Он выпил залпом, отбросил кружку в сторону и уселся на траве, в то время как все охотники смотрели на него издали. Позже к ним присоединился и Ханс. Его рассказ распространился по всей территории, как огонь по сухой траве.
Через некоторое время лекарство начало действовать на его нервную систему, потому что он спокойно сел.
– Что теперь будем делать? – спросил капитан потухшим голосом.
– Месть или правосудие, – отвечал я.
– Да! – воскликнул он. – Месть! Я клянусь, что я отомщу – или умру.
Я снова решил воспользоваться моментом и сказал:
– Вы можете пообещать еще кое-что, Робертсон? Только трезвые люди совершают подвиги, потому что пьянство разрушает человека изнутри. Если вы хотите мстить до смерти и остаться в живых, вы должны быть трезвым, или я не смогу помочь.
– Вы поможете мне, Квотермейн, если я выполню вашу просьбу?
Я согласно кивнул.
– Это больше, чем любая присяга, – пробормотал он. – Мои мысли превратятся в слова. Я клянусь Богом и именем моей матери – как делают это местные – и моей дочерью, рожденной в священном браке, что я никогда не выпью ни капли крепких напитков, пока не отомщу за бедных женщин и их маленьких детей и не освобожу Инес из лап этих убийц. Если я сделаю иначе, можете всадить в меня пулю.
– Хорошо, – ответил я бесцеремонно, хотя втайне ликовал, видя успех моей идеи, потому что тогда считал ее удачной, и продолжал: – Теперь займемся делами. Первое, что нам надо предпринять, – это отправиться в Стратмур и заняться приготовлениями, затем – идти по следам врагов. Пойдемте в мой фургон и расскажите мне, какое оружие и амуниция были у вас, потому что, согласно данным Ханса, эти дикари не тронули ничего, кроме нескольких одеял и стада коз.
Он рассказал мне все, о чем я спрашивал. Потом он добавил:
– Очень странно, но я вспоминаю, что пару лет назад я встретил одного безобразного дикаря с большим носом, который говорил на чем-то вроде арабского. Он жил на побережье. Однажды он пришел ко мне и сказал, что хочет торговать. Я спросил чем, и он ответил, что хочет купить нескольких детей. Я ответил, что я не работорговец. Тогда он посмотрел на Инес и сказал, что хотел бы купить ее, чтобы она стала женой его вождя. Он предложил невероятную сумму в слоновой кости и в золоте, которую мог бы заплатить за нее. Я вырвал его огромное копье у него из рук и так стукнул его древком, что он вряд ли забудет этот удар. Затем я выкинул его оттуда, где он стоял. Он отскочил, но, когда оказался вне зоны досягаемости, обернулся и крикнул, что однажды он придет сюда и заберет девушку с собой, но не даст взамен ни грамма ни золота, ни кости. Я схватил ружье, но когда вернулся, он уже исчез. Я никогда не вспоминал об этом случае вплоть до сегодняшнего дня.
– Что ж, он сдержал обещание, – сказал я, но Робертсон не ответил: к этому времени лекарство начало действовать, и он заснул, чему я был несказанно рад, поскольку это средство должно было спасти его рассудок.
Мы достигли Стратмура к закату солнца, и было уже слишком поздно, чтобы думать о дальнейшем преследовании. Пока мы ехали, я хорошо обдумал наш план и пришел к выводу, что действовать прямо сейчас бесполезно. Мы должны отдохнуть и хорошенько подготовиться. Кроме того, не было никакой надежды, что мы догоним этих тварей, у которых было двенадцатичасовое преимущество. Нам надо было осторожно двигаться вперед по их следам, чтобы они не успели исчезнуть в непроходимых лесах Африки. Самое большее, что мы могли сделать сегодня ночью, – это подготовиться.
Капитан Робертсон еще спал, когда мы подъехали к деревне. Я был рад этому, потому что видеть останки пиршества каннибалов – не самое приятное зрелище. Я решил избавиться от этих страшных следов, вышел из фургона с Хансом и двумя деревенскими парнями, потому что зулусы отказались прикасаться к человеческим останкам. Я раскопал два костра, свет от которых был виден в небе накануне, мы бросили туда останки погибших. Местным жителям я приказал выкопать большую могилу и положить туда остальные тела, чтобы уничтожить следы убийства.
Затем я вошел в дом, но не стал никуда спешить. Увидев прибывшие фургоны и удостоверившись, что каннибалы ушли, Томазо и другие трусы вышли из своих укрытий и вернулись домой. К сожалению, первым, на кого они наткнулись, был Умслопогас, который начал оскорблять Томазо всеми возможными способами, называя его собакой, трусом, предателем женщин и детей и другими бранными словами.
Томазо, наглец, пытался оправдываться, говоря, что отправился за помощью. Обозленный такой ложью, Умслопогас бросился на него с каким-то львиным рыком и, поскольку обладал недюжинной физической силой, обошелся с ним как лев с быком. Подняв его в воздух, швырнул на землю, потом поднял, бросил снова, и мне показалось, что он хочет сломать ему шею. В этот момент я решил вмешаться.
