Глава XXIIПрощание
Мои нервы были на пределе. Неужели мне все это не почудилось? Как я мог поверить, что мои видения не были вызваны сильной волей Айши? Я уже придумал свою теорию.
Она состояла в том, что Айша была сильным гипнотизером, который, после того как вложил слова в уста некоего субъекта, мог направить в его мозг разнообразные фантазии. Лишь два момента были мне непонятны.
Первый: как она добывала необходимую информацию о личных делах такого скромного человека, как я? Ведь они не были известны никому, даже колдуну Зикали, с которым она была тесно связана, или Хансу, который точно многое знал, однако далеко не все.
Я мог предположить, что каким-то невероятным образом она добыла от них эту информацию или стимулировала мои собственные ум и память, так что я увидел тех, с кем когда-то был близок. Для ее ума было нетрудно, используя накопленные знания греков и египтян, создать целостную картину и пройтись по всем моим родным и знакомым, погрузив меня в состоянии суггестии[108]. Я не слышал и не видел того, что она делала, зная, что у нее есть доступ к необходимым фактам, которыми я один мог ее снабдить.
Теперь возникает второй вопрос: что могло быть объектом ее продуманных злых чар? Я думал, что могу угадать. Во-первых, она хотела показать свою власть или, скорее, заставить меня поверить, что она имеет очень необычную силу внушения. Во-вторых, она была в долгу передо мной и Умслопогасом за победу над Резу, за что отплатила таким образом. В-третьих, я лично обидел ее как женщину, и она не упустила возможности, чтобы сравнять счет. Была и четвертая возможность – она действительно считала себя вполне хорошей учительницей и получила удовольствие, как она сама говорила, преподав мне урок, показав, насколько слабыми могут быть человеческие надежды и тщеславие в отношении к ушедшим и их привязанностям.
Я не хочу утверждать, что такой анализ мотивов Айши пришел ко мне в момент моего с ней разговора, в самом деле я завершил его позднее, когда внимательно обо всем подумал, когда я нашел его отзвуки в своем сердце. А в то время, даже имея кое-какие предположения, я был слишком потрясен, чтобы составить подобные суждения.
Кроме того, я был слишком рассержен и именно из-за этого и сказал ей насчет того путешествия и урока, которые ожидали ее. Может быть, слова умирающего Резу побудили меня к этим высказываниям. А может быть, тень ее будущего просто упала на мое лицо.
Успех удара, однако, был впечатляющим. Очевидно, он преодолел защиту доспехов Айши и попал ей в самое сердце. Она побледнела, румянец сошел с ее лица, большие глаза потускнели, уменьшились и стали темнее, щеки побледнели. В какой-то момент она стала выглядеть весьма постаревшей, как обычная земная женщина в пожилом возрасте. Более того, она заплакала, потому что я увидел, как две слезы скатились на ее одеяние. Я был в ужасе.
– Что случилось? – спросил или, скорее, выдохнул я.
– Ничего, – ответила она. – Твои слова ранили меня. Разве ты не знаешь, Аллан, что это жестоко – предсказывать болезнь кому-либо, особенно если такие слова идут из самой души и жалят ядом, проникают в грудь и, возможно, приводят к концу. Самое жестокое в них то, что они становятся платой за дружбу и доброту.
Я заглянул внутрь себя – да, дружба, похожая на безразличие, и доброта, которая спрятана в мягких когтях кошки. Но я убедил себя задать ей вопрос: как так получилось, что она, которая, по ее словам, обладает властью, боится чего-то?
– Потому что, Аллан, как я тебе уже говорила, нет защиты, способной предотвратить удар судьбы, который, как я слышала, но не знаю почему, готовится нанести твоя рука. Посмотри на Резу, он тоже думал, что он непобедим, но был сражен топором Черного вождя, и его кости достались шакалам. Более того, я проклята тем, кто хотел украсть своего слугу с небес, чтобы стать моей любовью, и как знать, чья месть настигнет меня в конце концов? Она уже настигла меня, которая прожила долгое время среди дикарей совершенно одна, – и это не все! Я думаю, еще не все.
И она заплакала – горько, по-настоящему. Глядя на нее, я впервые понял, что это возвышенное создание, которое кажется таким сильным, одновременно является самой несчастной женщиной и так же борется с одиночеством, испытывает страсть и страх, как любой смертный. Если, как она сказала, она нашла секрет жизни, во что я, конечно, не верил, для меня было очевидно, что она потеряла счастье.
Она тихо плакала, и в это время ее красота, которая покинула ее на некоторое время, снова вернулась, как луч в сером и мрачном небе. О, какой неотразимой она казалась, когда сошел лоск с ее залитого слезами лица! Мое сердце таяло, когда я любовался ее лицом, я не мог думать ни о чем, кроме ее удивительного очарования и величия.
– Молю тебя, не плачь, – сказал я. – Это ранит меня, и прощу прощения, если я сказал нечто такое, что могло причинить тебе боль.
Но она лишь качнула головой так, что волосы упали ей на лицо, и снова заплакала.
– Знаешь, Айша, – продолжал я, – ты сказала мне много неприятных вещей, сделав мишенью твоей горечи, поэтому что странного в том, что я в конце концов ответил тебе?
