Все те, которые совпадают со мной в образе мыслей, будут моими сообщниками... Куда бы нас судьба ни завела и как бы обстоятельства ни разрознили, у нас все будет общая цель: благо Отечества и общее средство: литература. Чего мы не сделаем общими силами?..
Мы возвратим права истинной религии, изящное согласим с нравственностью, возбудим любовь к правде, глупый либерализм заменим уважением законов, и чистоту жизни возвысим над чистотою слога. Но чем ограничить наше влияние? Где положить ему предел, сказав: nec plus ultra (высшая степень, крайний предел, -лат. - В.М.). Пусть самое смелое воображение поставит ему Геркулесовы столбы, - новый Колумб откроет за ними новый свет.
Вот мои планы на будущее. Что может быть их восхитительнее? Если судьба будет нам покровительствовать, то представь себе, что лет через двадцать мы сойдемся в дружеский круг, где каждый из нас будет отдавать отчет в том, что он сделал, и в свои свидетели призывать просвещение России. Какая минута!".
Известный исследователь русской литературы и общественной мысли М.О.Гершензон называет Ивана Васильевича Киреевского "отцом славянофильства". "Вся метафизика и историческая философия славянофильства, - пишет он, - представляет собою лишь дальнейшее развитие идей, формулированных Киреевским".
М.О.Гершензон написал несколько работ о Киреевском, подготовил в 1911 году его собрание сочинений в двух томах, до настоящего времени остающееся наиболее полным. Поэтому здесь, не приводя иных доказательств, опираясь на исследовательский авторитет Гершензона, лишь повторим его справедливое утверждение, что И.В.Киреевский является основоположником философского и общественно-политического учения, получившего название "славянофильство".
Добавим лишь, что первые положения научного "славянофильства" были сформулированы в беседах Киреевского со школьным другом и соседом "в Москве близ Сухаревой башни, на 1-й Мещанской" "в первых двух домах на левой руке".
Библиография работ о славянофильстве и славянофилах огромна, в большинстве своем они касаются частных вопросов и положений.
Здесь я хочу обратить внимание читателя на главный и коренной тезис учения, который в полемике обычно забывается и забалтывается рассуждениями о частностях.
Подводя итог многолетним занятиям философией, причем разных школ и направлений, порой опровергающих друг друга, Киреевский приходит к выводу, что их изучение очень полезно для освоения методики философского мышления, но никакая, самая гениальная философская система, сложившаяся на конкретной национально-государственной почве и в конкретное время, не может быть применена для объяснения иной конкретной действительности.
"Чужие мысли полезны, - утверждает он, - только для развития собственных. Философия немецкая вкорениться у нас не может. Наша философия должна развиваться из нашей жизни, создаваться из текущих вопросов, из господствующих интересов нашего народного и частного быта. Когда и как скажет время; но стремление к философии немецкой, которое начинает у нас распространяться, есть уже важный шаг к этой цели".
Киреевский ставил своей целью создание русской национальной философской системы, которая включала бы в себя изучение всего ряда областей знания, считавшихся философскими: национальной религии, историософии, эстетики, морали, политики и так далее, и именно это русская национальная философия - по воле истории и случая было названо славянофильством.
Главная идея славянофильства проста: учение будет верно, плодотворно и может быть полезным для русского (российского) общества лишь при том условии, если оно создается, опираясь на его жизнь, учитывая его интересы, отвечая на требование времени и принимая во внимание его менталитет.
Несмотря на свою простоту и убедительность, главная идея славянофильства многими теоретиками и общественными деятелями России остается непонятой и априори полностью отрицаемой. Основной причиной этого являются духовная лень и нежелание трудиться (что неизбежно ведет к развитию в человеке пороков). Путь, предложенный Киреевским, требует от вставшего на него глубоких, разносторонних знаний, осмысления их и принятия честных и неординарных решений.
Поэтому всегда существует соблазн приложить готовую чужую мерку и выкроить нечто похожее на сшитое по ней. Но человеческое общество - не кусок ткани, и управление им - не пошив иноземного жилета. Такой портной, уверенный, что благодетельствует общество, всегда и неминуемо выступает Прокрустом. Российская история знает немало Прокрустов. Примечательно, что, применяя шаблоны, они сами проходят удивительно шаблонный путь. Наиболее распространены среди российских прокрустов так называемые "западники".
В ХVII веке западником был В.В.Голицын - любовник царевны Софьи, возведенный ею на высшие ступени власти. Он носил европейскую одежду, замышлял преобразование страны по европейскому образцу - и одновременно был самым крупным казнокрадом своего времени (о нем еще будет речь впереди в рассказе о его имении Медведкове). Воровство и взяточничество "сподвижников" Петра Великого общеизвестны. Не секрет и моральный, и политический облик советских последователей учения Карла Маркса, которое, по определению В.И.Ленина, "всесильно, потому что оно верно". Не исключение и современные российские "западники" - "демократы", быстро обратившие лозунги европеизации России в то же элементарное казнокрадство ради личного обогащения.
