больше, чем требует рыцарский обычай. А, может быть, это просто запредельная гордыня? Собственно, об этом и «Песнь».
И ведь за Роландом последовало всё войско, как один. И в Ронсевале разыгрывается ошеломляющая религиозная мистерия.
Турпен — архиепископ взял в галоп,
Коня пришпорил, выехал на холм,
Увещевать французов начал он:
«Бароны, здесь оставил нас король,
Умрем за государя своего,
Живот положим за Христов закон…
Покайтесь, чтобы вас простил Господь,
Я ж дам вам отпущение грехов.
Вас в вышний рай по смерти примет Бог,
Коль в муках вы умрете за Него»
Вот на колени пали все кругом,
Турпен крестом благословил бойцов,
Епитимью назначил — бить врагов.
И вот тут вдруг начинаешь понимать Роланда. Может быть, и стоило пожертвовать жизнью ради участия в таком великом подвиге веры? Когда души рыцарей словно слившись в единую душу, устремились на смерть ради Христа, когда они уже чувствовали на своих лицах дыхание Вечности, неужели они променяли бы этот невероятный порыв на заурядное спасение своих жизней?
Вот граф Роланд по полю битвы скачет,
И рубит он и режет Дюрандалем,
Большой урон наносит басурманам,
Взглянуть бы вам, как он громит арабов,
Как труп на труп мечом нагромождает,
И руки у него в крови, и панцирь,
Конь ею залит от ушей до бабок…
«Жесток удар!» — воскликнули враги.
«Я ненавижу вас» — Роланд кричит —
Мы служим правде, вы злодеи — лжи.»
Вот в том–то всё и дело. Ради короля умирать не стоило. Ради короля стоило сохранить войско. Но Роланд служит правде, а ради правды стоит умереть. Смерть за правду так славно венчает жизнь, что лучшей смерти и желать нельзя. Почему люди хотят избежать такой замечательной смерти? Роланд не понимает этого, а Оливье не понимает Роланда.
Спросил Роланд: «Чем вы так недовольны?»
А тот ответил: «Вы всему виною,
Быть смелым мало, быть разумным должно,
И лучше меру знать, чем сумасбродить.
Французов погубила ваша гордость,
Мы королю уж не послужим больше,
Подай вы зов, поспел бы он на помощь.»
А, может быть, прав благоразумный Оливье, считающий, что не стоит погибать тогда, когда можно выжить? Может быть, действительно Роланд всего лишь принес гигантскую жертву своей сумасбродной гордыне? Но ведь поступку Роланда есть и другое объяснение. Характерная рыцарская черта — ощущение полной личной ответственности за всё. Рыцарь не привык перекладывать свою ответственность на других. Мысль о том, чтобы спрятаться за чью–то спину, не просто невыносима для рыцаря, она для него неестественна. Если король доверил Роланду прикрывать отход войска, Роланд должен выполнить задачу. Он не может обратиться к королю: «Я не справляюсь, помогите». Он должен справиться любой ценой. Это сфера его ответственности. А тут гордыня вроде бы уже и не причем.
Арьергард выполнил свою боевую задачу, французы разгромили многократно превосходящие их силы противника, но и сами полегли все до единого. Жив лишь смертельно раненый, уже умирающий Роланд.
Взглянул на склоны мрачные Роланд,
Везде французы мертвые лежат
По–рыцарски их всех оплакал граф:
«Да упокоит Бог, бароны, вас,
Да впустит ваши души в светлый рай…»
Спят на траве все пэры вечным сном,
А подле них лежит Турпен–барон,
Архиепископ и слуга Христов…
Роланд оплакивает Турпена:
Вам со времен апостолов нет равных
В служенье нашей вере христианской,
В умении заблудшего наставить.
Пусть вашу душу Бог от мук избавит,
Пред нею распахнет ворота рая.
В душе Роланда нет сожаления. И перед смертью, оплакивая павших товарищей, он не считает себя виновником их гибели. Мысль о том, что он поступил неправильно, не посещает его. И разве произошло что–то плохое? Целый корпус рыцарей ушёл на Небеса.
Граф Роланд принимает истинно христианскую кончину, он умирает с покаянной молитвой на устах:
«Да ниспошлет прощение мне Бог,
Мне, кто грешил и в малом и большом,
Со дня, когда я был на свет рожден
По этот для меня последний бой…»
Вновь просит опустить ему грехи:
«Царю небес, от века чуждый лжи,
Кто Лазаря из мертвых воскресил,
Кем был от львов избавлен Даниил.
Помилуй мою душу и спаси,
Прости мне прегрешения мои».
Он правую перчатку поднял ввысь
Приял её архангел Гавриил.
Граф головою на плечо поник
И, руки на груди сложив, почил.
Смерть Роланда исполнена светлого трагизма. Граф, как бы он не жил, умер так, как надо. Он победил.
В какой–то момент «Песни» начинает казаться, что её безымянный автор скорее на стороне благоразумного Оливье, чем безрассудного Роланда, но когда он показывает нам смерть Роланда, как смерть христианского мученика, мы понимаем, что автор и себе желает такой смерти.
Впрочем, автор (и сам, безусловно — рыцарь) воздерживается от окончательных суждений. Заметно, что граф Оливье ему так же дорог, как и главный герой, он ни в чем не упрекает того, кто предлагал позвать на помощь. Так, может быть, всё–таки, прав Оливье, а не Роланд? Мне кажется, даже тогда, когда на земле останутся всего два рыцаря, они будут продолжать спорить об этом. Один скажет: «Так всё–таки нельзя». А другой ответит: «Только так и надо».
Рождение рыцарства
Вопрос о том, когда рыцарство появилось н