все вздулось и страшно болело, и все эти дни был жар. А врачи стали спорить на все лады — одни предлагали мне вскрыть нарыв, другие советовали его прижигать, иначе я непременно умру от заражения крови.
63. Но Бог назначил мне противоположное — терпеть боль и позволить опухоли расти. И я не стал выбирать — слушаться ли мне врачей или Бога. Между тем опухоль выросла еще больше, и никто не знал, что делать. Одни из друзей удивлялись моей выносливости, другие упрекали меня за то, что я слишком полагаюсь во всем на сны, а третьи даже винили в малодушии, так как я не позволял врачам вскрыть нарыв и не принимал лекарств. Бог же противостоял им до конца, велев мне терпеть и сказав, что все это ради моего спасения: скопившаяся в нарыве жидкость течет сверху, но «садовники» не знают, в какое русло направить поток.
64. А со мной происходили удивительные вещи. Я так жил целых четыре месяца, но все это время чувствовал в голове и верхней части кишечника такую легкость, о которой можно только молить Бога. Дом мой выглядел как в праздник: ко мне постоянно приходили друзья, в первую очередь находившиеся здесь тогда греки, и вместе со мною занимались красноречием, а я устраивал им ораторские состязания, лежа в постели.
65. Бог приказывал мне много необычного. Помню, как нужно было пробежать босиком в зимнюю пору. Была езда верхом — самое трудное из всех занятий. Помню и то, как я должен был переплыть через гавань, а вода волновалась от юго-западного ветра, и суда сотрясались от волн. И на той стороне, съевши меду и дубовых желудей, надо было очистить желудок — и я вправду полностью очистился. Все это я делал, когда опухоль была в самой силе и дошла уже до пупка.
66. Наконец, однажды ночью Спаситель указал и мне, и моему воспитателю (Зосим был тогда еще жив) на одно и то же средство. Поэтому я послал к нему спросить, что сказал Бог; он же сам вышел мне навстречу, чтобы спросить, что услышал от Бога я. А было это какое-то лекарство. Состава его я точно не помню, помню только, что в нем содержалась соль. И когда я его употребил, большая часть опухоли действительно вскоре вытекла. И мои друзья, придя ко мне поутру, радовались и не верили своим глазам.
67. С этих пор врачи перестали меня бранить и дивились всякий раз Божьему промыслу и тому, что существовало нечто лучшее, чем у них, и тайно меня лечило. Но они стали думать, что сделать, чтобы опала оставшаяся часть опухоли. И решили, что нужно тотчас ее вскрыть, ибо нет другого способа меня вылечить. И потребовали, чтобы я подчинился им, так как все, указанное Богом, было уже полностью выполнено.
68. Однако Он даже этого им не позволил. А когда опухоль удивительным образом опала и кожа на ней была как чужая, Он велел намазать ее яйцом. Так Он меня и вылечил. И все кончилось тем, что через несколько дней никто из гостей не мог обнаружить, на каком бедре у меня был нарыв, так как оба моих бедра выглядели вполне здоровыми.
69. Зосим тоже был тем человеком, которому вскоре дался великий дар от Бога. Случилось это таким образом. Мы отправились через Мисию[42] в Пергам. По дороге мне приснился сон, и я несколько дней оставался на одном месте, потому что сон повторялся вновь и вновь. Зосим же повернул обратно в какое-то из наших поместий, где в нем нуждались, и через короткое время заболел. У меня тоже желудок, нёбо, вся голова и вообще все тело были в таком состоянии, что я ждал конца. Я не мог есть, и, к чему бы ни притрагивался, все переваривалось с трудом. 70. Я не мог дышать, и силы мои иссякли. Находились же мы друг от друга примерно в ста двадцати стадиях[43] пути. И каждый из нас, зная о состоянии другого, был гораздо больше удручен тем, что слышал о нем, нежели тем, чем мучился сам.
71. Тогда-то Бог явился мне во сне, и я, обхватив голову руками, попросил спасти мне Зосима. Бог отрицательно покачал головой. Тогда, снова обняв голову, попросил я Его кивнуть мне милостиво. И снова Он покачал головой. В третий раз, взявшись за голову, умолял я Его кивнуть. И тогда Он не покачал головой и не кивнул, но держал голову прямо и сказал мне такие слова, которые в этом случае означали согласие. Я их помню, но полагаю, что разглашать их не следует. И Он сказал мне, что достаточно будет произнести эти самые слова. Одно из них было — «Остерегайся!».
72. И что стало с Зосимом после этого? Сначала вопреки ожиданиям оправился он от той болезни, очистившись с помощью ячменного отвара и чечевичной похлебки, — Бог заранее сообщил мне об этих средствах. И затем он прожил еще четыре месяца. Так что мы с ним встретились и вместе отпраздновали это событие — ведь и я получил от Бога большую, длительную и неожиданную помощь.
73. Одним из ее следствий было то, что я, теряя сознание и не видя выхода, написал поэму о браке Корониды и рождении Бога,[44] увеличив строфу до небывалой длины. Сочинил я эти стихи в тишине и погрузившись в себя и тотчас забыл обо всех несчастьях. А еще мне было велено ставить клизмы, врач же на это не решался, видя мое истощение и слабость и полагая, что это убьет меня. Я еле уговорил его и сразу же поправился. А в пищу Бог назначил мне дикие овощи, от которых вернулись ко мне пищеварение и силы.
74. Так это произошло. Зосим был всем доволен и сам не знал, как ему благодарить Бога за Его промысел, а меня — за помощь. И мне кажется, что он прожил бы и дольше, если бы не его самоотверженность. 75. Ведь, узнав, что один из моих лучших рабов заболел, он, будучи действительно сведущим в искусстве врачевания, проехал в зимнюю стужу стадиев сорок, чтобы присмотреть за больным и помочь, чем сможет. Но, выпав из повозки в глубокий снег, претерпев на морозе великие и страшные муки, Зосим заболел во второй раз ужасной и тяжкой болезнью. И сначала он сам боялся сообщить мне об этом. А потом и я когда узнал, то к нему не поехал, рассердившись, что он меня не послушался.
76. Потому что однажды ночью приснилось мне, что служитель храма Асклепиак говорит: «Зосиму надо было выздороветь, пока было возможно!» И после этого сна я не хотел, чтобы Зосим ехал в поместье, откуда пришла весть о больном рабе. Но он, не послушавшись, поехал, и после этого его настигла смерть.
77. Итак, он и выжил благодаря Богу, который сохранил его для меня, и умер, отправившись в путь вопреки данному мне пророчеству. И то, что показал мне Бог вначале, когда я, взявшись за голову, молил о помощи, исполнилось.
78. А бывшую мою кормилицу, дороже которой у меня никого не было (ее звали Филумена), Он вопреки моим ожиданиям спасал много раз. Даже прикованную к постели Он поставил ее на ноги, отослав меня из Пергама и предсказав, что я облегчу ее страдания. То письмо от Зевса-Асклепия я поднял с земли и истолковал его как знак, хоть написанное в нем казалось мне неясным. Так что выехал я радостный. А кормилицу застал я едва способной понять, что я приехал. Но когда она это поняла, то вскрикнула от радости и через короткое время поправилась.
Речь вторая
1. Вспомним же теперь и о более ранних событиях, если только это возможно. Ведь я ничего из них не описывал, во-первых, сомневаясь, что мне хватит на это жизни. А во-вторых, я не имел для этого возможности по состоянию своего здоровья. Когда же прошло много времени, то стало казаться, что уже невозможно вспомнить все подробности и обо всем рассказать точно: поэтому лучше вообще промолчать, чем испортить такое дело. И я не раз умолял об этом Бога и близких друзей, которые постоянно просили меня рассказать и написать о случившемся.
2. Теперь же, по прошествии стольких лет, сновидения принуждают меня вынести это на всеобщий суд. Я хочу сказать, что Бог с самого начала повелел мне записывать сны. Это было первое из Его предписаний. И я стал их записывать — когда мог, то собственноручно, когда нет — диктуя. Однако я не добавлял к этому ничего о том, при каких обстоятельствах я их увидел, ни о том, какие последствия они имели. Мне довольно было исполнить свой долг перед Богом — по причине, как я сказал, телесной слабости и без надежды постичь Божий промысел. Да будет тому свидетельницей Адрастея![45]
3. Так вот, поскольку с самого начала я записывал не все, то от досады я начал пропускать и остальное — что-то намеренно, а что-то невольно. Ибо я искал иных способов воздать благодарность Богу...[46] Когда же этих записей стало, я думаю, не меньше трехсот тысяч строк, то к ним стало вовсе нелегко подступиться и расположить их во времени. К тому же некоторые из них были испорчены по причине разных бедствий и домашнего беспорядка.
4. Поэтому мне остается говорить лишь о главном, как это приходит мне на память, одно вслед за другим, и как меня поведет и направит Бог. Призовем же Его и для этого моего дела, как призываем для всего остального. Ибо призывать Его должно при любом деле, коли Он — один из богов.
5. Стало быть, после того как я вернулся из Италии, больной многими болезнями — по причине постоянного изнурения и непогоды, в которую я попал в пути моем через Фракию[47] и Македонию, и выехав больным еще из дома, — врачи находились в большом затруднении. Они не могли не только помочь мне, но даже понять, что со мной происходит.
6. Но неприятнее и тягостнее всего было то, что дыхание у меня стало стесненным, и дышал я с большим трудом и без надежды на лучшее, медленно и с усилием. Приступы удушья вновь и вновь подступали к горлу, мышцы сводило судорогой, и мне нужно было так кутаться, что уже не хватало сил. И это не говоря о других бесчисленных неприятностях.
7. Я решил, что мне следует лечиться горячими источниками, если от этого станет легче, или поехать туда, где лучше климат. Ибо была уже зима, а источники были недалеко от города. Здесь впервые Спаситель начал посылать мне откровения в снах. Так, Он повелел мне выйти босиком, и я воскликнул во сне, словно это уже сбылось наяву: «Великий Асклепий, исполнена твоя воля!» Мне снилось, что я воскликнул это на ходу.