Посланники
Я не отдохнул этой ночью, впрочем никто не сможет спать, находясь в окрестностях Черного ущелья. Думаю, что постоянные разговоры Зикали о привидениях, с его намеками, касающимися тех, кто уже умер, взволновали меня до такой степени, что я начал верить в то, что эти вещи существуют на самом деле. Многие люди подвержены внушению, и боюсь, что я из их числа.
Взошло солнце и положило конец думам о привидениях гораздо быстрее, чем я это мог предположить. С рассветом дьявольские фантазии словно испарились. Проснувшись, я лишь посмеялся над ночными кошмарами.
Подойдя к источнику, около которого мы остановились, я снял рубашку, чтобы хорошенько умыться, все еще вспоминая предсказания моего друга, Открывателя дорог.
Занимаясь нехитрыми манипуляциями с мылом и гребешком, я случайно задел что-то на груди и посмотрел, что попалось мне под руку. Оказалось, это был странный костяной амулет Зикали, который он повесил мне на шею. Его вид и вчерашние воспоминания, тот разговор, вызвавший в памяти малоприятные образы, да еще схожесть талисмана с самим Зикали настолько разозлили меня, что я решил снять его и выбросить прямо в источник.
Когда я собрался это сделать, из зарослей тростника рядом со мной вдруг раздалось шипение и показалась голова огромной черной мамбы, одной из опаснейших змей Африки. Меня предупреждали, что она единственная атакует человека внезапно.
Бросив мыло, я отпрыгнул в ту сторону, где лежало мое ружье. Змея мгновенно исчезла, и мне показалось, что она уползла в свою нору, которая находилась где-то поблизости. Я вернулся к источнику и опять принялся снимать талисман, чтобы бросить его на дно ручья.
Несмотря ни на что, я решил, что не могу, подобно любовнику, который прячет в медальоне волосы своей любимой, носить на шее странное украшение цвета крови.
Как только это пришло мне в голову, тут же с другой стороны зарослей тростника я заметил какое-то движение. И снова раздалось шипение змеи.
Мне хватило нескольких секунд, чтобы схватить ружье, которое лежало передо мной, и выпустить в мамбу пару зарядов картечи. Они разорвали змею на две части, что забились в конвульсиях на земле.
Услышав выстрел, Ханс выбежал из фургона, чтобы посмотреть, что случилось. Это был тот самый готтентот, который являлся спутником в большинстве моих приключений. Он был со мной, когда я, еще совсем молодым человеком, сопровождал Питера Ретифа в крааль Дингаана, и, так же как и я, избежал кровавой резни, учиненной этим зулусским вождем над бурами. Вместе мы пережили множество приключений, включая и путешествие в страну Дитяти из слоновой кости, где он уничтожил огромного слона Джану. Но о таком приключении, как это, мы в те дни даже не мечтали.
Если честно, Ханс был совершенно безнравственным человеком, но, как говорят буры, «умный, как стадо обезьян». К тому же он безудержно напивался, когда представлялась такая возможность. Однако более преданного человека, чем он, найти было трудно. И совершенно точно не было ни одного человека – ни мужчины, ни женщины, – который бы любил меня больше.
Внешне он походил на древнего, состарившегося не по годам бабуина, его лицо, как высохший орех, было покрыто сетью морщин, а быстрые маленькие глазки были налиты кровью. Я не знал, сколько ему лет, но, думаю, больше, чем он сам себе приписывал. Годы лишь закалили его и сделали неутомимым. Двужильный Ханс лучше всех шел по следу и стрелял с расстояния ста пятидесяти ярдов из особенного одноствольного ружья, заряжающегося с дула, изготовленного Парди. Он называл его Интомби, что означает «девушка». Об этом ружье я уже писал в романе «Священный цветок».
– Что случилось, баас? – спросил он. – Здесь нет ни львов, ни другой дичи.
– Взгляни в те заросли, Ханс.
Сделав широкий круг, он скользнул туда и увидел змею, которая, я думаю, была самой крупной мамбой, убитой мной. Внезапно он замер, напомнив мне пойнтера, выслеживавшего дичь. Убедившись, что змея мертва, он кивнул и сказал:
– Черная мамба, или как вы там ее называете. Хотя я думаю, что это кое-что похуже.
– Что еще, Ханс?
– Один из тех духов, которых старый Зикали присылает к входу в ущелье, чтобы те предупреждали его о том, кто приходит или уходит. Я хорошо это знаю, другие тоже. Я слышал ваш разговор вчера, когда стоял за камнем.
– Значит, Зикали лишился духа, – засмеялся я. – Думаю, что у него их больше нет. Он послал всех духов ко мне.
– Именно так, баас. Он очень рассердится. Интересно, почему он это сделал? – добавил он с подозрением. – Вы же вроде друзья.
– Он не делал этого, Ханс. Здесь просто очень много змей, и они часто нападают.
Ханс не обратил внимания на мою реплику, решив, что только белый человек может быть таким легкомысленным. Его желтые, налитые кровью глазки забегали туда-сюда в поисках объяснений. Внезапно его взгляд остановился на слоновой кости, которая висела у меня на шее. Ханс вздрогнул:
– Зачем вы носите на шее этот амулет? Такие носили когда-то женщины. Вы знаете, что это Великий талисман Зикали? Это известно всякому, проходящему по земле. Когда Зикали отправляется куда-нибудь, то всегда берет его с собой. Каждый, кто получает его, должен подчиниться Зикали или умереть. И каждый посланник знает, что ему не причинят никакого вреда, если он не будет снимать амулет, потому что этот образ и есть Зикали. Это одно и то же! И еще – это образ отца его отца, или как он там еще говорит.