– Пусть уходит! – крикнул я ему. – Здесь и так достаточно убитых.
– Да, – ответил Умслопогас. – Пожалуй, ты прав. Лучше, чтобы этот шакал остался в живых и питался своим позором.
Робертсон, который еще спал в фургоне, проснулся от шума, покинул свое укрытие и с удивлением уставился на эту сцену. Я завел его в дом и рассказал, как было дело, как двое зулусов сражались с шестерыми каннибалами, которых они убили, а еще про того негодяя, которого застрелила Инес. Эти зулусы славно дрались, их тела были сплошь покрыты ранами, все они были нанесены в грудь и лицо. Зулусы не дрогнули, не повернулись спиной к нападавшим.
Я заставил Робертсона прилечь на кровать, а сам решил рассмотреть убитого амахаггера. Судя по всему, это были удивительные люди: высокие, худощавые, с тонкими чертами лица. По этим характеристикам, а также исходя из того, что у них светлая кожа, я пришел к выводу, что они принадлежали к семитскому или арабскому типу[83]. В их крови вряд ли текла кровь банту. Найденные копья, одно из которых было срезано топором зулуса, были длинные и широкие, не похожие на те, которые используют зулусы. Сделаны они были с большим мастерством.
К этому времени солнце уже село, и, несмотря на усталость, я решил перекусить. Я вошел в дом, приказав Хансу найти еду и приготовить что-нибудь. Пока я ждал, появился Робертсон, и я предложил ему присоединиться ко мне. Его первым порывом было подойти к буфету и по привычке поискать что-нибудь выпить.
– Ханс приготовит кофе, – предупредил я его.
– Спасибо, – ответил он. – Я забыл. Старая привычка, знаете ли.
Здесь я должен заметить, что с того момента я никогда не видел его со спиртным, даже когда я сам пил свою честно заработанную рюмку. Его победа над проклятым искушением была полной и заслуживающей восхищения, особенно потому, что он сильно страдал от отсутствия ежедневной дозы, пребывая в депрессии. Однако все это привело к положительным результатам.
И в самом деле, капитан полностью изменился. Он стал мрачным, но более решительным. Лишь одна идея владела им – освободить дочь и отомстить за убийство его людей, больше ничто не интересовало его, даже его грехи. Более того, его могучий организм подкрепился новой закалкой и стал настолько силен, что, хотя я был крепок в те дни, он мог легко уложить меня на обе лопатки.
Вернемся назад: я вовлек капитана в обсуждение планов и с его помощью составил список того, что нам понадобится в нашем путешествии, – все это постоянно занимало его мысли. Затем я отправил его спать, сказав, что разбужу перед рассветом, и добавил еще бромида в третью чашку кофе. После этого я сам свалился в кровать и, несмотря на зрелище останков людоедского пира и воспоминания о мертвых телах за окном, уснул крепким сном.
Утром меня разбудил капитан, а не я его. Он сказал, что уже рассветает и нам пора отправляться. Мы спустились к складу, где я с радостью обнаружил, что все разложено в соответствии с моими требованиями.
По дороге Робертсон спросил меня, что стало с останками погибших. Я показал ему пепел в одном из костров.
Он подошел к нему, преклонил колени, произнес молитву с шотландским акцентом. Без сомнения, это была молитва, которой он научился у своей матери. Затем он взял немного пепла с края погребального костра и бросил его в раскаленные угли, где, как он знал, лежали останки тех, кого он любил. Также он бросил остатки пепла в воздух, хотя я так и не понял, что он хочет таким образом сказать, и никогда об этом не спрашивал. Может быть, это был некий ритуал, указывающий на искупление или месть или на то и другое вместе, и о нем он узнал от местных дикарей, среди которых прожил так долго.
Затем мы направились на склад и с помощью нескольких местных жителей, которые сопровождали нас в охоте на гиппопотамов, отобрали все то, что было нужно, и отправили это к дому.
Когда мы вернулись, я увидел Умслопогаса и его отряд, занятых, согласно церемониям зулусов, похоронами двоих соплеменников в норе, которую они сделали на склоне горы. Я заметил, однако, что они не положили туда их боевые топоры или копья, как обычно. Возможно, они считали, что оружие еще может понадобиться. Вместо них они положили маленькие фигурки из дерева, которые повторяли облик убитых, только расколотые.
Я задержался, чтобы посмотреть похороны, и услышал шамана Гороко, который произнес маленькую речь.
– О отец и вождь племени топора! – воззвал он, обращаясь к Умслопогасу, который стоял молча и изучал свое оружие, возвышаясь в траве. – О отец, о сын небес. – (Это был намек на королевскую кровь Умслопогаса, чей секрет был хорошо известен, но никогда не обсуждался вслух в стране зулусов.) – О Убийца, Булалио, Дятел, который клюет сердца людей, о король-убийца, о завоеватель Халакази, предводитель волков, которые убивают, о убийца Факу, о великий, перед которым все малы, потому что каждый должен следовать своей крови…
Это было начало речи и титулы, восхваляющие личность, к которой она обращена. Я процитировал лишь часть, потому что остальные просто забыл. Затем говорящий продолжал: