57. Таким образом, в те времена еще не было порядка управления, и афиняне, не зная его, не могли его соблюдать. И, хотя границы и уделы афинян были необширными, тем не менее афиняне не смогли сохранить даже их по причине своей неопытности и слабости. Городами они не умели управлять по-доброму и не могли удерживать их силою, так что были сразу и гнетущими, и слабыми. Поэтому, в конце концов лишившись своего оперенья, как галка Эзопа,[269] они остались одни против всех.
58. И вот все, что ускользало, так сказать, от всех прежних поколений, ныне оставлено вам одним, чтобы вы его открыли и усовершенствовали. И это не удивительно. Ибо как во всех других областях сначала накапливается материал, а затем приходит искусство, так и здесь, когда явилась величайшая и сильнейшая держава, тогда, прилагаясь к ней, развилась и наука управления, и они укрепили одна другую. Огромная держава дала опыт в управлении, а искусство управлять законно и справедливо дало вырасти самой державе.
59. Но что больше всего заслуживает внимания и восхищения, так это вопрос о гражданстве и широта вашего взгляда на него, ибо нет на свете ничего подобного этому. Всех, кто есть в вашей державе, разделили вы на две половины, а держава ваша — это весь населенный мир; и одной ее половине вы даровали свое гражданство, более прекрасное, благородное и могущественное, чем любое родство, а оставшуюся половину сделали покорной и подвластной себе.
60. И ни морские, ни земные просторы не помеха для вашего гражданства, и между Азией и Европой в этом нет никакого различия,[270] ибо всё в вашей державе доступно всем. Ни один человек, достойный власти и доверия, не остается в стороне, но под властью единого наилучшего правителя и блюстителя утверждается общее равноправие на всей земле. Жители державы словно сбираются на единой площади, чтобы получить то, чего каждый из них заслуживает.
61. Как любой город имеет свои границы и земли, так и вот этот Город границами и землями своими имеет весь населенный мир и как будто предназначен быть общею столицею этого мира. Хочется сказать: все окрестные жители собираются на этом едином для всех Акрополе.
62. Силы Города никогда не истощаются, но как земная твердь все выносит, так и он приемлет людей всей земли. И как море приемлет реки, будучи общим для них всех, и не делается больше от их притока, словно это судьба его такая — не меняться, сколько бы ни прибывало воды, а вбирать все реки в свои заливы и скрывать в своей глубине, — так и этот Город не становится больше из-за прибывающих в него людей.
63. Раз уж я завел эту речь, я хочу добавить к сказанному еще несколько слов. Я сказал уже: вы великодушны и великодушно даруете гражданство. Вас восхваляют и вашим гражданством восхищаются не потому, что вы отказываете в нем остальным, а потому, что вы ищете ему достойное применение. Слово «римлянин» вы сделали именем не жителя города, а представителя некоего общего племени,[271] и это племя — не одно из многих, а объединяет все остальные, вместе взятые. Вы не делите людей на эллинов и варваров,[272] а то разделение людей, которое вы ввели, не столь смехотворно.[273] Даровав гражданство стольким людям, что их больше, чем все эллинское население, вы в свою очередь разделили мир на римлян и не-римлян — столь далеко вынесли вы это имя за пределы Города.
64. И с тех пор, как вы разделили их таким образом, многие люди в каждом городе стали вашими согражданами в той же степени, в какой они — сограждане своих сородичей,[274] хотя некоторые никогда не видели этого Города. Вам не нужны никакие гарнизоны, чтобы охранять ваши крепости, ибо в каждом городе самые сильные и лучшие мужи берегут свое отечество для вас. Вы же окружаете каждый город двойной заботой — как с вашей стороны, так и со стороны его жителей.
65. Никакая зависть не проникает в вашу державу, так как вы первые отреклись от нее, открыв перед всеми одинаковые возможности и предоставив тем, кто на это способен, быть попеременно не только правимыми, но и правящими. Более того, эти правящие не вызывают ненависти у остальных. Из-за того, что законы в этой державе общие, как в едином городе, естественно, что правители управляют державой не как чужим, а как собственным добром. Кроме того, по этим законам всем дана свобода прибегнуть к вашей защите от произвола сильных: если последние осмелятся нарушить какой-нибудь закон, то их немедленно постигнет ваш гнев и наказание.
66. Таким образом, нынешний порядок, понятным образом, удовлетворяет и устраивает как бедных, так и богатых. И по-другому жить невозможно. В ваших законах существует единая и всеобщая согласованность. И что прежде казалось невозможным — управлять державой, и такой большой державой, властно и по-доброму — пришло в ваше время.
67a. Поэтому города свободны от гарнизонов. Нескольких пеших и конных отрядов достаточно для того, чтобы защищать целые народы. И они не размещены по городам, но рассеяны по всей стране, так что многие народы не знают, где сейчас находится их охрана. Если же какой-то город так вырос, что способен сам у себя поддерживать порядок, вы не отказали в этом его жителям из зависти, что они будут о нем заботиться и его блюсти.