– Какая странная история, – промолвил я и рассказал Хансу, каким образом стал обладателем этого таинственного маленького талисмана.
Тот кивнул, не выразив ни малейшего удивления.
– Значит, мы отправляемся в долгое путешествие, – продолжил он. – Я думаю, что пришло время для чего-то более серьезного, чем скитание по этим малоинтересным местам. Более того, Зикали не желает причинять баасу вред, потому что хочет, чтобы мы вернулись целыми и невредимыми, – теперь об этом можно говорить, когда дух отправился за другой змеей. А что баас собирался делать с Талисманом, когда мамба напала?
– Хотел бросить его в ручей, Ханс, потому что не люблю подобных штучек. Я пытался сделать это дважды, но каждый раз мамба нападала на меня.
– Конечно, баас, она нападала. Если выбросите Талисман, то погибнете, потому что мамба убьет вас. Зикали хотел, чтобы баас понял это, поэтому и послал змею.
– Ты старый суеверный дурак, Ханс.
– Да, баас, но мой отец слышал о Великом талисмане, поскольку он был немного доктором и знал всех мудрецов и ведьм на многие тысячи миль вокруг. Это известно каждому, хотя говорить об этом нельзя, даже королю. Говорю не как пьяница Ханс, но как преподобный отец бааса, предикант. Он, кстати, сделал из меня хорошего христианина и вещает мне это с Небес. Я умоляю не выбрасывать этот амулет. Иначе я никуда не пойду с баасом. Потому что я, может, и не так хорош, как ангелы с крылышками на картинках, но мне кажется, что нужно пожить еще немного, перед тем как я предстану с отчетом перед нашим Отцом, перед Господом Богом.
Думая о том, как ужаснулся бы мой отец, услышав такую нелепую цепочку рассуждений, и зная результат его моральных и религиозных уроков, которые вынес этот несчастный готтентот, я рассмеялся. Но Ханс твердо стоял на своем, выступая передо мной, словно судья:
– Пусть баас наденет Великий талисман и разделит его силу с человеком, который внутри. Может быть, Талисман не так прекрасен и не так хорошо пахнет, как волосы женщины в маленькой золотой коробочке, но он явно гораздо полезнее. Волосы любимой женщины могут вызвать зубную боль и заставить помнить многие вещи, которые хотелось бы забыть, а Великий талисман, или Зикали, который в нем находится, защитит бааса от ассегаев и слабости и направит плохую магию на тех, кто послал ее. Он всегда принесет нам много еды, а если повезет, то и выпивки.
– Иди отсюда. Я хочу умыться, – попросил я.
– Да, баас. Но когда баас уйдет, я сяду на другом конце болота с ружьем – не для того, чтобы посмотреть на голого бааса, потому что белые люди так страшны, что мне неприятно видеть их без одежды, и потому что они пахнут, да простит меня баас. Я буду сидеть и смотреть, чтобы не приползла другая змея.
– Уйди с дороги, грязный маленький негодяй, и перестань наглеть, – потребовал я, предупреждающе поднимая ногу.
Он перебрался, приглушенно ворча, на другую сторону зарослей, откуда наблюдал за мной, чтобы быть уверенным, что я не попытаюсь снова выбросить Талисман.
Что касается амулета, то я не очень верю в него и в его значительное воздействие на мою судьбу. И хотя он иногда был действительно полезен, я уже и не знаю, было бы лучше или хуже, если бы я выбросил его в ручей.
Однако правда состоит в том, что в конце нашего путешествия, когда возникла необходимость спасать другого, я больше не предпринимал попыток снять его с шеи, даже когда от него на коже появился натертый рубец, потому что не хотел задевать предрассудки и самолюбие Ханса.
Слава о Великом талисмане простиралась очень далеко от того места, где он был создан, к нему с почтением относились многие люди, даже племя амахаггеров, чему я сам был свидетелем. Первый пример такого поклонения я увидел немного позднее, когда встретил великого воина Умслопогаса, вождя племени топора.
По причинам, которые я изложу в свое время, я не хотел идти к этому человеку, но в конце концов сделал это, хотя оставил уже идею перейти через Замбези, чтобы увидеться с таинственной и мистической женщиной-знахаркой, с которой советовал встретиться Зикали. Разговор был пустяковый, но суть его в том, что Открыватель дорог очень хотел, чтобы я проложил для него тропинку, по которой он мог бы ходить по ту сторону добра и зла. К тому времени я убедился, что все же скучаю по ушедшим в мир иной и хочу узнать об их существовании.
Любопытно, многие ли понимают, как я, насколько меняются наши настроения, которые ведут нас по жизни, в тот или иной ее момент. То мы лиричны и романтичны, то грубы и действуем силой, иногда мы уверены, что наша жизнь – это сон и тень и настоящее состояние лежит где-то еще, а иногда мы думаем, что жизнь – это бизнес, из которого мы должны извлечь выгоду. Сегодня мы уверены, что наша любовь бессмертна, даже более, чем звезды. А завтра мы понимаем, что это просто тени, которые отбрасывает солнце желания над текущими водами жизни, которые бегут из ниоткуда в никуда. Иной раз наши сердца полны веры, а в другой раз наши надежды и мечты закрыты стеной небытия и бесконечности, точно принадлежат притворщикам или людям глупым, которые только делают вид, что всегда постоянны, и совершенно не меняются…