– Этим утром нашли мертвого Переверзева…
Кирилл и Кася молчали, потрясенно ожидая продолжения.
– Его утопили…
– Что?
– Так думает следствие, – пояснил Игорь.
– Откуда ты знаешь, как думает следствие? – спросил Кирилл. А у Каси непонятно почему защемило сердце. Она с нарастающей тревогой ожидала продолжения.
– Бориса Стрельцова сегодня арестовали. Он – главный подозреваемый в убийстве обоих…
– Волынского и Переверзева?! – воскликнула Кася. – Это же бред!
– У них есть улики.
– Улики против Бориса! Полный абсурд! – возмутилась Кася.
– Не совсем, во всяком случае для них, у него был мотив желать, чтобы оба исчезли…
Глава 4Либо пан, либо пропал
К Стрельцовым Игорь, Кася и Кирилл ехали молча. Каждый обдумывал ситуацию. Потом внезапно заговорили все разом:
– У них есть какие-то улики против Бориса? – спросил Кирилл.
– Ничего точно я не знаю. Мне позвонила хорошая знакомая Стрельцовых Татьяна Петухова. Она живет в Глушково, недалеко от хутора Стрельцовых. Сказала, что Бориса забрали и что Олеся пока у нее. Единственное, что мне удалось понять, что Переверзева утопили, запутав в сетях. А сети принадлежат Стрельцову.
– Что за ахинея! – возмутилась Кася. – Во-первых, если Переверзев запутался в сетях, это могло быть несчастным случаем. А во-вторых, кто угодно мог взять сети. Борис на берегу их развешивал для сушки – бери, не хочу.
– Так-то это так, но полицейские хватаются за что угодно. На них тоже все нажимают. Из Москвы, говорят, из министерства звонили: как проходит расследование и т. д. Им, сами знаете, вынь результаты да положь…
– Вот они и вынули… из задницы! – саркастически заметила Кася.
– Не горячись, – посоветовал ей Кирилл, – скорее всего, у следователя есть улики и посерьезнее. Он – далеко не дурак.
– Шумилин-то? – отозвался Игорь, выруливая на проселочную дорогу, – в этом ты не ошибся, сообразительный малый. Хоть молодой, но уже пару громких дел в нашем районе раскрыл. Причем из самых тухлых, за которые никто браться не хотел.
– Откуда у тебя такие сведения? – поинтересовался Кирилл.
– Районный прокурор пару пейзажей для своей дачи заказывал. Ну, как и полагается, выпили, поговорили. Он мне такое понарассказывал. Но о Шумилине вашем с уважением отзывался. Ну, вот и приехали.
С этими словами Игорь остановился рядом с небольшим, но удивительно нарядным деревянным домом с ярко-желтыми наличниками. Навстречу им выскочила кругленькая женщина средних лет с миловидным лицом.
– Здрасьте, я Татьяна Петухова, – представилась она, – я уже вас заждалась. Проходите…
Первой, кого увидела Кася внутри, была Олеся. Девочка сидела неподвижно, уставившись в только одной ей видимую точку на противоположной стене. Татьяна же тараторила без остановки, словно пыталась разговором заполнить напряженную тишину.
– Я у них была, когда за Андреичем пришли. Я часто к ним заглядывала, особенно после того, как с Юлей все это случилось… Дед и дите все-таки, вот горе-то! А тут еще одна напасть на них, вот ведь судьба-злодейка не успокоится никак! – Лицо женщины искривилось в слезной гримасе, но она тут же взяла себя в руки, боязливо поглядывая на застывшую Олесю.
– Они объяснили, почему забрали Бориса? – стала допытываться Кася.
– Объяснить? Объяснили, чего уж тут. У них объяснения, сами знаете, быстрые, – неодобрительно поджала губы женщина. – Следователь, молодой такой, сказал, мол, тут искать нечего и далеко ходить незачем. Что, мол, Андреич археолога этого убил и Переверзева утопил как свидетеля, – объясняла женщина, осторожно оглянувшись на Олесю. Было видно, что словоохотливая Татьяна с трудом удерживается. Она бы рада была поведать больше, но страх ранить девочку был сильнее.
– Как звали следователя?
– Фамилию помню точно: Шумилин, а вот имя-отчество… – Татьяна задумалась.
– Его зовут Владимир Юрьевич Шумилин, – неожиданно четко и ясно произнесла Олеся, – он так представился. Он сказал, что дедушка подозревается в двух убийствах…
Выдав это на одном дыхании, девочка разрыдалась. Татьяна подскочила к ней:
– Ой, моя милая, наконец-то, поплачь, поплачь, моя хорошая. А то ведь ни словечка, ни слезинки, как каменная сидела! Я уже совсем перепугалась! А лучше поплачь, моя милая, поплачь.
Девочка уткнулась головой в грудь Татьяны, та ее обняла и стала убаюкивать. Кася подошла и ласково провела по волосам Олеси.
– Олесенька, ты меня слышишь, не отчаивайся! Все уладится, они разберутся и поймут, что твой дедушка ни в чем не виноват. Ты, главное, не отчаивайся, – и потом, сама не зная, почему, добавила: – Хочешь, я останусь с тобой пока.
– Ты останешься? – внезапно перестала плакать Олеся.
– Останусь, – подтвердила Кася, стараясь избегать вопросительного взгляда Кирилла.
– И ты мне поможешь! – уже не вопросительным, а утверждающим тоном произнесла Олеся.
– Помогу, – пообещала она.
Уже в машине на обратном пути Кирилл дал волю своему гневу:
– Зачем ты ей пообещала?
– Мы не можем все это так оставить, – спокойно и твердо произнесла Кася, – ты как себе это представляешь? Сейчас соберем чемоданы и уедем, а Олесе пошлем плюшевого медвежонка с ленточкой через плечо и пожеланиями удачи?!
Кирилл промолчал.
– Тебе же и самому будет не по себе, если мы так сделаем, – продолжала она.
– Тебя опять потянуло на приключения! – констатировал он.
– Я приключений не ищу!
– В этом ты права, только я подозреваю, что они тебя ищут!
На этот раз промолчала она.
– Ты хочешь, чтобы я остался? – спросил он.
– Ты же не можешь, – улыбнулась Кася, – а потом сам мне рассказывал, что через четыре дня ты должен быть в Нью-Йорке в этой адвокатской конторе, как она называется.
– «Спенсер и Партнеры», – напомнил ей Кирилл. – Если я отложу мою поездку на неделю, никто от этого не умрет, тем более «Спенсер и Партнеры». Ну, узнают их конкуренты кое-какую стратегическую информацию, но от этого адвокатская контора даже не похудеет.
– Нет, твоя репутация от этого пострадает!
– Моя репутация ни от чего не пострадает! – самоуверенно заявил Кирилл.
– Ну, а если за неделю мы никуда не продвинемся, то тебе все равно придется уезжать, – возразила она, – откладывать смысла нет.
– Хорошо, я уеду, а ты чем будешь заниматься? Насколько я тебя знаю, ждать у моря погоды – не в твоем характере.
– Как, впрочем, и не в твоем, – парировала Кася.
– Не уходи от ответа.
– Я и не ухожу, – заметила она, – просто пока у меня нет никакого плана действий.
– Так-таки и никакого…
По виду Кирилла было заметно, что убедить его в чем бы то ни было будет трудно. Кася вздохнула и решила играть в открытую:
– Хорошо, твоя взяла… Я хочу встретиться со следователем, понять, в чем обвиняют Стрельцова…
– И доказать, что он не убивал, – саркастически продолжил Кирилл, – детектив в томате!
– А мне все равно, в томате я или под майонезом, но сидеть сложа руки не собираюсь! Если что-то смогу выяснить, то выясню!
– Ты помнишь, чем кончилось твое последнее расследование?
Кася поморщилась. Эти воспоминания были какими угодно, но только не приятными.
– Помню, но я буду осторожна. Потом, для всех я осталась из-за Олеси, а вовсе не потому, что собираюсь поиграть в детектива-любителя.
– Ладно, – махнул рукой Кирилл, – останавливать тебя? Себе дороже. Поэтому давай лучше поговорим о деле.
– Давай, – обрадовалась неожиданной сговорчивости друга Кася и добавила с надеждой: – У тебя есть какие-то идеи?
– Ничего особенного, так, какое-то предчувствие, – начал он осторожно, – что Стрельцовы все-таки имеют отношение ко всем этим убийствам.
– Выражайся яснее, – потребовала Кася.
– У меня из головы не выходит триптих Юлии Стрельцовой.
– Подожди, подожди, – напряглась Кася, – какое отношение триптих может иметь к смерти Волынского и Переверзева?
– Я не могу сказать точно. Это на уровне ощущений. Со мной так бывает, когда я вижу комбинацию цифр и она у меня вызывает определенные ассоциации, – и, виновато улыбнувшись, признался: – Это невозможно объяснить, как невозможно объяснить вдохновение и много других странных вещей.
– И не пытайся, это не важно. Но если ты так думаешь, я обращу особое внимание на триптих. Может быть, Юля оставила какое-то объяснение к нему, какую-то легенду. Что-то же ее подвигло на это?
– Попробуй, поищи в этом направлении…
– Я рада, что ты не против, чтобы я осталась. – В словах Каси чувствовалось явное облегчение.
– Нет, не против, правда у меня есть два условия.
– Какие? – поинтересовалась она, думая при этом, что в принципе разрешения Кирилла ей никогда и ни на что не требовалось. Но, с другой стороны, ей было приятно. Их отношения перешли на новую ступеньку, которая ей нравилась больше.
– Ты будешь держать меня в курсе всего и разрешишь помогать тебе.
– Хорошо. – Она нежно обняла его. – Ну, а второе условие?
– Этот вечер мы проведем только вдвоем и на ночь забудем об Олесе, ее деде, Волынском, Крисе и всех других. Договорились?
– Договорились, – улыбнулась Кася, и сердце сжалось щемящей радостью, которую слишком часто путаешь с грустью. Они сидели рядом на гостиничной кровати и молчали. Просто им уже не нужно было говорить. Каждый чувствовал, что другой был рядом. И это скоро кончится, но только на время. Потом у них будет всякое, но этот вечер, когда они впервые почувствовали, насколько нужны друг другу, уже не повторится. Поэтому суеверно молчали, словно боясь разрушить что-то хрупкое, новое, с трудом формирующееся.
Монастырь Фонфруад, Лангедок,
15 августа 1321 года
Клаас проскакал все утро и только к полудню из-за поворота показались крыши монастыря Фонфруад. Он отпустил поводья и спешился. Перед въездом в монастырь следовало прийти в себя и еще раз продумать, как он должен себя вести. Трэве предупредил, что обратиться к епископу он может только в самом крайнем случае. И по самому виду кардинала было заметно, что епископа Жака Фурнье он не особенно жалует. Клаас сразу подумал о соперничестве двух приближенных папы и понял, что заслужит особую благодарность Трэве, если справится один. Но задача оказалась гораздо сложнее, нежели он себе представлял. Он прочесал всю Каталонию, где, по сведениям Трэве, находился Белибаст, но никаких следов не нашел. Инквизиция свирепствовала, и еретики стали особенно осторожными. Подумав, что, может быть, Белибаст перебрался в соседнюю с Каталонией Наварру, отправился туда. Бесполезно. После трех месяцев бесплодных поисков решил, наконец, что следу