68. Но у кого для этого нет достаточных сил, тем управлять небезопасно. Довериться руководству более опытных людей — это, как говорится, «второе плавание».[275] А довериться вашему руководству — как оказалось ныне — даже первое. Поэтому все ваши подданные крепко держатся за вас и не раньше вас покинут, чем пловцы — своего кормчего. Как летучие мыши в пещерах крепко цепляются друг за друга и за камни,[276] так все люди льнут к вам в великом страхе и заботе, чтобы никто не оторвался от этого союза. Они скорее будут бояться, чтобы вы их не оставили, чем сами оставят вас.
67b. Поэтому все города отсылают вам ежегодную дань с большей радостью, чем иные сами собирают ее с других. И это справедливо.
69. Нет больше споров о власти и первенстве, из-за которых раньше вспыхивали все войны. Вместо этого одни города наслаждаются покоем, как река в бесшумном течении. Они рады, что освободились от страданий и бедствий, так как поняли, что сражались с бесплотными призраками.[277] Другие же не знают и не вспоминают о том, чем они владели прежде: эти города, охваченные когда-то смутой и взаимной враждой, вдруг возродились на погребальном костре, как в мифе памфилийца или, может быть, Платона,[278] и все разом достигли превосходства. Как это случилось, они объяснить не могут, а могут лишь восторгаться своим нынешним состоянием — как будто они проснулись и увидели, что сон их стал явью и они в нем живут.
70. Войны, даже если они когда-то и велись, кажутся теперь неправдоподобными, и большинство людей воспринимает рассказы о них, как мифы. А если где-нибудь на границах и возникнет война — что естественно в такой огромной державе, когда геты безумны, ливийцы злополучны, а народы у Красного моря злонравны[279] и не способны наслаждаться тем, что имеют, — то и сами эти войны, и слухи о них вскоре, конечно, проходят без следа, подобно мифам.
71a. Вот какой прочный мир вы всюду поддерживаете, несмотря на то, что привыкли воевать.
72a. О державе вашей, о гражданском ее распорядке, и какой путь вы избрали, и каким образом ее обустроили — об этом мы сказали. Теперь же пора поговорить об армии и военной службе — о том, что вы здесь изобрели и какой завели порядок.
71b. Ибо у вас нет такого, чтобы вчерашние сапожники и плотники сегодня стали латниками и всадниками, или чтобы недавний пахарь вдруг, как актер за сценой, переоделся в солдата. Вы не стали смешивать все дела, как бедняки, которые сами и еду готовят, и дом стерегут, и постель постилают. И не стали ждать, чтобы вражеский удар поневоле заставил вас сделаться солдатами.
72b. Удивительна в этом ваша мудрость, и в целом мире нет другого подобного примера.
73. Правда, и египтяне в военном деле достигли успехов, так как имели постоянное войско и, казалось, устроили его мудрее всех. Кто воевал за страну, те содержались у них особо и отдельно от остальных: в этом, как и во многом другом, египтяне, говорят, превзошли мудростью остальные народы. Вы же, мысля точно так же, устроили войско по-другому, умнее и лучше. Ведь у египтян войско не имело равных со всеми прав: воины с их вековечной тяжкой службой почитались у них ниже, чем мирные жители, и это было несправедливо и ненавистно для солдат. У вас же все имеют одинаковые права, так что существование постоянного войска себя оправдывает.
74. Поэтому вы и превзошли своей отвагой и эллинов, и египтян, и всех, кого только можно назвать. Как они отстали от вас на поле боя, так еще того больше — в образе мыслей. Ибо, с одной стороны, вы сочли недостойным вашей благоденствующей державы, чтобы жители этого Города несли службу и бедствовали на войне. С другой стороны, вы не доверили защиту вашего отечества наемникам. Наконец, войско вам нужно было иметь заранее, до того, как в нем возникнет нужда. Как же вы поступили? Вы создали собственное войско и ничем не обременили своих граждан. Сделать это вам позволил ваш взгляд на вашу державу, в которой вы не признаете чужеземцами никого, кто может и хочет быть вам в чем-то полезным.
75. Итак, как же была образована ваша армия? Вы прошли по всей подвластной вам земле, рассмотрели тех, кто пригоден к службе, и, отобрав их, заставили покинуть родину, а вместо этого сделали их гражданами вашего Города, так что теперь они даже стыдятся сказать, откуда они родом. Сделав их согражданами, тем самым вы сделали их солдатами; так и вышло, что жители этого Города не несут военную службу, те же, кто ее несет, считаются его гражданами ничуть не меньше их. Так, ставши воинами и утративши гражданство в своем прежнем городе, они с этого дня стали стражами и гражданами вашего Города.