Все начали стрелять в массу тел. Воистину это было настоящее избиение, и сквозь дым я смог увидеть людей из племен, которые действовали как настоящие загонщики, продвигавшиеся вперед в фантастических одеждах, крича и размахивая копьями и пылающими стеблями тростника. Многие из них сновали по берегам реки, однако некоторые пересекали лагуну на каноэ, ведя гиппопотамов к устью канала, по которому они могли спастись в великих болотах вниз и вверх по реке. Во всех моих охотничьих приключениях я вряд ли видел более впечатляющее зрелище. Для меня оно было неприятно, поскольку я все же льщу себе тем, что я спортсмен, а подобное избиение животных не считаю спортом, каким я его себе представляю.
Наконец канал на всем своем протяжении заполнился гиппопотамами – я думаю, что их были сотни, всех размеров, от огромных самцов до маленьких детенышей. Некоторые из них были убиты, но не все, поскольку выстрелы нашей компании не могли нанести им большого урона. Из всех бегемотов, настигнутых пулями, которых мы с капитаном Робертсоном насчитали, огромное количество были лишь ранены.
И вот эти несчастные чудовища, перепуганные шумом, огнем и кровью, не могли преодолеть наши заграждения по причинам, которые я уже указал. Все они оставались в воде, производя ужасный шум. Внезапно бегемоты приняли решение. Некоторые из них бросились на горящий тростник, кричащих загонщиков и двигающиеся каноэ. Один из них, огромный самец, перевернул каноэ, разломал его в щепки и убил гребца, правда неизвестно, каким образом, потому что его тело так и не нашли. Однако основная масса животных взяла иной курс, пытаясь вылезти из воды на другой стороне канала или взобраться наверх, демонстрируя удивительную резвость. Именно в этот момент я поздравил себя с тем, что оказался за прочным камнем, который использовал в качестве убежища.
Находясь за скалой вместе с Умслопогасом и оруженосцем, который, поскольку не стрелял, был выбран моим компаньоном, я, нагнувшись, стрелял в огромных созданий, когда они проплывали мимо меня. Но, даже стреляя из двух ружей, я не смог остановить и половины из них – их было слишком много. Я смотрел на Умслопогаса и с удивлением замечал, что, возможно, впервые в жизни этот бесстрашный воин по-настоящему испугался.
– Это просто безумие какое-то, Макумазан! – Он перекрикивал грохот. – Если мы останемся здесь, то будем снесены этим стадом водяных свиней.
– Кажется, да, – ответил я. – Ты предпочитаешь быть снаружи – или съеденным? – добавил я, указывая на огромного крокодила, который также появился в канале и двигался на нас с открытой пастью.
– Клянусь топором! – снова закричал Умслопогас. – Я воин и не могу умереть, будучи раздавленным, как жалкая муха.
Только теперь я заметил дерево и влез на него. Умслопогас стремительно последовал за мной и взобрался на дерево, как фонарщик, так что проплывающий мимо крокодил щелкнул зубами, не достав его мелькнувшие ноги.
После этого я уже не обращал внимания на вождя зулусов, частично из-за надвигающихся гиппопотамов, частично оттого, что один из местных жителей расположился надо мной и беспорядочно стрелял, так что пули пролетали как раз над рукавом моего пальто. Если бы не стена, которую я возвел для нашей защиты, думаю, что и мой оруженосец, и я были бы убиты, поскольку позднее я обнаружил, что стена была сплошь покрыта следами от пуль, которые ударялись о камни.
Благодаря крепости стены и камней – или, как потом сказал Зикали, Великому талисману – мы не пострадали. Затем, сделав удачный выпад, я убил одного гиппопотама с такого близкого расстояния, что порох от ружья прожег его шкуру. Но он проследовал по инерции вперед, не коснувшись нас. К сожалению, не все были настолько удачливы, как мы: двое местных жителей были растоптаны, а у третьего была сломана нога.
И наконец, что было совсем уж удивительно, испуганный самец на полной скорости врезался в ствол дерева, на котором сидел Умслопогас, и разломил его на две части. Вниз упала верхушка, на которой сидел величественный вождь, как птица в гнезде, хотя величия в тот момент в нем было совсем мало. Но несмотря на царапины, он не был ранен, потому что у гиппопотама были другие задачи и он не остановился расправиться с ним.
– Такие вещи обычно случаются с теми, кто ввязывается в дела, в которых ничего не смыслит, – впоследствии сказал мне Умслопогас менторским тоном.
Надо сказать, он не выносил намеков на этот эпизод в своей боевой карьере, вдобавок трюк с лазанием по деревьям был совершен вождем на глазах у слуг и стал среди них поводом для большого зубоскальства. Вождь даже хотел убить человека, давшего ему грубое прозвище, которое в переводе звучит как: «Тот, кто настолько смел, что гоняется за водяной лошадью, сидя на дереве».
Наконец все закончилось, за что я искренне поблагодарил Провидение. Огромное количество животных было мертво, я насчитал двадцать одно, однако большинство исчезло, так или иначе прорвавшись через запруду, причем я подозреваю, что они были ранены. Я думаю, что в конце концов вожак стада пересилил страх и, проплыв сквозь наши заграждения, попал в канал. В любом случае они ушли, и, удостоверившись, что я ничего не могу сделать для человека, который был растоптан, я пересек канал на каноэ с оставшимися людьми, которые возвращались в лагерь для отдыха.