Общий результат западнических "реформ", которые по природе своей не могут быть успешными ввиду непригодности их к нашим условиям, во все эпохи приводили к одному и тому же результату: разорению страны и обнищанию народа.
Исторические уроки! К сожалению, очень и очень немногие политики способны честно признать свои заблуждения и ошибки, для этого нужно обладать не только знаниями и умом, но и душой, честностью и истинным, а не притворным желанием добра человечеству.
Таким человеком был А.И.Герцен - самый блестящий и последовательный западник. В 1861 году он напечатал в "Колоколе" свою небольшую статью "Константин Сергеевич Аксаков" - отклик на его кончину, но не некролог, а изложение своего нового, сложившегося в результате многолетних размышлений, понимания славянофильства. "Призадуматься" над этой темой Герцена заставили, по его словам, "время, история, опыт". Сам стиль статьи, оговорки, образ двуликого Януса с одним сердцем - всё говорит о душевном смятении автора, трудности признания прежде жестко отрицаемого. За шесть лет до написания этой статьи главу "Былого и дум" о славянофилах он назвал "Не наши", а теперь - "одно сердце"... При позднейших переизданиях книги Герцен эпиграфом к этой главе печатал цитату из статьи об Аксакове...
Вот центральная часть статьи Герцена:
"Киреевские, Хомяков и Аксаков - сделали свое дело; долго ли, коротко ли они жили, но, закрывая глаза, они могли сказать себе с полным сознанием, что они сделали то, что хотели сделать, и если они не могли остановить фельдъегерской тройки, посланной Петром и в которой сидит Бирон и колотит ямщика, чтоб тот скакал по нивам и давил людей, - то они остановили увлеченное общественное мнение и заставили призадуматься всех серьезных людей.
С них начинается перелом русской мысли. И когда мы это говорим, кажется, нас нельзя заподозрить в пристрастии.
Да, мы были противниками их, но очень странными. У нас была одна любовь, но не одинакая.
У них и у нас запало с ранних лет одно сильное безотчетное, физиологическое, страстное чувство, которое они принимали за воспоминание, а мы за пророчество, - чувство безграничной, обхватывающей все существование любви к русскому народу, к русскому быту, к русскому складу ума. И мы, как Янус или как двуглавый орел, смотрели в разные стороны, в то время как сердце билось одно.
Они всю любовь, всю нежность перенесли на угнетенную мать. У нас, воспитанных вне дома, эта связь ослабла. Мы были на руках французской гувернантки, поздно узнали, что мать наша не она, а загнанная крестьянка, и то мы сами догадались по сходству черт да потому, что ее песни были нам роднее водевилей; мы сильно полюбили ее, но жизнь ее была слишком тесна. В ее комнатке было нам душно; всё почернелые лица из-за серебряных окладов, всё попы с причетом, пугавшие несчастную, забитую солдатами и писарями женщину; даже ее вечный плач об утраченном счастье раздирал наше сердце; мы знали, что у ней нет светлых воспоминаний, мы знали и другое - что ее счастье впереди, что под ее сердцем бьется зародыш, - это наш меньший брат, которому мы без чечевицы уступим старшинство. А пока
Мать, мать, отпусти меня,
Позволь бродить по диким вершинам".
Цитату из стихотворения Шиллера "Альпийский стрелок" Герцен в статье цитирует по-немецки.
Необходимо вчитаться в слова Герцена и перечитать их, в них больше мыслей, чем слов: воистину "чтобы словам было тесно, а мыслям - просторно".
В этой статье Герцен говорит также и о том, что идеи славянофилов живы, актуальны и более того - заключают в себе истину: "и они и мы ближе к истинному воззрению теперь (то есть в 1861 году - В.М.), чем были тогда, когда беспощадно терзали друг друга в журнальных статьях".
Но - увы! - уверенность Герцена в том, что "серьезные люди", формирующие "общественное мнение", вслед за ним "призадумаются", оказалась напрасной. Даже в начале XX века и позже, признавая, что идеи славянофилов "живы поныне", их считали ошибочными, и "западники"продолжали навязывать обществу свои идеи методами интеллектуального террора, прибегая к не совсем честным приемам, а когда была возможность (она бывала почти всегда), то и путем прямого репрессивного насилия.
Однако, несмотря ни на что, и в наши дни славянофильство остается живым, актуальным учением и продолжает играть роль в нынешней духовной и общественной жизни. И наверное, наступит время, когда на одном из домов в начале 1-й Мещанской улицы неподалеку от восстановленной Сухаревой башни появится мемориальная доска с именем Ивана Васильевича Киреевского...