Святая Русь — страница 5 из 20

^{(Троице-Сергиева лавра, г. Сергиев Посад, Московская область)}

Ключевский сказал, что Россия будет стоять до тех пор, пока теплится лампада у раки преподобного Сергия. Преподобный Сергий ― самый почитаемый, самый любимый русский святой. Сергий Радонежский ― это победа на Куликовом поле. Сергий Радонежский ― это церкви и монастыри Руси.

Без Сергия нет русского православия, без православия нет России. Сергий Радонежский ― это и есть Россия. И враги ее прекрасно это понимают. Когда-то они могли открыто глумиться над верующими, сбрасывать колокола и кресты, вбивать гвозди в иконы, испражняться в алтаре и осквернять гробницы с мощами святых. Эти времена прошли. Теперь даже демократы не одобряют подобного «экстремизма». Но память осквернять, увы, можно…

И на какую только ложь не идут современные плюралисты, чтобы опорочить самые святые для русского человека имена благоверных князей Александра Невского и Дмитрия Донского, царя-мученика Николая II: Александр Невский-де был обычным феодалом и не хуже других притеснял простой люд; Дмитрий Донской не сражался за свержение татарского ига, а лишь боролся против узурпатора Мамая, восстанавливая законную власть Орды (!); Николай II был безвольным и жестоким правителем…

Но когда речь заходит о Сергии Радонежском ― сердца их воспламеняются такой злобой, что еще немного ― и услышишь хриплые крики, вылетающие из их нутра:

– Ты что мне даешь? Ты же мне огонь даешь! Святость Сергия погубит нас! Гаси его лампаду, гаси, гаси!

Так ведут себя у гроба Сергия и настоящие бесноватые[30].

Как стал святым Сергий Радонежский

«Может ли кто бы то ни было без содрогания подумать о том, чтобы разрыть могилу своих отца, матери, близких, нарушить могильный покой для того, чтобы расследовать содержимое… Но вот приблизился торжествующий хам и, став перед ракой подбоченясь, в позе наглого вызова, все перевернул, перетряс и заявил, что там ничего нет, кроме пыли и костей… Туда, куда верующие в благочестивом смирении не дерзали поднять очи, где царил священный мрак, было внесено электрическое освещение, и грязные лапы стали разбирать содержимое в святой раке», ― писал отец Сергий Булгаков.

Больно и горько думать, что пережили они ― верующие русские люди ― в те иродовы годы насилия над русской душой. И как хотелось бы сказать: те годы прошли. Но нет, торжествующие хамы снова тянутся грязными лапами к святой раке.

«На смену броневикастым Ильичам и розоволицым политбюрошникам уже идут радетели, володетели и святители, ― борзо вещает петербургская газета „Смена“. ― Конечно, без новой мифологии нам обойтись не удастся. Но прежде чем разрастется и окрепнет сусальное древо заново причесанной отечественной истории, прежде чем созреют на нем приторные плоды елейно-добродетельных жизнеописаний, давайте все же попытаемся отделить сказку от были, с тем чтобы не обольститься до конца перезвонами и распевами новой идеологии и сохранить по отношению к ней здоровое чувство исторического юмора».

Что ж, в самом деле ― давайте попробуем отделить сказку от были. И сделаем это на примере статьи, которая как раз и призывает нас сохранять юмор. Это опус публициста Бориса Кричевского с сенсационным названием «Как стал святым Сергий Радонежский»[31]. А действительно, как?

«До нас дошли всего две летописи (Рогожская и Симеоновская), составители которой могли быть (курсив мой. ― Д. О.) современниками Сергия», ― смело начинает автор. Он сразу дает понять: ничего достоверно о Сергии неизвестно, потому что из русских писателей никто не только не знал преподобного, но и даже, вероятно, не был его современником…

Это довольно странное начало. Ведь хорошо известно, что видный средневековый писатель Епифаний Премудрый (ок. 1345-1420), биограф Стефана Пермского и автор «Жития Сергия Радонежского», не только был современником преподобного, но и лично знал Сергия, служил у него диаконом, внимал его поучениям и писал его житие во многом на основе собственных впечатлений. Сведения о детстве Сергия Епифаний получил у его брата Стефана, ряд других сведений ― у келейника преподобного. Журналист должен знать, что такие «интервью» обладают высокой степенью достоверности. Тем более что блаженный Епифаний ― не чета нынешней пишущей братии ― был не только образованнейшим человеком своего времени, но и нравственно стоял весьма и весьма высоко, был исповедником иноков. (Право духовничества признавалось тогда только за достойнейшим.)

Из двух летописей, отобранных таким образом, публицист скупо выбирает какие-то куски: тогда-то крестил сына великого князя, тогда-то освятил монастырь, тогда помирил московского князя с рязанским, тогда-то «вместе с другими высокопоставленными церковнослужителями» отслужил панихиду, тогда-то снова крестил «очередного сына великого князя», тогда-то почил в Бозе…

«Вот и вся информация, ― бодро подытоживает он. ― Из нее можно достоверно заключить лишь то, что игумен Сергий был весьма респектабелен, и князья часто призывали его для крещения своих детей».

Да уж, очень «респектабелен» был одинокий пустынник, многие годы живший в глухом лесу, среди зверей, терпевший холод и зной, укусы насекомых, отсутствие нормальной пищи, а по временам ― всякой пищи; и уж безусловно был «респектабелен» тот, кого автор статьи называет «высокопоставленным церковнослужителем» в сане игумена нищей обители, где, по словам инока Епифания (знавшего жизнь этой самой обители не понаслышке), «чего ни хватишься, ничего нет».

Все прочие сведения о жизни Сергия (кроме того, что крестил и святил) журналист объявляет ложными. Он пишет: «Где-то около 1377 года митрополит Алексий, предчувствуя кончину, якобы предложил (курсив мой. ― Д. О.) Сергию по своей смерти заменить его на кафедре. Скромный Сергий отказался от этой чести, а в 1380 году, накануне Куликовской битвы, князь Дмитрий якобы ездил (курсив мой. ― Д. О.) в Троицкую обитель и получил от Сергия благословение на ратный подвиг».

В этом-то, наверное, и заключен «исторический юмор» Б. Кричевского: Сергий был достаточно «респектабелен» для того, чтобы Дмитрий ездил к нему крестить сыновей и прибегал к нему всякий раз, когда возникала опасность войны (например, между Москвой и Ростовом, Москвой и Рязанью), но не для того, чтобы князь приехал к нему за благословением накануне решающего сражения с татарами.

Но, как известно, Сергий дал Дмитрию не только благословение, но и двух иноков ― Александра (Пересвета) и Андрея (Ослябю). Существование их не оспаривает даже БЭС: «Пересвет-Александр (ум. 1380), герой Куликовской битвы, монах Троице-Сергиева монастыря. Его поединок с татарским богатырем Темир-мурзой, в котором оба погибли, стал началом сражения».

Но автор статьи о Пересвете умалчивает ― написать «а также якобы дал ему инока Пересвета, который потом якобы сражался с Темир-мурзой» он не решился…

«Крупный писатель ― монах середины XV века Пахомий Серб ― переработал составленное Епифанием житие Сергия, ― пишет далее Кричевский. ― Новых фактов он не добавил, но зато значительно расширил места, восхваляющие старца. Менее чем за век Сергий обрел популярность и превратился в символ».

Этот пассаж просто изумителен, потому что в нем нет ни слова правды. Во-первых, заезжий серб Пахомий не был крупным писателем (в отличие от Епифания ― см. хотя бы БЭС). Во-вторых, Пахомий не расширил, а сократил общие места, все то «плетение словес», которое создал Епифаний Премудрый. Наконец, журналист утверждает, будто благодаря этому новому житию, «восхваляющему старца», Сергий «обрел популярность» и даже «превратился в символ».

Надо иметь очень могучее воображение, чтобы предположить, что «популярность» в XV веке можно было создать кому-то, написав его житие. При том уровне грамотности, при той скудости влияния письменного слова на темное, нищее и голодное население можно было написать хоть три тысячи «восхваляющих житий», и никакой «популярности» это человеку не принесло бы. Иное дело сейчас, когда умело проведенная акция «Голосуй, или…» довольно легко «поднимает популярность» (хотя и не надолго). Но в XV веке телевизора еще не было, продажные журналисты и имиджмейкеры еще не расплодились, и народ чтил своих героев за настоящие, невыдуманные черты: за доблесть, если была доблесть, за доброту, если была доброта, за святость, если была святость…

А вот главный перл публициста, то, ради чего писалась статья:

«В 1422 году некий паломник, пришедший на богомолье в Троице-Сергиеву лавру, впал в состояние „тонкого сна“ (так пишет автор источника), в ходе которого ему явилось знамение о том, что Сергий Радонежский ― святой. Канонизация не замедлила себя долго ждать».

Так вот, оказывается, как стал святым Сергий Радонежский! Какой-то там нелепый паломник куда-то там впал посреди богомолья, а канонизация уже и тут как тут… Действительно, сенсация.

Конечно, откуда уважаемому публицисту знать, что для канонизации в Русской Православной Церкви было недостаточно чьего бы то ни было сна. Она совершалась при наличии трех условий: 1 ― святая жизнь; 2 ― чудеса (прижизненные, но что более важно ― посмертные); 3 ― обретение мощей[32].

Что же касается Сергия Радонежского, то он начал широко почитаться за свою святость, прозорливость и дар чудотворения еще при жизни. Сергий был в буквальном смысле учителем огромной страны, ведь его ученики основали сорок монастырей! А ведь его слушались и князья, начиная с самого Дмитрия Донского. Одно только слово скромного инока ― не епископа, не митрополита ― могло перевернуть горы…

Прп. Сергий Радонежский

Канонизация преподобного состоялась через тридцать лет после его смерти, в июле 1422 года, когда были обретены мощи. Поводом к открытию мощей (которое рано или поздно должно было произойти, учитывая славу Сергия и огромное количество чудес, связанных с его именем) послужил действительно сон. Преподобный явился во сне благочестивому монаху Троицкой обители и сказал: «Зачем оставляете меня столько времени во гробе?» Монах известил о своем сне игумена и братию, и было принято решение открыть мощи преподобного…

Нужно отметить изящество, с которым Б. Кричевский жонглирует фактами, разбавляя крупицы правды с большими порциями лжи, ― несомненно, это настоящий журналист, весьма и весьма одаренный. В иных случаях он проявляет большую пунктуальность:

«11 апреля 1919 года в 20 часов 20 минут при большом скоплении народа вторично (?!) вскрывали гроб с телом Сергия. (Вскрывали гроб только один раз ― это делали святотатцы-большевики; в первый же раз иноки открывали мощи. ― Д. О.) При вскрытии присутствовали наместник Троице-Сергиевой лавры архимандрит Кронид, настоятели других монастырей (в 1919 году вся братия огромного монастыря, за исключением восьми человек, была репрессирована. ― Д. О.), а также президиум и все члены Сергиевского исполкома, делегаты Наркомата юстиции… председатель Изберчского исполкома товарищ Семенов. После вскрытия мощей был составлен протокол: „По снятии шапочки с головы виден человеческий череп…“»

Как лакомый кусочек, преподносит автор статьи результаты вскрытия. Для него, как и для большевиков-гробокопателей, важно опровергнуть миф о нетленности тела Сергия. Он, конечно, не знает, что в православии нетление тела не является обязательным условием святости. Напротив, с древних времен известно, что мощи святых часто обретаются в костях, и это никогда и нигде не служило препятствием для канонизации. (Напомню, что в костях пребывают мощи Николая Чудотворца, Нила Столбенского, Серафима Саровского, Амвросия Оптинского, мощи афонских святых.)

А вот как журналист говорит о необходимости вскрытия и о том, что последовало затем:

«В стране шла Гражданская война, и Советы занимались атеистическим воспитанием населения (что ж, мы знаем, каким было это „воспитание“. ― Д. О.). Сергий Радонежский был развенчан и временно забыт (курсив мой. ― Д. О.). Настало время вспомнить о нем. Но не только как о православной святыне, а еще ― как о реальной личности…»

Какую «реальную личность» представил читателям «Смены» Б. Кричевский, я думаю, уже ясно. Здесь он утверждает, будто Сергия извлекли из паутины забвения только сейчас, а после вскрытия мощей он был «развенчан и забыт». Но что же действительно произошло тогда, в 1919 году?

«Ленин лично санкционировал… вскрытие в Троице-Сергиевой лавре, в самом сердце Православной России, мощей преподобного Сергия Радонежского. О чрезвычайном значении, которое придавалось большевиками этой акции, свидетельствует хотя бы уже тот факт, что о ее ходе „вождю“ докладывалось постоянно и основные распоряжения отдавались им лично. Обращения Патриарха Тихона к властям с требованием об отмене вскрытия мощей преподобного Сергия не были удостоены какого-либо внимания. По этому поводу святитель Тихон писал. „Вскрытие мощей нас обязывает встать на защиту поруганной святыни и вещать народу: должно повиноваться более Богу, нежели человекам…“ Предупреждения о возможных последствиях вплоть до открытого гражданского неповиновения, высказанные первоиерархом Русской Церкви в столь явной форме, похоже, совершенно не смутили власть предержащих. К этому времени Советы уже твердо решили идти на открытую конфронтацию с Церковью, и любые выступления верующих рассматривались ими как удобный случай для начала гонений. Подготовка к возможным волнениям проводилась по-военному ― ко дню вскрытия мощей преподобного к стенам лавры были стянуты отборные конные отряды красноармейцев. Воздух был буквально пропитан предгрозовым напряжением.

Мощи были вскрыты 11 апреля 1919 года. Однако, как в случае с мощами святителя Алексия, активность Патриарха и верующих предотвратила на время дальнейшие мытарства святыни ― мощи, которые большевики планировали переместить в один из московских музеев, так и не были вывезены из лавры. Накануне вскрытия, совершенного по-разбойничьи в ночное время, перед воротами обители собралась огромная толпа православных. Вели себя, впрочем, мирно, и никаких беспорядков допущено не было, ибо более, чем на собственные силы, все уповали на помощь и заступление от Господа и Его великого угодника. Молебны преподобному пелись под открытым небом всю ночь, а наутро ворота лавры открылись и верующих впустили внутрь. Трудно описать глубину чувства верующих, уже не чаявших когда-либо встретиться со своей святыней и прикоснуться к ней. Ни днем, ни ночью не прекращался сплошной людской поток. Тысячи богомольцев в течение нескольких дней нескончаемой вереницей подходили к раке и прикладывались к обнаженным мощам преподобного Сергия, выражая тем свою безмерную любовь к великому Игумену Земли Русской и скорбь о происходящем в России»[33].

Вот так был «развенчан и забыт» Сергий Радонежский. Действительно, «ревнители исторической истины» способны на любую ложь.

«Честное слово, сам слышал: одна ученая дама всерьез объясняла кружку молодых людей, что на Куликовом поле была не битва, а только стычка горстки русских с отрядом ордынских всадников, ― пишет Ю. Тюрин. ― Читал даже и про то, что монголо-татарское иго для Руси было благом: нас научили вести перепись населения, научили дисциплине. Шепотком, исподтишка, а после через научные кафедры, „неформальные конференции“, посредством „смелых“ гипотез на страницах отдельных печатных органов, даже предлагая „дальнейшее усиление“ борьбы с религией, чтобы страна получила очередное директивное указание из верхов власти, наших современников хотят в который раз за последние десятилетия урезать в историческом наследстве, приучить к мысли о „мифологических“ преувеличениях в народном предании, спрятать еще один сколок от Храма.

Невооруженным глазом, аж до усталости сердца, видна эта попытка пройтись бульдозером по многовековой истории. А на пути этого бульдозера ― Сергий».

Да, на пути у всего нечистого воинства по-прежнему, как столп, возвышается фигура печальника и молитвенника Земли Русской. Лампада Сергия горит, вызывая ужас бесноватых политиков и журналистов. Горит ― и потому Россия еще живет. В ней, отданной на разграбление и поругание «иных времен татарам и монголам», в ее сердце, в Троице-Сергиевой лавре, по-прежнему стоит святая святых ― «мерцающая серебром, окруженная жарким пламенем лампад рака с мощами преподобного Сергия. И всегда к ней с семи утра до десяти вечера, ежедневно, в праздники и в будние дни ― беспрерывный людской ручеек в один ряд. Подойти, поклониться, поцеловать стекло над ракой, перекреститься и отойти. А следующий уже склоняется, целует и крестится. Так идут и идут с семи утра до десяти вечера. Остальные, находящиеся в храме, беспрерывно поют. Тут не служба какая-нибудь, а повторение одной только фразы, растянутой в песнопении, положенной на красивую мелодию. „Преподобный отче наш Сергий, моли Бога о нас. Преподобный отче наш Сергий, моли Бога о нас. Преподобный отче наш Сергий, моли Бога о нас“»[34].

Преподобный отче наш Сергие, моли Бога о нас!

Святой-плотник ― чудотворец всея Руси

Прости нас, преподобие отче Сергие, если мы дерзнем теперь мысленно войти в твою пустынную, убогую келию, чтобы грешным умом своим проникнуть в сокровенное святилище души твоей и утешить себя созерцанием незримых миру твоих подвигов!

Арх. Никон

Русь знает много праведников: мучеников, исповедников, юродивых ради Христа, святителей, благоверных князей, преподобных (пустынников, молчальников, затворников, столпников, основателей монастырей)… Почему же в таком богатом созвездии Сергиева звезда горит ярче всех? Почему именно ему принадлежит первенство в галерее святости? Почему именно мимо его святой раки идет ― уже огромное множество лет ― неиссякаемый поток богомольцев? И, наконец, почему именно Сергия избирают мишенью для своей кощунственной лжи атеисты и святотатцы?

Ответ прост: Сергий глубоко созвучен нашему народу, он олицетворяет собой самый тип русского праведника, русского святого.

«Сергий ― благоуханнейшее дитя Севера, ― пишет православный писатель Борис Зайцев. ― Прохлада, выдержка и кроткое спокойствие, гармония негромких слов и святых дел создали единственный образ русского святого. Сергий глубочайше русский, глубочайше православный. В нем есть смолистость Севера России, чистый, крепкий и здоровый ее тип. Если считать ― а это очень принято, ― что „русское“ есть гримаса, истерия и юродство, „достоевщина“, то Сергий ― явное опровержение. В народе, якобы лишь призванном к „ниспровержениям“ и разинской разнузданности, к моральному кликушеству и эпилепсии, ― Сергий как раз пример, любимейший самим народом, ― ясности, света прозрачного и ровного».

Сергий родился в окрестностях Ростова Великого. Родители его ― бояре ― жили просто, быт был приближен к крестьянскому. Мальчиком Сергия (тогда Варфоломея) посылали за лошадьми в поле. Наверное, он гонял лошадей и в ночное.

Семи лет Варфоломея отдали учиться грамоте в церковную школу вместе с братом. Брат Стефан учился хорошо, Варфоломею же грамота не давалась. Ребята смеялись, родители совестили, учитель иногда наказывал. Хотя потом Варфоломей обогнал своих товарищей, не в способности к наукам была его сила. (Многие ученики Сергия были выше его как писатели, как ученые люди.)

«Сергий, кажется, принадлежал к тем, кому обычное дается тяжко ― зато необычное раскрыто целиком. Их гений в иной области», ― пишет Зайцев.

К порогу юности в Варфоломее все ярче проступают черты будущего инока. Он любит церковь и службы, читает священные книги, постится среды и пятницы. Родители беспокоились: слишком изнуряет себя. Он возражает, но остается послушным сыном. «Находил Варфоломей гармоничность, при которой был сам собой, не извращая облика… В нем не было экстаза, как во Франциске Ассизском. Если бы он был блаженным, то на русской почве это значило б: юродивый. Но именно юродство ему чуждо. Живя, он с жизнью, семьей, духом родного дома и считался, как и с ним семья считалась».

Около 1330 года Сергий перебрался с родителями в Радонеж. Он снова просится в монастырь. Родители уговаривают не торопиться: «Мы стары, немощны, послужи нам немного. Вот отойдем в могилу, тогда…» Сергий снова послушался. И вот родители сами ушли в монастырь.

У Стефана умерла жена, и он тоже принял монашество. Варфоломей навел порядок в домашних делах, завещал имущество брату Петру и, уговорив Стефана, двинулся с ним вместе в близлежащие леса. Начались годы отшельничества. Братья срубили «церквицу» ― ее освятили во имя Святой Троицы. Сергий ― не писатель, не речистый проповедник и даже не иконописец. Он ― святой-плотник. «В благоуханье его святости явственен аромат сосновой стружки». Стефан вскоре не выдержал трудностей пустынножительства ― ушел в Москву, в Богоявленский монастырь. Варфоломей остался один. Рядом с ним не было никого ― ни брата, ни друга, ни учителя. Для пострижения он позвал Митрофана, иеромонаха, которого, по-видимому, знал и раньше. 7 октября Варфоломей был пострижен с именем Сергий.

Очень тяжелы первые месяцы отшельничества. Велики искушения: мир, богатство, слава. Все мирское кажется обольстительным. Одинокого пустынника посещают жуткие видения: полки лукавых духов грозят изгнать его, келья вдруг наполняется змеями, за стенами ― шум, бесовские крики. Стефан не выдержал. Но Сергий упорен и терпелив. «Прохладный и прозрачный дух». Он умерен, прост и сдержан, не видал роскоши, распущенности, «прелести мира». Он огражден чинным детством. «Быть может, ― пишет Зайцев, ― защищало и природное спокойствие, ненадломленность, неэкстатичность. В нем решительно нет ничего болезненного. Полный дух Святой Троицы вел его суховатым, одиноко чистым путем среди благоухания сосен и елей Радонежа».

Молитвы, труд над грядкой капусты, жизнь леса вокруг. Однажды Сергий увидел у кельи медведя, ослабевшего от голода, дал ему хлеба. Косолапый съел. Потом стал навещать его, сделался ручным. Сергий отдавал ему половину своего куска.

Слухи же о подвижничестве Сергия шли. Стали являться люди, прося взять к себе, спасаться вместе. Сергий отговаривал. Единственным его желанием было жить и молиться посреди леса ― так он думал и умереть. Но ― уступил, не разгневался, что прервали покой уединения. Принял нескольких. Построили двенадцать келий, обнесли их тыном.

Жили тихо и сурово. Сергий подавал во всем пример. Сам рубил кельи, таскал бревна, носил воду в двух водоносах в гору, молол ручными жерновами, пек хлебы, варил пищу, кроил и шил одежду, обувь, был, по Епифанию, для всех «как купленный раб». Летом и зимой ходил в одной одежде из ветхой сермяжной ткани ― брал ту, которую отказывались носить другие. Телесно, несмотря на скудную пищу (хлеб и вода), был очень крепок ― «имел силу противу двух человек».

Шли годы. Монастырь рос. Братия желала, чтобы Сергий стал игуменом. Он отказывался: «Желание игуменства, ― говорил, ― есть начало и корень властолюбия».

Настояния переходили в угрозы: братия заявляла, что, если не будет игумена, все разойдутся. Сергий снова уступил ― перенес дело на усмотрение церковной власти. Рано утром, перед литургией, он пришел в Переславль-Залесский к епископу Афанасию, пал на колени и просил благословения. Епископ спросил скромного запыленного монаха, кто он. Имя Сергия было ему известно. Он без колебания повелел принять игуменство. Все произошло просто, в духе того времени: Афанасий пошел в церковь, облачился, велел Сергию произнести Символ веры и поставил в иподиакона. За литургией был возведен в иеродиакона. Священство получил на другой день. И еще на следующий ― сам служил литургию, первый раз в жизни. Когда она кончилась, епископ Афанасий произвел его в игумены.

Сергий вернулся с ясным поручением ― вести и воспитывать свою пустынную семью. Этим он и занялся. Но собственная жизнь его не изменилась: он продолжал быть «купленным рабом» для братии.

В русских монастырях был тогда особножитный устав: каждый сам запасался провизией, ели не в общей трапезной, а каждый в своей келье. Ясно, что одни иноки всегда оказывались «побогаче» других.

В обители Сергия питались очень дурно. Однажды Сергий, проголодав три дня, пошел к некоему Даниилу. «Слышал я, что ты хочешь пристроить сени к своей келье ― поручи эту работу мне». ― «Пожалуй, запросишь с меня дорого», ― отвечал Даниил. ― «Эта работа недорого тебе обойдется, мне вот хочется гнилого хлеба, а он у тебя есть. Больше этого с тебя не потребую».

Даниил вынес решето с кусками гнилого хлеба. «После, ― ответил Сергий, ― плата после работы». До позднего вечера он пилил, тесал, долбил столбы и в конце концов завершил постройку. Старец Даниил снова вынес ему гнилые куски ― как условленную плату за труд целого дня. Только тогда Сергий поел. От других иноков он также требовал труда и запрещал им выходить за подаянием.

Но не все в братии были святые, как Сергий. Многие роптали, когда игумен ввел общежитие и запретил частную собственность. Пришлось строить амбары, хлебопекарню, кладовые, трапезную, вести хозяйство и т. п. Некоторые после этого ушли; другие продолжали роптать.

Однажды на вечерне ― Сергий был в алтаре ― Стефан, любитель пения, стоял на клиросе. Преподобный услыхал голос брата, обращенный к канонарху:

– Кто дал тебе эту книгу?

– Игумен.

На это Стефан сказал резко, в раздражении:

– Кто здесь игумен? Не я ли первый основал это место?

И в таком роде далее, Епифаний дословно его речь не приводит.

Дослужив службу, преподобный не вернулся в келью. Он вышел из монастыря и пешком двинулся по пути к Переславлю-Залесскому. Другой бы на его месте смирил недовольных. Игумен, поставленный архиепископом, легко мог наказать непокорных. Сергий этого не сделал. Он действовал не как начальник, а как святой.

Сергий удалился в леса и поселился на реке Киржач. Там он основал новую пустынь. Иноки, преданные ему, вскоре перебрались туда. В Троицком же монастыре царило смятение. Братия горевала, слала гонцов к митрополиту. Наконец митрополит отправил к Сергию двух архимандритов ― с увещеванием. И Сергий снова подчинился. Он пробыл на Киржаче три-четыре года. Монастырь был освящен и назван Благовещенским. Игуменом стал ученик Сергия Роман.

Сергий вернулся. Вернулся, чтобы уже никогда не покидать обитель надолго. Он был беден, нищ и равнодушен к благам до самой смерти. Ни власть, ни разные отличия его не занимали. Но этого он не подчеркивал. Сергий ― это огородник, строитель, плотник, игумен… Он русский святой, «великая типичность».

«О, если бы его увидеть, слышать. Думается, он ничем бы сразу и не поразил, ― писал Зайцев. ― Негромкий голос, тихие движения, лицо покойное святого плотника великорусского. Такой он даже на иконе ― через всю ее условность ― образ невидного и обаятельного в задушевности своей пейзажа русского, русской души. В нем наши ржи и васильки, березы и зеркальность вод, ласточки и кресты, и несравнимое ни с чем благоухание России».

Чем же еще велик Сергий? Чем он так дорог русскому сердцу и так ненавистен сердцу врага-инородца?

Крест за Россию

Чтобы ответить на этот вопрос, нужно вспомнить время, когда жил Сергий. А время это было страшное. По выражению Ключевского, «во всех русских нервах жил ужас от нашествий татар». Нашествия тогда вроде бы уже прекратились, но были набеги с их азиатскими зверствами, насилиями, грабежами и кровью. Города лежали в руинах. Экономически страна была отброшена на несколько веков назад. Многие навыки труда, секреты древнерусского мастерства ― бесследно утрачены. Князья воевали друг с другом, входили в союз с татарами. Масса русского населения была загнана в междуречье Оки и верхней Волги и «робко жалась здесь по немногим расчищенным среди леса и болот полосам удобной земли». Татары и Литва запирали путь из этого треугольника на запад, юг и юго-восток. Оставался только путь на север, в глухой и непроходимый край, заселенный кое-где дикарями-финнами… Замерла жизнь богатой и славной Киевской Руси. Монашество вырождалось, новых очагов святости не возникало. Местность кругом была дикая, и не было уже у русских людей Киево-Печерской лавры. Всеобщее огрубение и одичание. Еще немного и, как писал Ключевский, «в истории человечества могла бы появиться лишняя темная страница, повествующая о том, как нападение азиатского монгола повело к падению великого европейского народа». Но этого не произошло. В радонежских лесах появился преподобный Сергий.

Примером своей жизни, высотой своего духа преподобный Сергий поднял упавший дух родного народа. А дух его народа упал в то время так низко, что цареградский епископ, приехав в Москву и слыша всюду толки о великом русском подвижнике, с удивлением восклицал: «Како может в сих странах таков светильник явитися?»

Сергий явился, как светильник, и своим спокойным и ровным светом озарил всю историю Русской земли ― на много веков вперед. Сергий принес на Русь возрождение духа. Того духа, который вскоре поднял и отстроил огромную православную державу. Сперва вокруг него отстроилось двенадцать келий. Пройдет еще несколько десятков лет, и вокруг него, затаив дыхание, будет стоять вся Россия.

Около столетия (!) Русская Церковь не знала святых иноков-преподобных. И вдруг ― преподобные Никон и Михей Радонежские, Сильвестр Обнорский и Мефодий Песношский, Сергий Нуромский и Павел Обнорский, Стефан Махрищский и Авраамий Чухломской, Афанасий Серпуховский и Никита Боровский, Феодор Симоновский и Ферапонт Можайский, Андроник Московский и Савва Сторожевский, Димитрий Прилуцкий и Кирилл Белозерский ― откуда, из какого источника хлынул этот дивный поток русской святости? Из Троицкого монастыря, от Сергия, его учеников.

Родословное же древо Радонежских святых включает более семидесяти пяти (!) имен угодников Божиих ― это уже не только духовные дети, но и духовные внуки, духовные правнуки преподобного.

До Сергия монастыри возникали в городах. Ученики преподобного шли в неосвоенные земли, в дикие леса, к язычникам. Лесные монастыри становились опорными пунктами крестьянской колонизации. Вокруг них оседало бродячее население. Русь строилась. Ученики Сергия, те, кого он сам постригал и исповедовал, построили сорок монастырей. Их ученики ― еще столько же. Русь засияла куполами церквей.

Писатель Епифаний Премудрый, храмоздатель Никон, переводчик греческих книг Афанасий Высоцкий, иконописец Андрей Рублев ― все эти великие деятели русского Возрождения принадлежат к школе преподобного Сергия. Вместе с Сергием они принесли подлинное Возрождение ― не нагой плоти античности, а возрождение самого духа.

Сергий поднял свой крест за Россию ― благословил Дмитрия Донского на Куликовскую битву. Но благословение он дал не сразу. Сперва сказал князю: «Писание учит, что если враги хотят от нас чести и славы ― дадим им; если хотят серебра и злата ― дадим и это; но за имя Христово, за веру православную подобает душу положить и кровь пролить. И ты, господин, отдай им и честь, и золото, и серебро, и Бог не попустит им одолеть нас: Он вознесет тебя, видя твое смирение, и низложит их непреклонную гордыню».

Князь отвечал, что уже пробовал, и безуспешно. А сейчас уже поздно ― Мамай идет на Русь с новой ордой, как когда-то Батый…

– Если так, ― сказал Сергий, ― его ждет гибель. А тебя ― помощь, милость, слава Господа.

Дмитрий опустился на колени. Сергий снова осенил его крестом.

– Иди, не бойся. Бог тебе поможет.

И, наклонившись, на ухо шепнул ему: «Ты победишь».

Великий князь заплакал, услышав слова Сергия. И двинулся с войском за Дон, навстречу Мамаю. Путь к отступлению отрезан: победа или смерть. Вдогонку Сергий послал ему гонца с грамотой: «Иди, господин, иди вперед, Бог и Святая Троица помогут!»

И вот настало 8 сентября 1380 года. Полки выстроились перед сражением. Молятся. Читают грамоту преподобного.

Поколение, которое стояло на Куликовом поле в ожидании битвы, было поколением учеников Сергия. «И выступила сила татарская на холм, ― повествует летописец, ― и пошла с холма и стала на поле чистом, на месте твердом. И страшно было видеть две силы великие, съезжающиеся на верную смерть… Уже близко сходятся сильные полки, выехал из великого полка татарского громадный татарин, показывая мужество перед всеми».

Что чувствовал в это время русский ратник, сжимая рукоятку меча, древко копья? Хмурился, глядя перед собой? Думал: ну как одолеть такого? Но вот раздался уверенный и спокойный голос: «Этот человек ищет равного себе, я хочу встретиться с ним!» И из полка выехал Александр Пересвет, скромный инок Троицкого монастыря, ученик преподобного Сергия, ― без шлема и лат, в монашеской одежде схимника с белыми крестами. И устремился на татарина, и вложил всю силу в этот свой последний удар копья…

Мамай со своими князьями наблюдал за битвой с холма. Князь Дмитрий выехал драться лично, в «первом суйме», передовой стычке.

Сергий Радонежский видел весь ход сражения, хотя никуда не уходил из монастыря: «Телом стоял он на молитве во храме Пресвятыя Троицы, а духом был, прозревая очами веры все, что совершалось там, он, как очевидец, поведал предстоящей братии о постепенных успехах нашего воинства, время от времени он называл павших героев по имени, сам приносил за них заупокойные молитвы и повелевал то же делать братии». Много часов молились так иноки Троицкого монастыря. Наконец Сергий сказал: «Мы победили».

Сергий благословил победу над татарами. Он благословил и объединение русских земель вокруг Москвы. Сергий был духовной, внутренней силой русского Возрождения.

Чудеса преподобного Сергия

Сергий, конечно, обладал дарами прозорливости и чудотворения. О них известно не так уж много, но, даже если бы на этот счет не сохранилось никаких сведений, облик Сергия не потускнел бы и любовь к нему не уменьшилась бы.

От Епифания мы узнаем, что, сидя как-то за столом за трапезой с братией, преподобный вдруг встал из-за стола, отвесил поклон в сторону и произнес: «Радуйся и ты, пастыре Христова стада, и благословение Господне да будет с тобою». Сидевшие с ним спросили, недоумевая: «С кем ты говоришь, отче?» ― «Сейчас против монастыря в восьми верстах остановился епископ Пермский Стефан, едущий в Москву. Он сотворил поклон Святой Троице и сказал: „Мир тебе, духовный брат“. Вот я и ответил ему». Несколько монахов поспешили к тому месту и действительно догнали святителя Стефана. Он подтвердил сказанное слово в слово.

Однажды Сергий по просьбе братии извел из-под земли источник. Вода в нем оказалась целебной. Но он запретил называть его Сергиевым. Он вообще запрещал рассказывать о совершенных им чудесах.

Епифаний рассказывает, как один человек принес Сергию тяжело больного сына. Пока он просил Сергия помолиться о нем, ребенок умер. Отец впал в отчаяние, стал даже укорять Сергия. И вышел, чтобы приготовить гробик. А когда вернулся, Сергий встретил его словами:

– Напрасно ты так смутился. Отрок вовсе и не умирал.

Ребенок был жив. Отец пал к ногам Сергия. Но тот стал успокаивать его, утверждать, что дитя было в сильном припадке, а теперь отогрелось и отошло.

И все же Сергий запретил разглашать о чуде. Узналось это впоследствии, от келейника преподобного.

Епифаний рассказывает еще о тяжелобольном, который три недели не мог спать и есть и которого исцелил Сергий, окропив святой водой; о греческом епископе, пораженном внезапной слепотой, которого Сергий исцелил молитвой…

Преподобный Сергий первым из русских святых был удостоен видения Пресвятой Богородицы. Однажды, читая канон Божией Матери, он присел отдохнуть, но вдруг сказал своему ученику Михею: «Нас ожидает чудесное посещение». Через мгновение им явилась Богоматерь в сопровождении апостола Петра и Иоанна Богослова. От необыкновенного света Сергий пал ниц, но Пресвятая Богородица прикоснулась к нему руками и, благословляя, обещала всегда покровительствовать его обители.

Явление Сергия гражданину Минину в 1611 году

Начало XVII века ― смутное время. Царя нет: Лжедмитрий I, Лжедмитрий II… На Руси хозяйничают поляки, литовцы, шведы. И Троице-Сергиева лавра выдерживает беспримерную, с сентября 1608-го по январь 1610 года, осаду тридцатитысячной польско-литовской армии. Бьются на стенах лавры новые схимники Пересветы. Обороной монастыря командует сам патриарх Гермоген. Он запрещает народу присягать польскому королю. Но вот Гермоген схвачен. Он медленно угасает от голода в глухом подземелье Чудова монастыря… Поляки входят в Москву.

И тут Сергий Радонежский второй раз поднимает крест за Россию. Он благословляет на ратный подвиг безвестного нижегородского мясника.

Кузьма Минин был простым торговцем и никогда не помышлял о том, чтобы возглавить борьбу за освобождение России. Но осенью 1611 года в ночном видении перед ним предстал преподобный Сергий Радонежский. «Собирай казну, собирай людей и веди их на Москву», ― услышал Кузьма Минин.

Он не сразу поверил этому явлению. Но на следующую ночь все повторилось. На третью ночь преподобный Сергий сказал: «Для того чтобы ты удостоверился в истинности этого видения, ты заболеешь». И Сергий поразил Минина болезнью. И вот Кузьма продает свою лавку, собирает нижегородцев. Удивительное дело, но они признают его своим вождем. Его ― не князя, не полководца, даже не человека знатного рода ― простого торговца мясом. Ополчение Минина подходит к Троице-Сергиевой лавре. И надо же ― это случилось 18 августа, в тот самый день, когда преподобный Сергий некогда дал благословение князю Дмитрию на Куликовскую битву!

Теперь русское войско благословляет архимандрит Дионисий. Много часов проходит мимо него ополчение ― каждого архимандрит осеняет крестом и окропляет святой водой. Дует сильный ветер, и всадники с трудом удерживаются в седлах ― словно некая сила не пускает их к Москве. Но вот последними подходят под благословение князь Пожарский и гражданин Минин… В этот самый миг ветер меняет направление. Теперь он дует в сторону Москвы. Войска, как на крыльях, летят к столице.

В боях за Москву гражданин Кузьма Минин сражается в первых рядах. Когда ополчение идет на битву, поляки слышат боевой клич русских: «Сергиев! Сергиев!» Так каждый воин дает знать, что он ― из ополчения Сергиевой обители, Сергиев ученик. И когда польские войска слышат этот клич, они отступают, потому что знают, что Сергиеву рать им не одолеть никогда…

В октябре 1612 года Москва была освобождена. Бесславно закончились для поляков и второй набег королевича Владислава, и новая осада лавры. Только на дверях Троицкого собора остался след от польского ядра, который можно видеть и сейчас.

Явление преподобного Сергия близ г. Богородицка Тульской области в январе 1942 года

Было это зимой 1942 года, в середине или конце января. Незадолго до этого немецкое наступление под Москвой, докатившись до этих мест, остановилось в верховьях Дона. Небольшое село Кузовка, лежавшее крестообразно в долине небольшой речки Уперты, притока Упы, было два месяца занято немцами. К востоку от него все время слышалась сильная канонада, а затем началось стремительное отступление немцев из этих мест. В январе село освободили.

Железная дорога, пролегавшая в окрестностях села, была повреждена, поэтому поезда не ходили. Лишь два раза в день проезжала по ней ручная дрезина, на которой подвозились материалы для ремонта путей и контактной сети. По тому, как долго отсутствовала дрезина, люди высчитывали, как далеко откатился фронт на запад, ― канонаду орудий еще слышали в селе.

Однажды ясным солнечным январским днем жители села стали свидетелями удивительного явления: над железной дорогой за селом, по небу, в двадцати-тридцати метрах над землей, с северо-востока по направлению к юго-западу, вслед за уходящим фронтом, медленно шествуя по воздуху с посохом в руке, двигалась человеческая фигура. Первоначально многим показалось, что человек чинит поврежденную контактную сеть на железной дороге, но фигура продолжала двигаться прямо по небу и не над железной дорогой, а далее ― над заснеженным полем. Солнце освещало ее силуэт, и все жители, выбежавшие из домов, ― и верующие, и те, кто относился к вере скептически, ― увидели, что это седой старец, вероятно монах, идущий с посохом в руке. Монах шел, не обращая никакого внимания на толпы людей, многие из которых крестились, иные стояли молча либо шепотом говорили: «Смотрите, смотрите, вон, видите ― над железной дорогой!» А какая-то женщина громко крикнула, крестясь: «Да это Николай Чудотворец!» Старец все продолжал идти вперед. В одном месте он остановился, положил посох (на воздух, будто там была земля!) и, сотворив земной поклон, снова взял посох в руки и продолжил шествие свое дальше на запад. Фигура старца стала постепенно уменьшаться, пока не превратилась в маленькую точку, на которую было больно смотреть из-за солнца, светившего прямо в глаза. Чудесное явление длилось более часа, и его наблюдало множество людей ― жители села и эвакуированные из других мест, временно проживавшие в Кузовке.

Размышляя над виденным чудом, произведшим на всех огромное впечатление (а говорили о нем лишь в семьях, с самыми близкими, опасаясь давать своим рассказам огласку), люди пришли к убеждению, что это был не святитель Николай, а преподобный Сергий ― небесный заступник края, по молитвам которого в этих же местах некогда одержал победу святой Дмитрий Донской. Шел он с северо-востока, где лежит Свято-Троицкая лавра преподобного Сергия, оттуда, где некогда стоял стан русских воинов во время битвы на поле Куликовом. И двигался он на запад, вслед за уходящим фронтом, молясь за русский народ и за русских воинов, многие из которых вновь вспомнили о Боге в тяжелую годину войны и шли с оружием впереди, освобождая от иноземных захватчиков Русскую землю.

(Из рассказа В. А. Татаринова, очевидца явления. Записано в 1995 году[35].)

Троице-Сергиева лавра

Через несколько лет после явления Сергия Радонежского в небе над селом Кузовка святые мощи преподобного, отнятые богоборческой властью в 1919 году, были возвращены Церкви. Они и сейчас почивают в Троицком соборе Троице-Сергиевой лавры города Сергиев Посад (с 1930-го по 1991 год ― Загорск)[36].

Лампада над ракой великого печальника и молитвенника Русской земли зажглась в 1946 году. Как могло это случиться еще в те, страшные сталинские годы?

Когда враг в бинокль разглядывал Москву, Сталин впервые обратился к народу со словами: «Братья и сестры…» Стало ясно, что когда-то он учился в семинарии. Вспомнили тогда и другое слово: «Отечество». И «сброд тонкошеих вождей» понемногу начал понимать: без Церкви победы в войне не добыть.

Церковь передала правительству более трехсот миллионов рублей, большое количество драгоценностей. На средства Церкви была построена танковая колонна имени Дмитрия Донского и авиаэскадрилья имени Александра Невского. Патриарх Сергий благословил народ на битву с «поганой ордой». В войска выезжали священники, прямо на передовой, под пулями, служили молебны перед чудотворными иконами Божией Матери. Приходские священники, оказавшиеся на оккупированной территории, служили связными, воевали в партизанских отрядах. В тылу Церковь отдавала все силы делу фронта…

Советское государство уже не решалось слать карательные экспедиции на того, кто помогал ему выстоять в войне. Пришлось нехотя менять курс… Так было принято решение о возрождении монастыря в лавре и о передаче Церкви мощей преподобного Сергия Радонежского. Огромными жертвами, невероятными страданиями и кровью русский народ и Православная Церковь отстояли свое право на лампаду над ракой Сергия.

Долгое время лавра соседствовала с музеем. В конце 1980-х годов в монастыре было более ста двадцати монахов и послушников, действовали Московская духовная академия и семинария. Сейчас возрождается и «созвездие лавры» ― в начале 1990-х годов возобновились богослужения в Черниговском скиту, вновь открыта Смоленская Зосимова пустынь, служат и в храмах бывшего Пятницкого «полольного» монастыря у стен лавры. В 1992 году городу преподобного было возвращено историческое название Сергиев Посад.

Сейчас монастырь, по словам Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, «как и во дни преподобного Сергия, щедро делится своим духовным богатством с каждым приходящим в него».

Преподобный Сергий Радонежский первый раз спас Русскую землю во времена татарского ига; второй раз ― во время смуты и польско-литовского нашествия. В третий раз он явился русским людям в переломный момент Великой Отечественной войны. Сейчас Россия переживает времена новых погромов Православия, новой смуты и нового, хоть и скрытого, нашествия инородцев.

Отче Сергие, моли Бога о нас!

Глава 6. К Амвросию, в Оптину(Оптина пустынь, г. Козельск, Калужская область)

Оптина пустынь… В конце XIX века к этому небольшому монастырю близ Козельска были прикованы взоры всей России. «На наших глазах, ― писал Борис Зайцев, ― совершались бесконечные паломничества в Оптину ― от Гоголя, Толстого, Соловьева, со сложнейшими запросами души, ― до баб ― выдавать ли замуж дочку да как получше прожить с мужем».

Не к мощам и иконам, не к памятникам архитектуры стремились богомольцы ― они несли в пустынь свои тревоги, беды, болезни. Велика была слава Оптиной.

А ведь еще за сто лет до этого расцвета, в 1773 году, в пустыни подвизалось только два (!) монаха, глубокие старики, один из которых к тому же был слепцом.

Оптина пустынь была основана еще в середине XV века, но монастырю не удавалось ни разбогатеть, ни укрепиться: вотчин у пустыни не было, город отобрал даже единственную мельницу. Монахи, бывало, ели одну вареную капусту. Удивительно, но именно этой самой нищей, незнаменитой обители Калужской епархии суждено было не исчезнуть, а воскреснуть и заблистать на всю Россию. Постепенно она обзавелась угодьями и обстроилась каменными зданиями…

Старцы

Монастырь возродили старцы. Старец ― это не обязательно старый (например, преподобный Амвросий был избран старцем в 48 лет), хотя старцами действительно чаще всего становились в преклонных летах. Старчество ― это особый подвиг иночества. По словам отца Сергия Булгакова, этот вид иноческой жизни состоит в постоянном духовном руководстве старцем своих духовных детей, от которых как необходимое условие требуется добровольное, искреннее и доверчивое отношение к своему руководителю, свободное и полное подчинение ему и частое (по возможности ― ежедневное) исповедание перед ним не только всех своих дел и поступков, но и самых сокровенных мыслей, чувств и стремлений. Этот путь отречения от своей воли ведет, как показывают многочисленные примеры, к высочайшему взлету духа в человеке.

Появление или возрождение школы старчества в России связано с именем преподобного Паисия Величковского (1722-1794). Этот святой старец, архимандрит одного из румынских монастырей, собирал и переводил на русский и другие языки творения греческих аскетов-исихастов (результатом чего явилось изданное в 1793 году в России «Добротолюбие»). Духовные внуки святого Паисия ― братья-отшельники калужских лесов Моисей и Антоний Путиловы ― получили благословение возродить Оптину пустынь. И жизнь монастыря преобразилась.

В 1821 году на монастырской пасеке возник знаменитый Оптинский скит, где жили старцы. Первым знаменитым оптинским старцем был Лев († 1841), вторым ― Макарий († 1860), третьим ― Амвросий († 1891), столп старчества Оптиной.

Старец Лев в молодости был приказчиком, объездил почти всю Россию. Постригся около тридцати лет. Его учителем был схимонах Феодор, ученик Паисия Величковского. Старец был духовным богатырем, нелицеприятным, иногда резким в слове и юродствующим. Речей он никогда не готовил ― поступал по внушению свыше. Обладал даром целительства: помазывал больных маслом от лампадки, непрестанно горевшей перед иконой Владимирской Божией Матери, ― единственным украшением его кельи. Приводили к нему и одержимых.

Ко Льву стекались толпы больных и обездоленных. Но не всем нравилось почитание, которым при жизни окружал народ старца Льва; на него писали доносы, обвинения, запрещали принимать людей, переселяли с места на место. К этим невзгодам старец относился благодушно и каждый раз с пением «Достойно есть» переносил на новое место свою икону Божией Матери.

Начиная с 1834 года Льву в духовном руководстве помогал перешедший в Оптину пустынь Макарий. Двух иноков связывала большая дружба, и часто они решали какие-то вопросы вместе.

Старец Макарий родился в семье орловского дворянина. Это был блестяще одаренный человек. Он отлично играл на скрипке, много читал. На четырнадцатом году поступил на службу бухгалтером. Через десять лет, после смерти отца, он вышел в отставку и поселился в деревне. Встреча с Афанасием, учеником Паисия Величковского, перевернула его жизнь. Вскоре он принял постриг. После смерти Льва Макарий стал руководить скитом. Пишут, что лицо его «было бело и светло, как лицо ангела Божия». И в старчестве своем Макарий сохранил особую деликатность, скромность характера. К нему приводили больных и одержимых, которых он, подобно старцу Льву, исцелял, помазывая маслом из лампадки перед Владимирской иконой. Вот один из примеров: «Некто больной бросился на него с неистовым криком и ударил его по щеке, на что отец Макарий употребил сильнейшее оружие против врага ― смирение. Болезнь в результате этого была побеждена, а человек, не помня о своем поступке, долго лежал у ног старца и встал затем совершенно здоровым».

Свой дар прозорливости Макарий тщательно скрывал. И все же многие знали о нем. Наталья Петровна Киреевская, жена философа Киреевского, родоначальника славянофильства, вспоминала, как в октябре 1846 года Иван Васильевич решил написать письмо знаменитому старцу (они жили тогда в Москве). «Я писал к батюшке, сделал ему много вопросов, особенно для меня важных… Сознаюсь, ему трудно будет отвечать мне», ― сказал Киреевский. «Не прошло и часа после этого времени, ― писала Наталья Петровна, ― как пришло письмо на имя Ивана Васильевича. Не распечатывая, он спрашивает: „Что это значит? Отец Макарий ко мне никогда не писал“. Читает письмо, меняется в лице, говоря: „Удивительно! Поразительно! Как это? В письме этом все ответы на мои вопросы, сейчас только посланные“».

За год до своей смерти Макарий сказал одной тяжело больной помещице: «Ты выздоровеешь, а умрем мы вместе». Она скончалась 23 августа 1860 года. Спустя три дня Макарий внезапно заболел и еще через четыре дня отошел ко Господу. Позже при погребении преподобного Антония, когда копали яму, могила Макария обвалилась, гроб приоткрылся, и тело старца обнаружилось нетленным.

Старцы Лев и Макарий вместе выпестовали великого Оптинского старца Амвросия.

В июне 1988 года деянием Поместного Собора Русской Православной Церкви Амвросий Оптинский был причислен к лику святых угодников[37]. В июне 1996 года в соборе Оптинских старцев были канонизированы преподобные Лев и Макарий.

Отец, прозорливец

Сказать, что Амвросия при жизни любили, ― значит не сказать ничего: его боготворили. Когда старец выезжал погостить в Шамординскую обитель, толпы народа сопровождали его; люди бежали за экипажем, хватаясь за колеса, чтобы взглянуть на него, иные вскакивали на подножку и успевали спросить о чем-нибудь.

Летом в жаркие дни он выходил благословлять на воздух. От самого крыльца устроены были жерди (перила), по одну сторону которых стоял народ, а по другую шел согбенный старец, останавливаясь по временам и давая советы.

Все это наблюдал Федор Михайлович Достоевский. Писатель посетил Оптину пустынь в 1877 году и долго беседовал с преподобным. С преподобного Амвросия Достоевский писал старца Зосиму (роман «Братья Карамазовы»).

«Многие из приходивших с больными детьми или взрослыми родственниками и моливших, чтобы старец возложил на них руки и прочитал над ними молитву, возвращались вскорости, а иные так и на другой же день обратно и, падая со слезами перед старцем, благодарили его за исцеление больных. Старец выходил к толпе ожидавших его у входа у ворот скита богомольцев из простого народа, нарочно чтоб видеть старца и благословиться у него, стекавшегося со всей России. Они повергались перед ним, плакали, целовали ноги его, целовали землю, на которой он стоит, вопили бабы, протягивали к нему детей своих, подводили больных кликуш. Старец говорил с ними, читал над ними краткую молитву, благословлял и отпускал их. В последнее время от припадков болезни он становился так слаб, что едва бывал в силах выйти из кельи, и богомольцы ждали иногда в монастыре его выхода по несколько дней» (глава «Старцы»).

В скиту Амвросия навещали писатели Константин Леонтьев и граф Алексей Константинович Толстой, философы Владимир Соловьев, Николай Страхов и Памфил Юркевич. Бывал в пустыни Гоголь, приезжали историки Погодин и Шевырев. Философ-славянофил Иван Киреевский, духовный сын старца Макария, поселился в пустыни и вместе с женой трудился над изданием святоотеческих творений, причем издавал их по большей части на свои деньги. Здесь он и был похоронен. В пустыни доживал свой век известный исследователь Китая иеромонах Виноградов; принял схиму и поселился в Оптиной художник Болотов, член Петербургской Академии художеств. Он основал иконописную мастерскую. Бывали здесь великий князь Константин Константинович Романов и митрополит Московский Иоанникий.

Приезжал в Оптину и беседовал с Амвросием и граф Л. Н. Толстой. После одной из таких бесед старца застали в слезах. «Какой гордый человек!» ― несколько раз горестно произнес святой. Возможно, это был единственный раз, когда его слово не нашло доступ к сердцу собеседника.

Кто же этот дивный старец, которому в конце XIX века внимала вся Россия?

Иеросхимонах Амвросий, в миру Александр Михайлович Гренков, родился 21 ноября 1812 года в селе Большие Липовицы Тамбовской губернии и уезда, в семье чтеца местной церкви. Мальчиком он отличался веселым и бойким нравом. Семья у Михаила Гренкова была большая ― пять сыновей и четыре дочери. Александр поступил в Тамбовскую духовную семинарию, успешно окончил курс и получил место учителя в Липецком духовном училище. В молодости он был большим охотником поговорить, так что даже, собираясь куда-нибудь в гости, давал себе обещание молчать; но в компании снова увлекался, забывая свое обещание. (В старости он говорил, что «и рад был бы теперь помолчать, да не приходится».)

Но вот мирская жизнь постепенно стала казаться ему суетной и пустой. Только молодость и веселый нрав удерживали его от окончательного решения. Конец колебаниям положила опасная болезнь. Александр направился к известному затворнику Иллариону Троекуровскому. Тот принял его ласково и велел идти прямо в Оптину пустынь, говоря, что там есть опытные старцы, которые могут руководить им в духовной жизни.

В 1842 году его постригли в монашество и нарекли Амвросием. Амвросий часто посещал в скиту старцев Льва и Макария. Те очень полюбили молодого монаха и говорили про него: «Амвросий будет великий человек». Спустя некоторое время Макарий взял его к себе в келейники[38].

В 1843 году Амвросий был рукоположен в иеродиакона, а в 1845 году ― в иеромонаха. (Примерно через год его поразила тяжкая болезнь, и он уже не мог священнодействовать в этом сане.)

Вот и все, что мы знаем о пути Амвросия, потому что далее, по житию, мы видим его уже в ореоле святости ― знаменитым, почитаемым и окруженным толпой, жаждущей от него совета и вразумления. В какой же момент состоялся этот великий переход ― от человека обычного к человеку духовному? Житие молчит. Внутренняя жизнь отца Амвросия того времени скрыта от нас. Какие жертвы он принес, какие молитвенные подвиги совершил?

Должно быть, и самая обычная иноческая жизнь была для преподобного подвигом. Ведь врачи говорили о нем так: «Если бы речь шла об обычном больном, умер бы через десять минут, а тут может и десять лет прожить». Амвросий «простудился» по дороге в Калугу, куда его возили в сильный мороз для посвящения в иеромонахи. Вряд ли это была обычная простуда, потому что тяжелейшие болезни преследовали затем Амвросия до самой смерти. При каждом движении он должен был испытывать подлинные мучения. А ведь ему приходилось непрерывно принимать посетителей и выходить к народу, утешать, лечить чужие израненные души и тела… У него самого в это время темнело в глазах.

Прп. Амвросий Оптинский

И при этом все без исключения отмечают, что Амвросий до конца дней был веселым и жизнерадостным человеком. Вот эта веселость и есть, наверное, мера подвига старца.

Когда некоторые посетители, подолгу ожидая его аудиенции, начинали роптать, он встречал таких нетерпеливых шутливыми словами: «Терпел пророк Моисей, терпел пророк Елисей, терпел пророк Илия, так потерплю ж и я».

«Как жить?» ― кричали ему из толпы. «Жить не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать и всем мое почтение», ― отвечал Амвросий.

«Батюшка, ― спрашивала какая-нибудь девица, ― куда благословите: замуж или в монастырь?» «Это куда у тебя самой больше перевеса», ― улыбался старец. Но часто он решал прямо. Бывало, что к нему приходили две молодые девушки: одна просилась в монастырь, другая собиралась замуж, но Амвросий решал их судьбу наоборот, и обе были очень счастливы. Было и много примеров, когда, не сделав по его благословению, люди приезжали со слезами раскаяния, так как не было удачи в их делах, а некоторые даже сходили с ума. По благословению старца всегда выходило хорошо. Один из примеров тому ― случай, который произошел с иконописцем Николаем Дмитриевичем Михайловым (умер в Козельске весной 1910 года) и был записан Сергеем Нилусом, знавшим Михайлова лично. Вот рассказ иконописца.

«Незадолго до кончины старца, годочка этак за два, надо мне было ехать в Оптину за деньгами: иконостас там мы делали, и приходилось мне за эту работу от настоятеля получить довольно крупную сумму денег. Получил я свои деньги и перед отъездом зашел к отцу Амвросию благословиться на обратный путь. Домой ехать я торопился ― ждал на следующий день заказ большой получить ― тысяч на десять, а заказчики непременно должны были быть у меня на следующий день в Козельске.

Народу в этот день у старца, по обыкновению, была гибель. Прознал это он про меня-с, что я его дожидаюсь, да и велел мне сказать через своего келейника, чтобы я вечером зашел к нему чай пить. Хоть и надо было мне торопиться ко двору, да честь и радость быть у старца и чай с ним пить были так велики, что я рассудил отложить свою поездку до вечера, в полной уверенности, что успею ко времени попасть в Козельск и не упустить заказчиков. Приходит вечер, пошел я к старцу. Принял меня старец такой-то веселый, такой-то радостный, что и земли под собой не чую. Продержал меня батюшка, ангел наш, довольно долго ― уже почти смеркалось ― да и говорит мне:

– Ну, ступай с Богом! У меня ночуй, а завтра благословляю тебя идти к обедне, а от обедни чай пить заходи ко мне!

Как же это так! ― думаю я… Ну, да не посмел старцу перечить. Переночевал, был у обедни, пошел к старцу чай пить, а сам скорблю о заказчиках и все соображаю: авось, мол, успею хоть к вечеру попасть домой в Козельск… Как бы не так!.. Отпили чай. Хочу-с это я старцу сказать: благословите домой ехать! А он и мне слова не дал выговорить:

– Приходи, ― говорит, ― сегодня ночевать ко мне!

У меня даже ноги подкосились, а возражать не смею, сами знаете-с, какое у нас, у детей его духовных, было послушание!

Прошел день, прошла ночь. Наутро я уже осмелел и думаю: была не была, а уже сегодня я уеду ― авось денек-то меня мои заказчики подождали… Куда тебе, и рта мне не дал старец разинуть:

– Ступай, ― говорит, ― ко всенощной сегодня, а завтра к обедне. У меня опять сегодня заночуй!

Что за притча такая?.. Тут уж я совсем заскорбел и, признаться, погрешил на старца: вот-те и прозорливец! Точно не знает, что у меня по его милости теперь ушло из рук выгодное дело! И так-то я был на старца непокоен, что и передать не могу-с. Уж не до молитвы мне было в тот раз у всенощной ― так и толкает в голову: вот тебе твой старец! Вот тебе и прозорливец!.. Свистит теперь твой заработок!

Ах как мне было в то время досадно!

А старец мой, как на грех, ну точно вот, прости Господи, мне в издевку, такой меня после всенощной радостный встречает. Горько мне, обидно стало: и чему, думаю я, он радуется?.. А скорби своей все-таки вслух высказать не осмеливаюсь.

Заночевал я таким-то порядком-с и третью ночь. За ночь скорбь моя немного поулеглась: не воротишь того, что плыло да сквозь пальцы уплыло!.. Наутро прихожу от обедни к старцу, а он мне:

– Ну, теперь пора тебе и ко двору. Ступай с Богом, Бог благословит! Да по времени не забудь Бога поблагодарить!

И отпала тут от меня всякая скорбь. Выехал я себе из Оптиной, а на сердце-то таково легко и радостно, что и передать невозможно… К чему только сказал это батюшка: по времени не забудь Бога поблагодарить!.. Должно, думаю, за то, что Господь во храме три дня подряд удостоил побывать… еду я домой не спеша и о заказчиках своих вовсе не думаю: уж очень мне отрадно было, что батюшка со мной так обошелся.

Приехал-с я домой, и чтобы вы думали?.. Я в ворота, и заказчики мои ― за мной: опоздали, значит, против уговору на трое суток приехать.

Ну, думаю: „Ах, ты мой старичок благодатный! Уж подлинно ― дивны дела Твои, Господи!“

Хороший я тогда имел от этих заказчиков заработок. Хоть бы повек так работать.

Однако не тем еще все это кончилось; вы послушайте-ка, что дальше-то было!

Прошло с того случая времени немало. Помер наш отец Амвросий. Года два спустя после его праведной кончины заболевает у меня мой старший мастер, доверенный он у меня был человек и не работник, а прямо ― золото. Жил у меня безысходно годов поболе двадцати. Заболевает к смерти. Послали мы за священником, чтобы поисповедывать и причастить ― пока в памяти. Только смотрю, идет ко мне от умирающего священник, да и говорит:

– Больной вас к себе зовет, видеть вас хочет. Торопитесь ― как бы не помер!

Прихожу к больному, а он, как увидел меня, приподнялся кое-как на взлокоточки, глянул на меня, да как заплачет:

– Прости мой грех, хозяин! Я ведь тебя убить хотел…

– Что ты, Бог с тобой! Бредишь ты!..

– Нет, хозяин, верно убить хотел!.. Помнишь, ты из Оптиной запоздал на трое суток домой приехать? Ведь нас трое, по моему уговору, три ночи подряд тебя на дороге под мостом караулили, на деньги, что ты за иконостас из Оптиной вез, позавиствовали. Не быть тебе в ту пору живым, да Господь за чьи-то молитвы отвел тебя от смерти без покаяния. Прости меня окаянного, Бога ради, отпусти, ради Христа, с миром мою душеньку!..

– Бог тебя простит, как я прощаю!

Тут мой больной захрипел и кончаться стал. Царствие небесное его душеньке! Велик был грех да и велико ж было и покаяние!..

– Вот-с, батюшка вы мой, сколь велик был Божий старец! Через сколько лет сказалась его, батюшки, прозорливость! Вот с чего он и радостен, и светел-то был, когда в Оптиной меня задерживал: четыре души спасал батюшка ― меня от смерти без покаяния безвременной, а убийц моих от вечного осуждения!»[39]

Преподобный Амвросий обладал дивным даром целительства, но тщательно скрывал его. Он никогда не читал над больными особенных молитв, а посылал их к мощам святых или к чудотворным иконам или просто назначал принимать какую-нибудь траву. Его больные, истратившие много денег на докторов, принимая назначенное снадобье и получая совершенное исцеление, конечно, понимали, что не трава, а сила молитв старца совершила это чудо.

Однажды к нему привезли барыню со страшной опухолью в горле. Больная совсем не могла принимать пищи, и доктора уже отчаялись ей помочь. «Батюшка, исцелите ее!» ― обратилась к Амвросию одна из монахинь. Вспоминают, что старец сильно на это разгневался и монахиню прогнал. Больной же велел помазать горло маслом от лампадки и строго сказал: «Царица Небесная тебя исцелит». Возвратившись в свой номер, женщина почувствовала, что снова может глотать; болезнь ее больше не повторялась.

О своем собственном исцелении Амвросий никогда не просил. Он считал болезнь полезной для монаха и говорил, что «иноки не должны лечиться». Видевшие старца неоднократно замечали, что лицо его порой преображается, озаряясь чудным светом.

Преподобному приходилось отвечать на множество писем. Собранные вместе, письма Амвросия не раз переиздавались. В этих посланиях, адресованных к знатным и незнатным, к ученым и неученым, старец Оптиной пустыни с присущим ему даром слова указывал единый спасительный путь жизни ― покаяние и веру в Промысел Божий.

«Мое место займет Иосиф…»

Преподобный Амвросий, умирая, говорил: мое место займет старец Иосиф. Пророчество это удивительным образом сбылось не только в переносном (после смерти Амвросия духовником монастыря стал Иосиф), но и в буквальном смысле.

Надо сказать, что место погребения великого оптинского старца стало почитаться сразу после его блаженной кончины. Однако в 1923 году Оптина пустынь была закрыта. Началось ее разрушение и разорение. Стерли с лица земли и часовню на могиле старца Амвросия. Впрочем, разрушители не смогли уничтожить память о нем. Все паломники, приезжавшие в Оптину, молились и служили панихиды по почившим старцам на том месте, где, по предположениям, находилась часовня преподобного Амвросия. Из чувства благоговения они выложили на земле из кирпича крест и побелили известью. Как выяснилось впоследствии, верующие ошиблись: крест из кирпича был выложен не над мощами Амвросия, а над могилой святого старца Иосифа, ученика и келейника преподобного, который был погребен рядом со своим учителем! Десять лет ― с октября 1988 года, когда было произведено открытие мощей, до июля 1998 года ― честные останки святого Иосифа Оптинского хранились в раке, приготовленной для преподобного Амвросия…[40]

Чудо мироточения от иконы Преподобного Амвросия Оптинского

16 ноября 1988 года около 11 часов вечера иноки и паломники, находившиеся во Введенском храме Оптиной пустыни, заметили мироточение от иконы Преподобного Амвросия. Эта икона была написана студентом Московской семинарии с участием известного иконописца архимандрита Зинона. Образ находился постоянно во Введенском соборе рядом с мощами преподобного Амвросия.

Вот как описывает это событие свидетель ― послушник Оптиной: «Сначала на иконе появилось подобие испарины ― мельчайшие капельки влаги (в области, соответствующей сердцу преподобного). Вскоре стало отчетливо заметно очерченное маслянистое благоухающее пятно. Затем капли, подобные блестящим бисеринкам, стали появляться и в других местах ― на мантии преподобного и на свитке на его руке, на котором написано: „Подобает убо нудитися возрастати в смирении“. Капельки то тут, то там загорались, увеличиваясь на наших глазах, превращались в полновесные капли, а потом некоторые из них уменьшались и исчезали.

Истечение мира сопровождалось благоуханием. Оно действовало как бы волнами, то сразу захватывая всех, то пропадая до едва ощутимого. Среди земных запахов ему нельзя подобрать аналогичный. Если постараться назвать производимое им впечатление, то это как бы благовонная, сконцентрированная свежесть.

Происходящее чудо было просто и страшно одновременно. В храме в это время шла обычная уборка, и за заботами люди как бы не замечали иконы и стоящих около нее в изумлении иноков. То, что происходило перед нашими глазами, поражало простотой. Мы, далекие от экзальтации, спокойно переговаривались, обменивались впечатлениями. Всеми ощущалось присутствие преподобного Амвросия, взгляд которого обрел дивную глубину и ясность. Читался канон преподобному, мы пели величание…

Постепенно истечение мира переместилось в область раскрытого свитка, и несколько крупных капель появилось на словах „возрастати в смирении“.

Мироточение остановилось ночью».

В последующие дни икона преподобного неоднократно начинала мироточить. Так, миро появилось на иконе в день тезоименитства покойного Святейшего Патриарха Пимена. Были и другие случаи, один из которых заслуживает особого внимания, ― чудо мироточения удалось заснять на кинопленку. Об этом рассказал очевидец иеродиакон Сергий.

17 сентября 1989 года после литургии готовилась съемка программы для фестиваля киноискусства в Амстердаме. На вопрос отца Сергия о его вере в Бога кинооператор ответил отрицательно. Было неясно, как строить рассказ о монастыре для неверующего, и отец Сергий пошел поклониться мощам преподобного, чтобы тот сам все управил. Когда вместе с оператором он подошел к иконе преподобного, то замер в изумлении: на иконе были явственно видны два пятна с потеками мира. В храме никого не было, кроме послушников у свечного ящика в другом конце собора. Оператор заметил ему: «Я вижу, что с вами что-то происходит». Отец Сергий указал на причину. После этого позвали послушника, и, когда у иконы появился второй свидетель, началась съемка. Ощутивший божественный аромат оператор воскликнул: «Жаль, что нельзя снять запах!»

Фильм был показан на фестивале в Амстердаме и имел успех. Так преподобный вновь вышел на проповедь к людям[41].

Введенская Козельская Оптина пустынь

15 июня 1924 года в Оптиной пустыни была отслужена последняя всенощная. В 1926 году монастырь был просто разгромлен активистами. Оптинские старцы пополнили число российских новомучеников и исповедников (Никон и Исаакий). Старец Нектарий был отправлен в ссылку в село Холмищи…

В Оптиной постепенно воцарялось запустение. Храмы разорили и обезглавили, могилы старцев сровняли с землей. Были разрушены шестидесятипятиметровая колокольня, больничная Владимирская церковь, ограда, многие строения. Здания пустыни отдали под жилье, часть строений заняло ПТУ. Лишь в 1974 году ансамбль монастыря был взят под охрану государства и началась реставрация отдельных построек. Но в середине 1980-х монастырь все еще выглядел так, словно его только что оставил неприятель.

Старцы знали о грядущих годах беззакония. «Будет шторм. И русский корабль будет разбит, ― писал перед революцией старец Анатолий. ― Но ведь и на щепках и на обломках люди спасаются. Не все погибнут. А что после шторма бывает? После шторма бывает штиль. А потом будет явлено великое чудо Божие. И все щепки и обломки соберутся и соединятся, и снова явится великий корабль во всей своей красе!»

Старцами было предсказано, что Оптина пустынь возродится, и начнется это попечением людей мирских. В 1987 году было принято постановление Совета министров СССР о возвращении монастыря Русской Православной Церкви. Оптина стала одним из первых вновь открытых монастырей.

3 июня 1988 года освятили первый престол новой Оптиной пустыни ― в честь Владимирской иконы Божией Матери. «В этом нашли первую духовную силу, чтобы устоять от страха перед неустройством, ― говорил архимандрит Евлогий (ныне епископ Владимирский и Суздальский). ― Там пошли новые постриги, рукоположения… мы приехали сюда ― здесь ничего нет. И все надо сразу! Жилье, храм, питание, баня… Забот у монастыря не перечесть».

За несколько лет монастырь преобразился: восстановлены церкви (Введенский собор, храмы Марии Египетской и Казанский), стены и башни монастыря. Возрождена монастырская библиотека. Восстановлен скит с домиками старцев и деревянным храмом Иоанна Предтечи.

Во Введенском соборе находится главная святыня монастыря: рака с мощами преподобного Амвросия Оптинского. В том же соборе паломники могут увидеть мироточивую икону Амвросия Оптинского и росоточивую икону Божией Матери Казанскую. (Чудо росоточения от Казанской иконы произошло в тот самый день, когда замироточил образ преподобного Амвросия; свидетели видели выступившую на изображении Богородицы прозрачную, как слеза, влагу.)

Паломники, посетив Оптину, часто направляются в Казанскую Свято-Амвросиевскую пустынь. Этот женский монастырь находится в тринадцати километрах от Оптиной пустыни, в поселке Шамордино. Обитель основал сам преподобный Амвросий, она была любимым его детищем. Все постройки в ней производились по планам Амвросия, он установил и строй обители, и ее порядки. В Шамордине он часто подолгу гостил; здесь он и умер, окруженный плачущими сестрами. Игуменьей монастыря в начале XX века была Мария Николаевна Толстая, сестра Льва Толстого. В 1920-е монастырь был закрыт. Здания разрушались, то пустовали, то были заняты различными учреждениями. В конце 1980-х, когда отсюда выехал техникум, заброшенный монастырский комплекс с пустыми глазницами окон, обезглавленными храмами и остовами сельскохозяйственных машин внутри зданий, казалось, не оставлял надежд на возрождение.

Но оно произошло ― в 1990 году при активной помощи наместника Оптиной пустыни отца Евлогия Казанская Свято-Амвросиевская пустынь вновь была открыта.

Сейчас на наших глазах прорастают семена, брошенные в землю святым Амвросием. Снова звучат молитвы в Шамордине; снова тысячи людей отправляются к старцам Оптиной пустыни. Чудотворят мощи, мироточат иконы. Монастырь переживает новый расцвет.

Отче Амвросие, моли Бога о нас!

Глава 7. Святитель Митрофан(Покровский кафедральный собор, г. Воронеж)

Митрофан Воронежский был епископом Русской Церкви, проповедником православия, просветителем, устроителем монастырей, государственным мужем (сподвижник Петра I) и еще… праведником, молитвенником и чудотворцем. Какой дивный подбор дарований ― Божеских и человеческих! Какой яркий светильник озарил время Петровских реформ, время рождения новой России, могучей имперской державы!

«Чистое житие»

К сожалению, подробные обстоятельства жизни святителя Митрофана, чудотворца Воронежского, одного из самых любимых на Руси святых, известны плохо. Но и то немногое, что дошло до нас, дает представление о человеке необычайном с судьбой поистине удивительной.

Вот скупые сведения о начале жизни святого: родился в 1623 году под Владимиром от благочестивых родителей, при крещении получил имя Михаил. Был женат, трудился, воспитывал сына Ивана… Обычная, ничем не примечательная судьба. Но вот в сорок лет Михаил овдовел. И наверное, монашество уже давно влекло его. Теперь путь был открыт. Около 1663 года Михаил поступил в заштатную Золотниковскую пустынь. При пострижении он принял имя Митрофан.

Маленькая обитель стояла на берегу речушки Золотоструйки, в 34 верстах от Суздаля. Ее за несколько лет до рождения будущего святителя Митрофана основал инок Иона. Митрофан принял постриг в те годы, когда многие, пройдя долгий путь послушания, иночества, пустынножительства сами уже становились основателями монастырей. Его Господь призвал не сразу, а после долгой жизни в миру.

Мы не знаем, как подвизался в монастыре новоначальный инок Митрофан. Какие послушания, он, умудренный жизнью в миру, мог нести в монастыре? Пек хлебы? Заготавливал дрова? Трудился в огороде? Скатывал свечи? А может быть, переписывал книги или занимался иконописью? Известно, что уже в сане епископа, живя на архиерейской даче, он продолжал работать в поле. Наверное, именно этот труд был хорошо знаком Митрофану и любим им.

Мы не знаем, как он молился, как постился. Изнурял ли свое тело ночным стоянием в келье? Подставлял ли тело укусам насекомых? Восходил ли для молитвы на камень? Какими качествами он обладал, чтобы уже через несколько лет жизни в Золотниковской пустыни быть возведенным в сан игумена, по горячей просьбе братии Яхромского монастыря?

Достоверно известно лишь то, что он носил власяницу. Наверное, аскеза Митрофана была строгой, но не за одну лишь аскезу почитают его. «Стяжи вокруг себя дух мирен, и тысячи вокруг тебя спасутся», ― скажет спустя столетие преподобный Серафим Саровский. «Дух мирен» почивал на иноке Золотниковской пустыни. Каким смирением и добротой дышит лицо святителя на иконе! Русское лицо с широкими скулами, высокий лоб, белая борода старца. Да, наверное, в молодости святитель был и высок ростом, и широкоплеч, и силу имел «против двух человек». Но каким ясным спокойствием проникнуты его черты!

Десять лет управлял Митрофан монастырем на реке Яхроме, обителью постриженника Киево-Печерской лавры преподобного Косьмы Яхромского. Затем еще семь лет был игуменом Макарьевского монастыря на реке Унже (Костромская губерния), основанного в 1439 году просветителем мордвы и чувашей Макарием Желтоводским. Здесь Митрофан, подобно великим подвижникам прошлого, строит каменную церковь во имя Святой Троицы.

Каким он был в должности настоятеля? Отказывался ли поначалу от посвящения? Уступил ли только после многочисленных просьб братии и приказа правящего архиерея? Был ли в сане игумена прост и доступен? Выходил ли на работу наравне со всеми? Был ли одет так бедно, что приходившие в монастырь не хотели узнавать в нем игумена?

Зная, как прост и скромен был Митрофан в сане архиерея, мы можем ответить на эти вопросы утвердительно. В годы игуменства в обители Макария Желтоводского слухи о святости Митрофана дошли и до царя Федора Алексеевича. И он полюбил посещать игумена на реке Унже.

2 апреля 1682 года Митрофан был рукоположен во епископа Воронежского. В июле того же года он побывал в Москве, где участвовал в венчании на царство Ивана и Петра Алексеевичей, держал в руках венец будущего императора.

Воронежская епархия была только учреждена и требовала благоустроения. Святитель Митрофан безвыездно провел в ней двадцать лет и восемь месяцев. Он воздвиг в Воронеже Благовещенский собор, где впоследствии был погребен; он устраивал монастыри, боролся с суевериями и расколом, был ревностным проповедником. Его дом был прибежищем больных, странников и обездоленных. Непрестанно епископ навещал больных и заключенных в тюрьмах. Боролся с пьянством и всякой нравственной скверной.

Это было время преобразователя Петра I, годы реформ, годы мучительного рождения новой России. Обладая даром прозорливости, святитель Митрофан по достоинству оценил гений Петра и старался по возможности способствовать созидательной деятельности государя. Молодой царь завел в Воронеже верфи для постройки флота. В проповедях Митрофан объяснял необходимость реформ, помогал царю из архиерейской казны. Построенный при участии епископа флот помог царю взять Азов. После Невского поражения Митрофан утешил и ободрил царя. Понимая необходимость знаний, Митрофан помогал иностранцам и в то же время предостерегал народ против близкого общения с ними из-за порчи нравов, которую они приносили.

Петр уважал и любил епископа, но, случалось, давал ему немало поводов для огорчений. Отступления от православных традиций и перекройка русского человека по голландскому образцу ― все это вызывало решительное осуждение Воронежского епископа.

Более двадцати лет носил Митрофан святительскую панагию[42]. Более двадцати лет трудился он на благо своей паствы. Смиривший себя, в иных случаях он умел проявлять твердость.