Но мне было еще далеко до полного спокойствия, поскольку я нашел капитана Робертсона. Прикончив очередную бутылку, он находился в невероятном возбуждении по причине гибели одного местного жителя, его любимчика, и ранения другого, чья нога была сломана. Он громко кричал, что гиппопотам, который сделал это, был ранен и исчез в зарослях кустарника в нескольких сотнях ярдов отсюда и что за людей надо отомстить, причем немедленно.
Видя его возбужденное состояние, я предпочел последовать за ним.
То, что случилось потом, не стоит детального описания. Нужно лишь сказать, что он нашел этого гиппопотама и разрядил в него свое ружье, ранив его, но несерьезно. Животное выскочило из зарослей с открытой пастью, намереваясь исчезнуть в кустах. Робертсон попытался отойти, поскольку стоял у него на дороге, но споткнулся и упал.
Он был бы раздавлен огромным животным, если бы я не оказался у него на пути и не всадил бегемоту прямо в горло две пули. Тот упал замертво в нескольких футах от злополучного места, где пытался подняться капитан Робертсон и где стоял я.
Эта безуспешная попытка мести огорчила капитана, и я должен сказать, что благодарность его не знала границ.
– Вы смелый человек, – сказал он. – Если бы не вы, я сейчас был бы на том свете. Я не забуду этого, мистер Квотермейн, и если у вас есть какая-то просьба, я выполню ее.
– Очень хорошо, – ответил я, захваченный его вдохновением. – Я попрошу у вас кое-что. Выполнить это будет для вас проще простого.
– Я к вашим услугам. Только скажите.
– Я хочу, – продолжал я, вставляя новые патроны в свое ружье, – чтобы вы пообещали мне бросить пить ради вашей дочери. Вот суть моей просьбы.
– Это будет непросто, – ответил он медленно. – Но, клянусь Богом, ради вас и моей дочери я попытаюсь сделать это.
И я пошел оказывать помощь раненому человеку со сломанной ногой. Вот последнее, что я сделал в то утро.
Глава VIIКлятва
На месте охоты мы провели еще три дня. Во-первых, было необходимо, чтобы прошло время и улетучились газы, которые образовались в огромных телах мертвых животных. Затем нужно было снять шкуру с бегемотов и разрезать ее на полоски и куски, чтобы их можно было продать бродячим торговцам или сделать из них маленькие щиты, которые очень ценились у племен Восточного побережья.
Все это отняло много сил. Тем временем я почувствовал отвращение к самому себе, когда смотрел, как местное население пьет кровь этих чудовищ. Постное мясо они высушивали и делали из него билтонг, или вяленое мясо, но огромное количество жира сразу же съедали. Я из любопытства взвесил кусок мяса, который дали одному худому голодному парню. Он весил двадцать фунтов. В течение четырех часов кусок был съеден до последней унции, и парень лежал как бревно, раздувшийся и вялый. Что бы мы, белые люди, отдали за такое прекрасное пищеварение!
Наконец все было закончено, и мы двинулись в сторону поселка. Мужчину со сломанной ногой несли на носилках. На краю зарослей мы отыскали наш фургон в целости и сохранности. Кроме него, там стоял еще фургон капитана Робертсона, который прибыл для транспортировки ожидаемого груза шкур гиппопотамов и слоновой кости. Я спросил моего слугу, не произошло ли чего за время нашего отсутствия. Он ответил, что ничего не случилось, но предыдущим вечером после наступления темноты он видел зарево в направлении Стратмура, примерно в двадцати милях отсюда; казалось, что там горело множество костров. Это так сильно напугало его, что он залез на дерево – рассмотреть сверху, что произошло. Однако он не думает, что горел дом, поскольку зарево было недостаточно большим для этого.
Я предположил, что это могло быть вызвано поджогом травы или тростника, на что тот равнодушно ответил, что он так не думает, поскольку линия зарева не была непрерывной.
После такого сообщения я, признаюсь, почувствовал тревогу, правда не мог сказать, по какой именно причине. Умслопогас слушал этот рассказ, поскольку мы говорили по-зулусски, и тоже встревожился. Он выглядел бодро, но ничего не сказал. Со времени своего лазания по деревьям он стал больше молчать, но я не придал этому значения.
Мы вышли в то время, в которое и планировали, чтобы прибыть в Стратмур за час до захода солнца, позволив себе короткую остановку на полпути. Поскольку мои быки шли быстрее, чем быки второго фургона, который был сильно нагружен, я прибыл первый, чуть позади за мной шел Умслопогас, который хотел поговорить со своими зулусами. Я не мог выбросить из головы непонятную историю с заревом и с тревогой торопливо двигался вперед.
Мы прошли уже пару миль из тех десяти или двенадцати, которые отделяли нас от Стратмура, как среди волн кустарника, напоминавших море, замершее в движении, я заметил маленькую фигуру, которая приближалась к нам мелкой рысью. Чем-то эта фигура напоминала мне Ханса, я напряг зрение, чтобы присмотреться. Это действительно был Ханс, и никто другой, причем он бежал очень быстро.