Тем временем твоя карьера продвигалась вперед, хотя не без препятствий. Ты защитился, но оставался доцентом — твое прошлое давало о себе знать. Чувствовал себя несправедливо обделенным и даже испугался, когда твой ассистент перегнал тебя и стал профессором. К счастью, он ушел из клиники на министерскую работу, которая тебя абсолютно не привлекала. Ты же, по собственной оценке, был практиком. Конкурентов боялся только в больнице. Отделение было твоей первой жизнью, я — второй. И на этом все кончалось.
Даже Михал оставался где-то в конце. В возрасте двадцати одного года окончил вуз и получил стажировку в Институте электроники с достаточно скромным окладом. Когда Михал неожиданно напомнил о себе, дошло до скандала. Сначала он сообщил мне о том, что собирается жениться. Решение Михала удивило меня, тем более я не знала, что у него есть невеста. Я думала, он мне обязательно должен был бы рассказать. Когда Михал собирался на первое интимное свидание, он так нервничал, что я, понимая его состояние, успокоила:
— Михал, это приходит само. Неожиданно ты сам поймешь…
Он посмотрел на меня исподлобья, но я догадалась, что мои слова придали ему смелости. А когда Михал ушел, очень волновалась за него, отлично зная, чем может обернуться первое поражение в физической близости.
Но когда вечером открыла ему дверь, то поняла: все в порядке. Михал ходил по комнате, посвистывая, и держался уверенно. Я усмехнулась про себя. Он не должен был заметить, что я обо всем догадываюсь. А теперь неожиданно — невеста, женитьба.
— Может, сначала подготовим отца?
— Зачем? — ответил он. — Это наше дело.
Потом, подойдя к двери твоего кабинета, я услышала:
— Папочка, я должен тебе кое-что сообщить.
— Слушаю.
— Я хочу жениться.
— Да? А где вы будете жить?
— Здесь.
— Здесь живу я.
— Если здесь нашлось место для двух твоих жен, найдется и для моей одной, — услышала я и почувствовала, как холодная рука проводит по моей спине.
Потом услышала пощечину и не сомневалась, кто ее получил. Михал выскочил, почти наткнувшись на меня, и начал собирать чемодан в своей комнате. Я вошла к нему.
— Ты куда? — спросила я.
— Неважно…
Он произнес это несчастным голосом. Серьезный Михал, который когда-то отказался от соблазнительного леденца, решил теперь стать взрослым.
— Отец измучен, он терпеть не может неожиданностей.
— Я его от них избавлю.
— Но все это не имеет никакого смысла, — сказала я, выхватывая из его рук свитер.
Михаил грубо потянул его обратно.
— Отстань, — нервно выкрикнул он. — Кто ты вообще есть?
Я вдруг не смогла ему ответить. Постояла еще минуту и вышла. Я закрылась в спальне, но когда услышала, как хлопнула входная дверь, что-то на меня нашло и тоже стала собирать вещи. Проходя мимо в кухню, ты недоуменно на меня посмотрел.
— Что ты делаешь?
— Ухожу, — ответила я. — Если у тебя нет места для собственного сына, то нет и для меня!
— Куда же ты идешь, позволь тебя спросить?
— К любовнику, — ответила я.
Это не произвело на тебя никакого впечатления.
— Это несерьезно, — проговорил ты.
— Серьезно, — отрезала я. — Ты думаешь, что один такой на белом свете. Полно прекрасных самцов.
— Кристина, — спокойно проговорил ты, — ты себя хоть слышишь?
Твой вопрос на минуту как бы сбил меня, но потом я вновь взялась за вещи.
— Оставь чемодан в покое, иди, попьем чаю, — примирительно позвал ты меня. — Михала нужно проучить, ты воспитала его эгоцентриком и эгоистом.
«Мое воспитание тут ни при чем. У него перед глазами пример», — подумала я, но вслух ничего не сказала. У меня навернулись слезы, в этот раз я жалела себя. Жалела, что так безнадежно запуталась в своей судьбе. «Кто ты вообще есть?» — спросил меня Михал, и это был принципиальный вопрос. Я закрыла чемодан и собиралась вынести его в коридор, но ты обнял меня за плечи и крепко встряхнул.
— Ну что ты творишь? — воскликнул ты резко.
— Ухожу к любовнику, — повторила я, глядя на тебя в упор.
Ты ударил меня по лицу. Я была так потрясена этим, что на мгновение растерялась. Ты тоже поразился своему поступку. Вдруг мы бросились друг другу в объятия. Я осталась.
Вечером, когда мы лежали в постели, ты спросил:
— С любовником — это шутка?
— Шутка, — уверенно ответила я.
Кто-то действительно тут шутил, но наверняка не я. Мне все труднее становилось разрываться на части и вести двойную жизнь. Я существовала где-то между твоим растерянным взглядом и глазами, полными упрека.
— Я тебя умоляю, — просила я его, находясь на грани нервного срыва, — женись, заведи детей… Мы и так будем вместе.
— Ты моя единственная и последняя женщина, — ответил он.
Может быть, и первая? Не спрашивала, потому что если бы он ответил утвердительно, я бы этого не пережила. Сейчас ко всем неприятностям присоединился еще и Михал, вернее, его конфликт с отцом. Жил у приятеля в общежитии. Мог войти туда, только когда погасят свет, и то через окно. Он рассказал мне об этом, однажды объявившись дома.