– А разве ты не заслужил их, Аллан? – прошептала она тихо из-под вуали.
– За что? – спросил я.
– Потому что с самого начала ты бросал мне вызов, показывая мне всякий раз, что считаешь меня лгуньей, не реагируя на те добрые взгляды и слова, которые я обычно раздавала мужчинам. Это сильно ранило меня, и я отплатила тебе тем оружием, которым владеет бедная женщина, хотя ты и нравился мне.
И она снова зарыдала, погружаясь в свою печаль глубже и глубже.
Это было уже слишком. Не зная, чем еще успокоить Айшу, я взял ее руку и, поскольку это не произвело эффекта, поцеловал. Она не обиделась. Однако внезапно я все вспомнил и отпустил ее руку.
Она убрала волосы с лица и посмотрела на меня. Потом, глядя на свою руку, произнесла мягко:
– Что случилось, Аллан?
– О, ничего, – ответил я. – Я просто вспомнил историю, которую ты рассказала мне о некоем мужчине по имени Калликрат.
Она нахмурилась:
– И что такого, Аллан? Разве не достаточно того, что за свои грехи я должна расплачиваться слезами, пустой постелью и раскаянием? Я должна ждать его много столетий? Могу ли я надеть его цепи, того, кому я столько должна, когда он далеко? Скажи, не видел ли ты его на небесах, Аллан?
Я покачал головой и постарался обдумать то, что все это время ее лучистые глаза, казалось, вытягивали из меня душу. Мне показалось, что она склонилась к моему лицу. Я потерял здравый смысл и тоже наклонился к ней. Она сводила меня с ума, из-за нее я забывал обо всем на свете.
Она нежно положила мне руку на грудь, сказав:
– Останься! Что мешает тебе? Разве ты не любишь меня, Аллан?
– Думаю, да, – ответил я.
Не зная, чем еще успокоить Айшу, я взял ее руку и… поцеловал.
Она откинулась на своем троне и тихо засмеялась.
– Что за слова! – сказала она. – Они слетают с губ так легко и ничего не значат. Может быть, это от долгой жизни? Аллан, я потрясена. Это тот самый мужчина, который несколько дней назад говорил мне, что соблазнить меня – все равно что соблазнить Луну? И это ты, который минуту назад говорил, что нет сердца, а его губы холодны и безучастны? А теперь?
Я покраснел и встал, пробормотав:
– Позволь мне уйти!
– Нет, Аллан, отчего же? Я не вижу в этом ничего плохого. – И она подняла руку, тихо взмахнув ею. – Ты не такой, каким был раньше, хотя, может быть, в твоей душе есть что-то, чего сразу и не видно, – добавила она с долей досады. – Нет, я не злюсь на тебя, в самом деле, за то, что ты не поддался моим чарам, ты просто несчастный человек. Давай оставим все как есть и забудем об этом. А что касается моего ответа на твои слова о Калликрате… как ты думаешь, почему тебя не нашли те, кто когда-то обожал тебя? Потому что они не верили. Ты тоже хочешь быть неверующим? Стыдись, Аллан, своего непостоянства!
Она ждала, что я что-нибудь скажу в ответ.
Конечно, я промолчал. Что я мог сказать той, которая лишила меня милости и была обижена?
– Ты думаешь, Аллан, – продолжала она, – что я свила вокруг тебя свою паутину, и это правда. Подумай об этом и никогда не перечь женщине, потому что она сильней тебя, ведь именно природа сделала ее такой. Что бы я ни сделала слезами, это мое древнее оружие, которое защищает и приносит мне пользу.
Я снова вскочил, выкрикивая английские слова, которых, надеюсь, Айша не понимала, и она снова предложила мне сесть, продолжая:
– Не оставляй меня сейчас. Даже если свет освещает мужчину, который приходит и уходит, как вечерний ветер, и делает тебя дорогим для меня человеком, все равно остается дело, которое мы должны совершить вместе. Хотя, думая только обо мне, ты забыл о Зикали, старом мудреце в далеких землях, который послал тебя в Кор и ко мне, как и оставил меня в течение часа.
Это странное заявление отвлекло меня от моих личных беспокойных мыслей и заставило решительно посмотреть на нее.
– Ты снова не веришь мне! – сказала она, слегка топнув ногой. – Еще раз не поверишь, Аллан, и я клянусь, что ты падешь передо мной ниц и будешь целовать мои ноги и шептать всякие глупости, которые мужчина шепчет женщине, так что потом ты не сможешь без стыда вспомнить этот день.
– О нет, – перебил я торопливо. – Уверяю, что ты ошибаешься, я верю каждому твоему слову, которое ты сказала или скажешь, честное слово.
– Ты лжешь. Это еще одна ложь из множества других? Продолжай.
– Что продолжать? – эхом отозвался я. – А что касается послания Зикали… – Тут я замолчал.
– Мой разум напомнил мне, что знахарь хотел что-то узнать о каком-то великом предприятии – будет ли оно удачным, но его детали он сообщит только тебе. Повтори мне все.
Так, втайне довольный, что удалось уйти от более опасных тем, я вкратце рассказал ей все, что знал об истории старого колдуна и его вражде с королевским домом зулусов. Она слушала, внимая каждому слову, затем сказала: