опыте.
73. Но оставим в стороне ложные советы, хотя и они, по-видимому, случались не без воли Бога. Ведь один и тот же образ жизни и занятий, если им руководит и на него указывает Бог, несет спасение, силу, легкость, покой, радость и всяческие блага телу и душе. Но если это советует тот, кто не стремится постичь волю Бога, результат получается противоположный. Разве это не лучшее доказательство могущества Бога? Вернемся же теперь к Его повелениям.
74. Было весеннее равноденствие, когда люди обмазывают себя грязью во славу Бога.[81] Мне же нельзя было тронуться с места, пока Он не даст мне какой-либо знак, и я не стал обмазываться. День, насколько я помню, был очень теплым. Но через несколько дней началась буря. Северный ветер гнал облака, в небе все время собирались черные тучи, и вновь вернулась зима. Вот тогда-то Бог и повелел мне обмазаться грязью перед священным колодцем и затем омыться его водой. Меня тогда нужно было видеть: и грязь, и воздух были настолько холодными, что я бегом бросился к колодцу. И его воды мне оказалось достаточно, чтобы согреться. Это в первую очередь достойно удивления.
75. А на следующую ночь Бог повелел мне точно так же обмазаться грязью и трижды обежать вокруг храма. Дул очень сильный северный ветер. Мороз усиливался, и невозможно было найти одежду такую теплую, чтобы она уберегла меня от холода. Он пронизывал тело насквозь, впиваясь в бока, как стрела.
76. Некоторые мои друзья, словно желая меня ободрить, хотя в этом и не было нужды, решили рискнуть и последовать моему примеру. Обмазавшись грязью и выдерживая порывы ветра, я обежал вокруг храма и, подбежав наконец к колодцу, омылся из него. А среди друзей моих одни сразу повернули обратно, других схватила судорога, их поспешно отнесли в баню, и они лишь с большим трудом отогрелись. А я после этого наслаждался весенним днем.
77. В другой раз, зимой, когда стоял мороз и дул ледяной ветер, Бог повелел мне взять грязь, обмазаться, сесть во дворе священного гимнасия и призвать Зевса Величайшего и Лучшего. И это произошло при многих очевидцах.
78. Был еще один случай, удивительный ничуть не меньше вышеназванных. Сорок дней я лежал в лихорадке. Многие гавани замерзли, и побережье от Пергама до Элей так и надвигалось на плывущего. В это время Бог повелел мне встать с постели, надеть хитон, и не какой-нибудь, а льняной, а затем выйти и омыться в источнике.
79. Найти воду было нелегко, так как все замерзло. Источник сразу застыл и стал похож на ледяную трубку. И сколько бы в него ни наливали теплой воды, она тотчас застывала. Но я все-таки омылся в этом источнике, а для тепла мне оказалось достаточно льняного хитона. Все остальные замерзли гораздо больше, мне же только помогло длительное пребывание возле храма.
80. Точно так же зимою я постоянно ходил босиком и укладывался на ночь во всех местах святилища — и под открытым небом, и где придется, а чаще всего на дороге к храму, под самой священной лампадой Бога. Плащ без хитона я носил не знаю сколько дней. А сколько раз Бог велел мне омываться водой рек, источников или даже моря — и прежде, и потом, то в Элее, то в Смирне! А в какое время происходили все эти купания! Всего этого, пожалуй, и не расскажешь.
81. Когда же недавно Бог послал меня в Эфес выступить с речами, то на третий день пути мы попали под дождь. На другой день Бог сам велел мне оставаться на месте, и сразу после этого пошел дождь. Так было не только в тот день, но и на следующий, и то же самое я предсказывал своим спутникам. Но они решили идти вперед, особенно когда увидели людей, спешивших нам навстречу. Те шли в Пергам на праздник, но, увидев нас, бегом повернули в Эфес.
82. Так это произошло. А через несколько дней, после того как я, попав под дождь и оказавшись в Эфесе, состязался там в красноречии, Бог повелел мне совершить омовение и в холодной воде. И я омылся в гимнасии около Коресса.[82] Очевидцы же удивлялись этому омовению не меньше, чем моим речам: ведь и то, и другое было от Бога.
Речь третья
1. Я пребывал в Адрианах,[83] так как Бог послал меня туда. В то время меня постоянно беспокоили многочисленные недуги: я не мог ни есть, ни усвоить то, что съел. Все это тотчас вызывало сильную лихорадку, раздирало горло и мешало дыханию. И это воспаление распространялось наверх, к голове. Мои попытки вызвать рвоту были безуспешными, и получалась «капля вместо моря»,[84] так как пища застревала внутри и вызывала удушье. В тревоге и отчаянии, я с трудом мог ее извергнуть вместе с кровью, так что весь мой пищевод был растравлен и превратился в одну сплошную рану. Все мое тело было до крайности ослаблено и истощено. 2. Этому способствовало очищение желудка. Никого из друзей и знакомых со мною не было. Все они разъехались кто куда, так что ни один из них не находился тогда у источников.
Еще раньше мне приснился сон, будто я лежу один на дороге, так как лошадь, на которой я сидел, упала, и Бог сказал мне, что так было предопределено, чтобы я остался один. 3. А случился этот сон в Пергаме, незадолго до моего отъезда.
Тогда же, в Адрианах, сильно страдая, я припомнил и еще один сон. Мне приснилось, будто я плыл на плоту один по Египетскому морю[85] и сидел на том краю плота, который был обращен к суше. Я был в тревоге, но передо мною вдруг появился на суше мой воспитатель Зосим с лошадью. И я каким-то образом сошел с плота и радостно взял у него лошадь. Так это было.
4. Еще мне приснилось, будто, проезжая через Александрию,[86] я видел школы, и дети в них читали и пели стихи, приятнейшим образом повторяя:
Многих от смерти он спас неизбежной, к вратам подошедших
Самым Аида, еще никого не вернувшим обратно.
А это были первые из моих собственных стихов, которые я посвятил Богу. Поэтому я удивился, что они уже дошли до Египта, и очень обрадовался, услышав, как их поют.
5. Таковы были эти мои сны.
И вот наступил день, и, так как у меня была лошадь, я сейчас же ее оседлал и погнал галопом, хотя трудно было поверить, что у меня хватит сил хотя бы выйти из дома. Еще по дороге я почувствовал себя лучше: тяжесть вверху живота пропала, и тогда, как бывает, силы вернулись ко мне, и вновь появилась надежда. А ночью я услышал чей-то голос: «Ты исцелен!», и это когда я очень плохо себя чувствовал.
6. Как я снова прибыл в Пергам и какой именно образ жизни там вел, я говорить не буду, так как для описания всего этого потребуется слишком много времени.
Вторую поездку к источникам я предпринял в разгар лета. Мне заранее было велено, чтобы я, измельчив корицу и обсыпав ею шею, совершил там омовение и тотчас вернулся. Эти двести сорок стадиев я совершил туда и обратно в невероятную жару и перенес жажду легче, чем любой, кто возвращается из бани домой. Затем Бог снова послал меня туда, велев пить холодную воду. И я выпил все, что у меня было.
7. Об этом сейчас довольно.
Теперь о том, что случилось со мною в Лебеде.[87] Я был послан туда, после того как провел ночь в храме Спасителя. Это повелел мне Бог, хотя я был истощен настолько, что не чувствовал себя хорошо даже дома в постели.
8. В это время в Пергаме жил врач Сатир,[88] знаменитый софист, как уже было сказано. Этот человек подошел ко мне, лежавшему в храме, и ощупал мою грудь и живот. Когда же он услышал, сколько раз мне очищали кровь, то приказал лучше беречь ее и не разрушать свое тело. «А я, — сказал он, — дам тебе очень легкую и простую мазь, чтобы ты помазал ею живот и под ребрами. И увидишь, как она поможет!»
9. Вот что он мне посоветовал. Я же ответил ему, что не властен над своей кровью и не сделаю ни того, ни другого. Но пока Бог велит мне отворять кровь, я буду Ему подчиняться, охотно или неохотно, а лучше сказать, охотно. Однако я не отверг дара Сатира, а взял его и хранил у себя. Хотя это и не было Амалфеиным[89] рогом.
10. И вот когда я, вопреки ожиданиям и еле живой, прибыл в Лебед, мне сперва показалось, что все это пошло мне на пользу. Но я все время нуждался в помощи и с трудом совершал омовения. Тогда я решил помазать мазью Сатира живот и грудь, как он мне посоветовал. Ведь таким образом я не слишком отступал от лечения, веленного Богом.
11. Однако мазь эта не понравилось мне сразу, едва я нанес ее. Она показалась мне слишком холодной. Но я решил терпеть и дать лекарству подействовать: вдруг оно еще поможет? Тут грудь моя сделалась совсем холодной, у меня начался частый и сильный кашель, и стало совсем плохо. Это Бог дал мне знак, что у меня началась чахотка. А на следующий день у меня напряглось все лицо и виски, челюсти сомкнулись. И если моя жизнь когда-нибудь находилась в опасности, то именно тогда.
12. Когда же болезнь немного отпустила, я решил попросить, чтобы помог мне колофонский Бог[90] как сейчас, так и во всей моей болезни. Находился Колофон недалеко от Лебеда. И приближалась священная ночь. Решив так, я послал за Зосимом. И, когда наступила ночь, Зосиму было дано такое вещание обо мне:
13. У меня же в ту самую ночь был такой сон. Мне приснилось, что я в отцовском доме. На стене с образами богов была надпись: «Такие-то и такие-то, спасенные от смерти, принесли благодарственные жертвы всем богам». И действительно видны были следы жертвоприношений.