— Не радуйся, — хмуро изрек он, — я не вернулся, просто зашел извиниться перед тобой.
Мы устроились с ним в кухне, там всегда было хорошо поговорить. Я сварила кофе.
— Все проблемы можно решить, но спокойно. Отец ждет какой-нибудь жест с твоей стороны.
— Он не дождется, — ответил Михал, — ведь не я ударил его, а он меня.
— И меня он тоже ударил, может, от этого тебе будет легче.
— Старый кретин!
— Михал!
— Я пришел не для того, чтобы говорить о нем. Мне неловко, что я так вел себя по отношению к тебе.
— Я не сержусь.
— Я действительно не хотел.
— Михал. — Я погладила его по волосам и вдруг испугалась: этот жест доказал мне, насколько я к нему привязана. Было ощущение, будто провела рукой по своей голове. Это уже ненормальные ощущения, как бы потеря собственного «я».
В смущении мы помолчали минуту.
— А как твоя невеста?
— Хочешь с ней познакомиться?
— Очень.
— Ну, может, как-нибудь встретимся, я позвоню.
— А что, если вам прийти к нам на обед в воскресенье? Отец на нее посмотрит, привыкнет к этой мысли… Ты ведь для него еще остаешься ребенком.
— Точнее, меня для него никогда не было. Не придем, лучше встретиться с тобой где-нибудь в городе.
Но это затянулось: сначала они были заняты, потом я, потом ты уезжал за границу — на два месяца. Ты немного беспокоился, что за время командировки кто-нибудь подставит тебе подножку. Но поездка играла важную роль для научной работы, и я уговорила тебя ехать в эту Англию. Проводила в аэропорт на нашей старенькой машине, которая ездила, скорее, на честном слове, чем на бензине. Ее ремонтировал Боло. Он открыл мастерскую по ремонту машин, был одновременно и шефом, и персоналом. Боло всегда находил время и возможность подправить нашу развалину.
— О! Снова наш умирающий лебедь! — неизменно приветствовал он автомобиль.
Меня всегда смешило такое сравнение. Сейчас мы прощались надолго, и я чувствовала себя не в своей тарелке. Ведь столько времени тебя не будет со мной. Я не знаю, любовь это или привычка, однако сама объяснила Михалу, что никто не умирает от любви к своей ноге или руке. Но что-то сейчас происходило с нами. Ты должен находиться рядом, чтобы я чувствовала себя спокойно и хорошо, точнее, чтобы я чувствовала, что живу. Не кажется ли это тебе, Анджей, признанием в любви? И после стольких лет! Да, вот уже семнадцать лет, как мы вместе.
Я вернулась в пустую квартиру, села в большой комнате, в которой много лет назад разговаривала с твоей мамой, и подумала, что ни на минуту не останусь тут одна. Я поехала к нему. Теперь уже не надо было никуда торопиться, но внутри у меня что-то включалось — я постоянно смотрела на часы. В конце концов, он не выдержал и принес из прихожей мое пальто.
— Я тебя отвезу, — проговорил он.
— У меня своя машина, — тихо ответила я, хотя, конечно, большое преувеличение назвать машиной нашу развалюху.
Его автомобиль был значительно лучше. Итак, я вернулась домой и долго плакала. Поэтому, когда взяла трубку, мой голос звучал хрипло. Звонил Михал и приглашал в парк Лазенки на мороженое. Хотел познакомить с невестой.
— Отец уехал, приводи ее сюда.
— Я уже с ней там условился, может, тогда в следующий раз.
Стоял прекрасный майский день. Я села под зонтик за круглый столик. Потом появился Михал. От солнца у него посветлели волосы и теперь он больше походил на меня. И наконец заявилась она. Маленькая шатенка с милой, но заурядной мордочкой. Она вела себя вежливо, даже излишне вежливо, но больше всего мне не понравилось, как она подавала руку, словно «дохлая селедка» (это выражение самого Михала). Такая особа с ходу не вызывала доверия. Но если Михал ее выбрал… Он посматривал на меня, значит, я должна стараться выглядеть приветливой. А когда девушка рассказала, что ходила с Михалом в одну школу и он для нее был сопливым мальчишкой, я догадалась — она его первая любовь. И сейчас он хотел утвердиться. Он — образец интеллигентности и кладезь народностей! Удивительные эти мужчины, слишком сложные и в то же время открытые, как книга, которую можно прочесть без труда. В данном случае такой книгой оказался Михал. «А, однако же, я ее завоевал!» — светилось на его лице. «И что с того», — подумала я про себя.
Солнце, опускаясь все ниже, залезло под зонтик. Оно нещадно светило мне прямо в глаза. Не в силах больше выдержать, попросила Михала поменяться со мной местами.
— Тебе неплохо посидеть на солнышке, а то белая, как дочка пекаря.
— Другими словами, сова, — усмехнулась я.
Но мне становилось все хуже. Теперь лучи светили мне в затылок и при каждом движении прожигали спину. Еле досидела. Когда мы прощались, Михал с высоты своего роста легко поцеловал меня в макушку и тепло сказал:
— Ты так не гони лошадей со своими переводами, ведь таешь прямо на глазах. — А потом, обращаясь к ней: — Знаешь, Мариола, это известная переводчица, она даже получила награду!