– В чем?
– Следователь прорабатывает несколько гипотез.
– Ты в этом уверен?
– Насколько я разбираюсь в людях – да.
– В любом случае Переверзев был странным типом.
– Это ты о его увлечении волхвованием?
– О нем самом и прочей чепухе, которую он нес, – махнула рукой Кася.
– Ты явно недооцениваешь Степана. Конечно, он был во многом шарлатаном, но основами магии все-таки владел.
– Не начинай, пожалуйста! – взмолилась Кася.
– Он и на самом деле занимался, не без некоторого успеха, практической магией, – как о чем-то само собой разумеющемся начал рассказывать Крис. – То есть умел направлять свою силу и концентрировать ее на предметах. Претендовал на то, что умеет общаться с духами воды и леса. Но дальше передвижения предметов по гладкому столу не пошел… – с оттенком некоторого презрения произнес археолог, – но в своем невежестве замахнулся на изменение материи. Одно дело – применять силу воли как физическую силу, и совсем другое – изменять материю. Поэтому я и сказал, что он был очень самонадеянным человеком.
При этом о магии Кристофер говорил как о чем-то совершенно обычном, как об обработке дерева, например. Заметив ошарашенный вид своей собеседницы, он рассмеялся:
– Что в этом удивительного? Ты забываешь, что в первую очередь я – историк и археолог. Когда-то магию определяли как применение человеческой воли к силам природы, а современная физика составляла всего лишь часть магии. Посвященный постепенно учился понимать механику, овладевать магнетическими силами, энергией тепла, светом, электричеством, наконец.
– Да, и последним волшебником и первым ученым был Исаак Ньютон, – в тон ему ответила Кася, – это я уже слышала.
– Знаю, что слышала, – с непонятным подтекстом произнес Кристофер.
Но у Каси не было ни времени, ни желания обращать внимание на все эти намеки.
– Я думаю, что Степан просто доигрался с силами, о которых имел представление весьма поверхностное, а потом…
Крис остановился.
– Что потом? – напряглась Кася. Канадец явно что-то не договаривал, и ей это нравилось все меньше и меньше.
– Не думай, что я стараюсь утаить какую-то важную информацию, – словно прочитав ее мысли продолжил Крис, – просто ищу слова, я не специалист по магии и эзотерическим наукам.
Он снова замолчал. Кася ждала.
– Степан был очень самонадеянным, а в обращении с такими силами нужно смирение… Он же искренне поверил в то, что волхвование ему передалось по наследству, претендовал на то, что может общаться с духами воды и леса, и рассказывал на полном серьезе всякие предания вроде того, что перед солнечным восходом на Духов день земля открывает свои тайны. И что в эту ночь надо ходить «слушать клады», то есть слушать, что земля тебе скажет, и тогда тебе откроется тайна и так далее и тому подобное. Даже нам с Волынским предложил участвовать в этом. Мол, сама земля откроет нам расположение старого города, и никаких поисков и расчетов не понадобится.
– И что, ты пошел с ним?
– Я-то – нет! – словно удивился ее вопросу Крис. – Про Духов день и Ивана Купалу я с детства сказок наслушался. Через костер попрыгать могу, в небо огоньки отправить, как в Польше, – почему бы и нет, но ночью по сырым буеракам слоняться, это, простите, не по мне.
– Ну а Волынский?
– Волынский – сложно сказать, Сергей иначе относился ко всему этому. Ему всегда нравилась мистика… – И по лицу Кристофера пробежала тень. Было видно, что ему трудно говорить об этом.
Кася замолчала, переваривая полученную информацию. Потом медленно, подбирая слова, продолжила:
– Если следовать логике, получается, что как раз смерть Волынского и есть несчастный случай, а вот Переверзева убили по-настоящему.
– Я не это хотел сказать, – несколько напряженно произнес Крис, – на самом деле все может оказаться гораздо сложнее.
– Может, – согласилась Кася, – но все равно эта версия заслуживает внимания.
– И как ты собираешься представлять этот вариант следователю?
– Пока не знаю, – честно призналась Кася.
– Согласись, все выглядит несколько странно. Любой другой подумает, что у нас съехала крыша: Волынский погиб в результате неудачного магического эксперимента!
Кася вздохнула – Ланг был прав. Шумилин в лучшем случае выпроводит ее восвояси, в худшем – вызовет «Скорую помощь».
– Поэтому тебе решать, рассказывать или нет, – произнес, поднимаясь из-за стола, Кристофер.
После его ухода Кася продолжала размышлять на заданную тему. Конечно, его версия выглядела правдоподобно, но только для нее. «И если я пойду об этом рассказывать Шумилину, он окончательно откажется с нами разговаривать», – промелькнула мысль. В конце концов, про свои догадки Крис Шумилину поведать не мог. И это уже было положительным моментом: выбор информации для Шумилина зависел от нее, и ее эта ситуация устраивала.
Вообще-то про Переверзева ей следовало узнать как можно больше. Судя по разговорам соседок Татьяны, коренным жителем деревни он не был. Поселился Степан в Глушаково лет десять – пятнадцать назад. В девяностых годах многие городские жители подались в деревню. Одним казалось, что прожить своим хозяйством легче, другие мечтали вернуться к корням, у третьих не было выхода. К какому типу относился Переверзев? Разговаривала она со Степаном три раза. Попробовала восстановить в памяти их разговоры. Если отнестись ко всему, что наплел волхв Святогор без предвзятости и сопоставить с тем, что рассказал Крис, получалось следующее: судя по всему, раньше он жил в большом городе и был сугубо городским жителем, наверняка получил какое-то образование, скорее всего техническое. Но всегда искренне увлекался историей, хотя систематических знаний никогда не имел. Иначе бы не плел весь этот бред про Персеваля-Переслава с такой абсолютной уверенностью в собственной правоте. Следовало проверить, имел ли он какое-либо отношение к современным язычникам-«родноверам»? В девяностые «родноверческие общины» появлялись повсюду, словно грибы после дождя. Духовный разброд, начавшийся в стране развалившегося социализма, подтолкнул многих искать свой путь и новую опору. Кто обратился к традиционному православию, кого потянуло в секты, а часть вспомнила о славянском язычестве и стала усиленно возрождать ушедшие много веков назад дохристианские обряды и верования. Именно неоязычники любили величать себя волхвами. С этой точки зрения все сходилось. А если учитывать, что огонь для язычников имел особую, очищающую роль, можно было предположить, что Волынский и погиб во время одного из таких обрядов очищения.
Она вздохнула. Еще один поклонник «практической магии»! Как-то ей попалась в руки книга, своеобразный учебник практической магии Папюса. Принадлежал он ее студенческой любви на все времена Николя. Правда, несмотря на явный интерес к ее обладателю, дальше десятой страницы она не продвинулась, заскучала. И вполне искренне поинтересовалась у Николя, каким образом во все это можно серьезно верить. Но бедняга, совершенно не обратив внимания на сарказм подружки, начал вдохновенную речь. Во-первых, он говорил о том, что вся история мира свидетельствует: все, что мы называем сегодня мудростью, завтра может оказаться совершенным абсурдом, и наоборот. Потом учил, что она должна вслушаться в себя, понять и почувствовать энергию внутри, научиться направлять и, самое главное, научиться видеть за горизонтом и так далее и тому подобное. Но ожидаемого эффекта его творческий подъем не оказал. Все получилось с точностью до наоборот. Касю разобрал совершенно неприличный в данной ситуации истерический смех. Потом она, правда, извинилась, но что-либо менять было уже поздно.
Его интерес к магии положил начало конца их отношениям. Хотя Николя ей нравился по-настоящему. Так получилось, что в ее группе на факультете классической словесности Сорбонны было большое количество ребят с крайне левыми убеждениями. Они целый день произносили такое количество марксистско-ленинской галиматьи, что в первый день своего появления на факультете Кася решила было, что это розыгрыш, и начала искать скрытую камеру. Но и на следующий день марксистско-ленинский запал ее однокурсников не иссяк. Кася поняла, что с этим придется жить. Впрочем, к Касе ультралевые относились с большой симпатией. Все-таки она была родом из страны сначала победившего, а потом благополучно провалившегося куда-то в тартарары коммунизма. Они предложили ей даже записаться в какой-то синдикат и прийти на очередную демонстрацию по поводу… Повод она не помнила. От участия в синдикате она вежливо отказалась, но на акцию из солидарности явилась и даже походила с каким-то плакатом. Со временем от нее отстали. Все было бы ничего, но проблема была в том, что крайне левые по какой-то причине или до сих пор не открыли, или прочно забыли о существовании шампуня и стирального порошка. Николя на этом фоне выгодно выделялся. Он был элегантен, чепухи не нес, был искренне увлечен историей и филологией. И она в первый раз влюбилась по-настоящему. И даже, что на нее было совершенно не похоже, начала активно строить планы на будущее. В результате из-за этой самой практической магии планы рухнули, словно их и не бывало. После Касиного истерического смеха Николя собрал свои вещи и растворился в неизвестности. И даже на факультете обходил ее, как зачумленную.
Кася вышла из кафе и на улице остановилась. Надо было позвонить Игорю и съездить навестить Олесю. Она вспомнила сиявшие надеждой глаза девочки. Особенных результатов она не добилась и уже начала искренне сомневаться, что способна помочь девочке. Играть в доморощенного детектива ей не доставляло никакого удовольствия. Это только Кириллу казалось, что она ищет приключений. Проблема состояла в том, что они сами находили ее в самых неожиданных местах. Кася отправила сообщение Игорю и стала ждать. Мысли сами собой переключились на Олесю и ее мать. Внезапно у нее возникла странная уверенность, что вся эта история началась гораздо раньше. На самом деле первыми погибли вовсе не Волынский и Переверзев, а Юля Стрельцова. И все как-то было завязано на этих удивительных и необычных картинах, от которых хотелось и плакать, и смеяться, когда нечто неведомое наполняло душу и мешало дышать, словно сердце разрасталось и сдавливало легкие.