[198] и поразившись его размерам, потом сказал бы, что видел десять или двадцать тысяч пеших, конницы столько-то и столько-то, но не сказал бы при этом о том, что это лишь ничтожная часть всего, что так его удивило.
6. Этот Город впервые показал, что красноречие не всесильно. Ведь о нем не то что сказать по достоинству, но даже увидеть его по достоинству невозможно. Поистине, для этого надо быть неким всевидящим Аргусом,[199] а скорее — тем всевидящим богом, который держит этот Город в своей власти.[200] Ибо кто и с каких высот сможет бдительно обозреть столькие покоренные горы, или построенные на равнинах города, или столь огромную страну, объединенную под именем одного Города?
7. Ведь как Гомер сказал о снеге,[201] выпавшем на вершинах высоких гор и холмов, который, говорит он, покрывает и цветущие равнины, и плодоносные пашни людей, и седое море, и гавани, и морские берега, — так же можно сказать и об этом вот Городе. Он покрывает вершины холмов, простирается по срединной стране, доходит до моря, где находится общее место торговли всех людей и общее место сбыта всего, что производится на земле. И в какой бы его части кто-нибудь ни оказался, ничто не мешает ему чувствовать себя в середине Города.
8. И простерся Город не по земле. Намного превосходя гомеровское сравнение, поднимается он естественным образом к самым верхним слоям воздуха, так что его можно сравнить не со снегом, покрывающим вершину, а скорее с самими горами. И как иной человек, намного превосходящий остальных ростом и силою, любит показывать эту свою силу, подняв и нося на себе других, так и этот вот Город, воздвигшийся на столь огромном пространстве, подняв на своих плечах другие равновеликие города, несет их на себе один за другим. Именно отсюда происходит его название, ибо в нем великая Сила.[202] Поэтому, если кто-нибудь пожелает полностью его распрямить и, приставив ныне высоко поднимающиеся города один к другому, расположить их на земле, которую теперь занимает Италия, то все это пространство, мне кажется, будет заполнено и обратится в единый непрерывный город, тянущийся до самой Ионии.[203]
9. О таком огромном Городе, размеры которого я, может быть, недостаточно изобразил, так как глаза могут сделать это лучше, нельзя сказать, как в остальных случаях, ни того, что он расположен в таком-то месте, ни того, что кто-то сказал о городах афинян и лакедемонян: что у первых размеры города были вдвое больше, чем его сила, а у вторых — гораздо меньше, чем его сила.[204] Ваш Город далек от этого язвительного примера. Всякий скажет об этом во всем великом Городе, что его сила соответствует его размерам. Поэтому, глядя на вашу безграничную державу, не приходится удивляться, что малая часть земли господствует над всею землей. А глядя на сам Город и границы Города, не приходится удивляться, что в его подчинении находится весь населенный мир.
10. Кто-то из сочинителей, говоря об Азии, сказал, что всею той огромной страною, над которой совершает свой путь солнце, владеет один человек,[205] и сказал неправду, потому что таким образом он лишил всю Ливию и Европу заходов и восходов солнца.[206] Но ныне ваш Город и это превзошел, ибо ваши владения равны солнечному пути, и солнце проходит свой путь над вашей землей.[207] Ведь ни морские утесы, ни Хелидонские острова,[208] ни Кианейские скалы,[209] ни ежедневный бег колесницы к морю не ограничивают вашу державу.[210] Вашему правлению не поставлены границы, и никто другой не объявляет вам, до каких пределов должна простираться ваша власть.
Море же, словно некий земной пояс, простерлось посреди населенного мира и, одновременно, всех ваших владений. 11. Вокруг него «величественные, на пространстве великом»[211] простираются материки, изобилующие для вас. Все, что произрастает в разные времена года, производится в различных странах, водится в реках и озерах, создается искусством эллинов и варваров, привозится сюда со всех уголков земли и моря. Так что, если кто-нибудь пожелает все это увидеть, ему придется или обойти весь населенный мир, или оказаться вот в этом Городе. Ибо из того, что выращивается и производится людьми, нет ничего, в чем бы здесь когда-нибудь был недостаток. Грузовых же судов, отовсюду в любое время года, даже в пору осеннего равноденствия, везущих товары, приходит сюда столько, что Город похож на некий всемирный рынок.[212]
12. Грузов из Индии и, если угодно, даже из счастливой Аравии здесь можно увидеть столько, что можно подумать, будто у местного населения деревья остались голыми, и если жители этих стран будут испытывать в чем-то нужду, то придется им ехать сюда, прося доли из своих же собственных богатств. Вавилонских одежд и украшений из заморской варварской страны здесь опять-таки можно увидеть гораздо больше, и доставлены они гораздо легче, чем если бы судам с Наксоса или Китноса,[213] везущим товары с этих островов, пришлось доставить их в Афины. Пашни же ваши — Египет, Сицилия и плодородные области Африки.
13. Никогда не перестают здесь причаливать и отчаливать суда. Так что удивительно не то, что грузовым судам не хватает гавани, но что им хватает самого моря. Как Гесиод безыскусно сказал о границах Океана[214] — что есть место, где все воды стекаются в единое начало и конец, — так же можно сказать и об этом Городе, в который все стекается. Здесь представлено все — торговля, мореплавание, земледелие, добыча металлов, искусства, какие только есть и когда-нибудь были, — все, что производится и выращивается на земле. И если кто-нибудь здесь чего-то не увидит, значит, этого не было и нет на свете. Так что нелегко решить, что больше — превосходство Города над ныне существующими городами или превосходство вашей державы над некогда существовавшими державами.
14. Теперь я краснею при мысли, что, после того как было сказано о столь великом и важном, я, за неимением иного, буду вспоминать о какой-нибудь варварской державе или эллинской силе. Скажут, что я поступаю вопреки эолийским поэтам: когда они хотели принизить своих современников, то сравнивали их с чем-нибудь великим и известным в древности, полагая, что так всего виднее их недостатки. Я же, не зная, как иначе показать превосходство вашей власти, сравню ее с властью невеликих древних государств: ведь даже великое вы обратили в малое, превзойдя его своим могуществом. Поэтому, хотя я и выберу из их истории лишь самое великое, вы, наверное, будете смеяться моим словам.
15. Прежде всего мы обратим взоры на Персидское царство, которое когда-то было у эллинов в большой славе и стяжало своему царю право зваться Великим.[215] А о меньших и более давних государствах[216] я даже не буду говорить. И мы увидим все по порядку: и размеры этого царства, и события, в нем происходившие, и как сами персидские цари распоряжались своим добром, и как обращались со своими подданными.
16. Итак, во-первых, чем для вас ныне является Атлантический океан, тем для персидского царя тогда было Средиземное море. Здесь заканчивалось его царство, так что ионийцы и эолийцы находились на краю его владений. Только раз, переправившись в Элладу, этот «царь страны Восходящего и Заходящего солнца»[217] вызвал этим великое изумление; но, блеснув своим великолепием, он вслед за этим лишился многих обширных владений. Так вот, этот человек, который был так далек от власти над Элладою и для которого уже Иония была окраиной, отстоит от вашей державы не на бросок диска и не на полет стрелы, а на целые полмира и море в придачу.
17. Однако и до этих пределов не всегда простиралась власть царя, но, в зависимости от афинских сил или спартанских удач, сегодня он царствует до Эолиды,[218] Ионии и моря, завтра же не до Ионии и моря, а лишь до Лидии[219] и не видит моря дальше Кианейских скал. Точно царь в детских играх, он из Верхней Азии переходил в Нижнюю Азию, вынужденный править лишь теми, кто согласен был ему повиноваться. Это показало войско Агесилая[220] и до него — десять тысяч Клеарха,[221] одно — пройдя до самой Фригии,[222] как по собственной стране, другие — перейдя, словно по пустыне, за Евфрат.
18. Много ли удовольствия эти цари получали от своей власти, свидетельствует мудрость Эбара,[223] который, говорят, первым сказал Киру,[224] раздраженному долгим скитанием, что если тот желает быть царем, то должен — хочет он или не хочет — обойти все части своей державы, и без этого нельзя. Пусть он взглянет на сырую кожу: те ее части, на которые он наступил, примялись к земле, а те, с которых он сошел, опять поднялись и примнутся, только когда он пройдет по ним вновь. Это были цари-бродяги, которые отличались от скифов-кочевников только тем, что объезжали свой край не в телегах, а на колесницах. Это были цари-кочевники и скитальцы, которые из-за своего недоверия и страха оставаться на одном месте действительно топтали свою страну, как сырую кожу. Вот почему они переносили свою столицу то в Вавилон, то в Сузы,