Однажды, приехав в Воронеж, царь захотел, по обыкновению, встретиться с преосвященным и пригласил его в свой небольшой дворец. Перед воротами этого дворца были поставлены древнегреческие статуи богов, в числе которых была и Венера. Увидев эти изображения, епископ повернул домой, не вступая в ворота. На повторное требование явиться перед царем святитель отвечал царскому посланнику так: «Доколе Государь не повелит низвергнуть идолов, которых видение есть соблазн для народа, не могу я предстать лицу его». Петр велел напомнить ему, что ослушники царя подвергаются смертной казни. «Мне еже жити ― Христос, и еже умрети ― приобретение», ― спокойно ответил Митрофан царскому гонцу. Так же неторопливо и спокойно, как он все делал в жизни, святитель стал готовиться к смерти, велел ударить ко всенощной. Царь же, услышав колокол, «повелел суетные изваяния изринути». На следующий день Митрофан пришел во дворец. Надо знать Петра Великого, чтобы понять то уважение к святителю Митрофану, которое сказалось в данном случае.

В последний раз они виделись 2 февраля 1702 года. Когда святитель заболел предсмертной болезнью, он 2 августа 1703 года принял схиму с именем Макария. Узнав о том, что святитель умирает, царь Петр, едва остывший от штурма Нотебурга и всех перипетий Северной войны, что есть сил поспешил в Воронеж. И ― успел, вбежал в покои епископа в самый день его кончины. Царь припал к одру Митрофана и оставался со святителем до его последнего вздоха. Он сам нес гроб до могилы, а после панихиды сказал окружающим, не умея сдержать слез: «Не осталось у меня более такого святого старца, ему же буди вечная память!»

Смерть Митрофана освятила 1703 год ― год основания Петербурга. Преставился преподобный 23 ноября в шесть часов пополудни в возрасте восьмидесяти лет.

Любимой молитвой святителя была молитва об умерших. Любимым изображением ― изображение человеческой жизни в виде скошенного полевого цветка…

Иереям Митрофан говорил: «Подавайте пример доброй жизни», а людям всех состояний завещал так: «Для всякого человека таково правило мудрых людей: употреби труд, храни мерность ― богат будеши; воздержно пей, мало яждь ― здрав будеши; твори благо, бегай злаго ― спасен будеши!»

Благодатные мощи

Еще при жизни само тело епископа сделалось благодатным, одежды (мантия) ― чудотворными. Митрофан был погребен в Воронежском Благовещенском соборе. Мощи его были обретены нетленными в 1717 году. Возле мощей происходили чудесные исцеления. Особенно много стало их отмечаться в 20-е годы XIX века, что послужило поводом архиепископу Антонию II неоднократно обращаться в Священный Синод. В Воронеж стали прибывать тысячи паломников и жаждущих исцелиться со всех концов Российской империи. Ниже ― некоторые примеры чудесных исцелений.

…Восьмилетняя дочь чиновника шестого класса Жукевича, Мария, в декабре 1829 года получила нервную болезнь, от которой тщетно прибегали к пособию врачей, лишилась употребления рук, ног, языка, и не было ни малейшей надежды на выздоровление. Родители ее принесли ко гробу святителя Митрофана, отслужили панихиду и, взяв себе мантию святителя, возложили на больную, она заснула спокойно, вспотела, поутру показала примерную живость, на третий день начала говорить и 19 марта 1830 года сделалась совершенно здоровою.

…Липецкий помещик майор Иван Ладыгин с декабря 1829 года был столь болен, что с трудом могли другие переворачивать его на постели. Слыша об исцелении других у гроба епископа Митрофана, он также возложил на себя обет быть там, что случилось в апреле, и с того времени весьма приметно стал выздоравливать. 10 июля, приехав в Воронеж, с помощью колясочки он привезен был к вратам церковной ограды, а оттуда на костылях и с помощью других введен был в церковь; здесь, простояв на костылях все время служения молебна и панихиды, приложась к образу Божией Матери и поклонясь угоднику, вышел, опираясь только на трость, и с того времени никакого труда не имел в хождении, и притом получил опять слух и зрение, столь исправные, что принялся за любимое свое упражнение рисовать.

…Купеческая дочь Варвара Титова, одиннадцати лет от роду, с августа 1828 года один год и восемь месяцев страдала лихорадкой, и врачи не могли оказать ей ни малейшего пособия. Мать ее в феврале 1830 года отправила у гроба еп. Митрофана Божией Матери молебен, а по нем панихиду, и на больную была наложена мантия, а вскоре после того наступило полное выздоровление.

После многочисленных фактов чудесных исцелений мощи святителя Митрофана были открыты для всеобщего поклонения 7 августа 1832 года, при большом стечении народа. Мощи были вновь обретены нетленными. Тогда же он был причислен к лику святых.

После открытия мощей чудеса исцелений продолжались, о многих из них публиковалось в печати того времени.

…Слепая Мария Андреевская, четырех лет, из села Красный Лог Воронежского уезда прозрела в декабре 1886 года.

…Получили исцеление: в мае 1886 года крестьянин села Ямина Воронежского уезда Василий Растроилов и дочь его Наталия, страдавшая сухоткою, у которой рос на спине горб.

…Причетник Рязанской епархии, села Срезнева, Иван Мрежин был три года нем, приложившись к мощам святого Митрофана, стал говорить свободно.

И два поистине уникальных исцеления.

«Сын крестьянина Старого Животиннаго Воронежского уезда Трофима Васильева Хрущева младенец Петр страдал сухоткою: он был так сух, что все суставы были видны; голова его была необыкновенно большая, на спине ― раздвоенный горб. Он не мог ни сидеть, ни лежать, ни стоять и все кричал от сильной боли. В июле 1890 года больного привезли к угоднику Божию. Когда отслужили молебен с прочтением молитв о болящем с помазыванием елеем ― больному стало лучше: он перестал кричать, стал покойнее. Потом еще раз привезли его к угоднику, и, когда отслужили молебен и помазали больного, он стал совершенно здоров: горб уничтожился, голова стала обыкновенная, ребенок стал полнеть».

Свт. Митрофан Воронежский

«Девица Мария, тамбовская мещанка, живущая со своими родителями в г. Царицыне, страдала поражением спинного мозга. Местный лучший врач признал болезнь неизлечимой. Болящая пожелала отправиться к святому Митрофану. Еще на дороге она почувствовала облегчение. Воронежский доктор Пожерский признал, что болезнь может еще продлиться дней десять. Родители прибегли к духовному врачеванию, пригласили иеромонаха отслужить у себя молебен с водосвятием, причем привезена была и мантия святого Митрофана. По возложении мантии и помазании освященным маслом больная, долгое время лежащая только на спине, встала с постели и скоро выздоровела»[43].

Явления святителя Митрофана

Особенную известность получили два случая посмертных явлений святителя Митрофана. Однажды он явился во сне художнику Швецову и поручил написать свою икону. Икона святителя была написана и передана Швецовым в собор Благовещенского Митрофанова монастыря города Воронежа.

В другом явлении Воронежский епископ велел молиться об упокоении души императора Петра Великого. (И сейчас ежегодно на молебствии святому Митрофану 23 ноября возглашается вечная память его царственному другу Петру I.)

Воронежский Покровский кафедральный собор

К раке со святыми мощами святителя некогда стекались тысячи людей, чтобы поклониться угоднику.

«Ежегодно 7 августа[44] после литургии (на которой, по обычаю, употребляется крест и потир времен святого Митрофана, а также устроенное его иждивением Евангелие, весом 1,5 пуда), ― писал С. В. Булгаков, ― совершается священное торжество обнесения мощей святого Митрофана вокруг храма, в предшествии хоругвей и местно чтимых икон, при громадном стечении богомольцев; причем совершаются литии с осенением народа честным крестом и окропление святой водою».

В течение двух лет, с 1919-го по 1920 год, большевики учинили около шестидесяти (!) вскрытий мощей святых угодников Божиих. Были вскрыты мощи таких почитаемых в народе святых, как святителей Питирима Тамбовского, Иоанна Новгородского, преподобных Макария Калязинского, Евфимия Суздальского, Нила Столбенского. Не избежали этой участи и святые мощи Митрофана Воронежского. После закрытия и разорения Воронежского Благовещенского Митрофанова монастыря мощи святителя были помещены в Краеведческий музей г. Воронежа. На месте святого монастыря был построен главный корпус университета.

В 1946 году Церковь ходатайствовала о передаче ей мощей святителя, но получила отказ.

В октябре 1989 года мощи первого Воронежского епископа и чудотворца были возвращены верующим. Ныне рака со святыми мощами святителя Митрофана покоится в Воронежском Покровском кафедральном соборе. Собор, построенный в первой половине XIX века, является замечательным памятником эпохи классицизма. (Во времена Екатерины и Александра I этот стиль был излюбленным и почти единственным у воронежских зодчих.)

Православный врач, ссылаясь на одного из священнослужителей собора, пишет, что «чудесные исцеления у раки святителя Митрофана происходят и по сей день».

Отче Митрофане, моли Бога о нас!

Глава 8. Отец Иоанн Кронштадтский^{(Иоанновский монастырь, Санкт-Петербург)}

«Что-то невиданное прежде наблюдается в нашей столице, ― писал протоиерей Иоанн Восторгов в 1909 году, через год после смерти отца Иоанна Кронштадтского. ― Побывайте на могиле батюшки и вы увидите, как с утра до глубокой ночи идут туда богомольцы… Многолюден этот город, богат, красив, в нем бьет ключом жизнь государства. Но было в нем доселе что-то не русское, не народное, не церковное, что-то неродное и холодное. Не ехали сюда только с одной целью: для богомоленья, для покаяния… Нужен был живой носитель веры… Нужно ли говорить, что такой именно подвиг и совершил отец Иоанн, что на нем именно и положена печать народной веры в его праведность и святость, народное признание его заживо угодником Божиим?»

Иоанн Кронштадтский ― один из величайших русских святых. И это первый великий чудотворец, жизнь которого известна нам не по летописям, не по житию, не по устному преданию, а по документам и свидетельствам очевидцев, число которых измеряется сотнями и тысячами.

Найдется немного святых, подробности жизненного пути которых были бы столь хорошо известны. Активный период жизни отца Иоанна († 1908) пришелся на конец XIX ― начало XX века. Это было время, когда наука делала большие успехи; газеты мгновенно откликались на любое интересовавшее публику событие; в жизнь входило искусство фотографии. Журналисты тех лет необычайно много писали о кронштадтском священнике, о любом самом незначительном событии в его жизни; до нас дошло и множество великолепных фотографий отца Иоанна разных лет. Сотни людей ― известных ученых, писателей, государственных деятелей, промышленников, военных, врачей, юристов, педагогов лично знали отца Ионна и оставили о встречах с ним подробные воспоминания. Есть у нас и дневник, который вел сам отец Иоанн, и множество архивных документов.

Св. прав. Иоанн Кронштадтский

О Иоанне Кронштадтском нельзя сказать: легенда, выдумка, не было такого человека, ничего он не совершил. Все, совершенное отцом Иоанном, хорошо известно. Благодаря ему мы можем сказать: то, что написано о святых в древних летописях и житиях, ― правда.

Правда, потому что все те чудеса из их жизни, которые могли показаться нам легендой, выдумкой невежественного люда, домыслом суеверного летописца, случайными совпадениями, ― все это повторилось с небывалой силой в XX веке ― уже на глазах ученых, профессоров, светил медицины и тысяч свидетелей ― в жизни настоятеля Андреевского собора г. Кронштадта протоиерея Ивана Ильича Сергиева (1829-1908).

Детство святого

В житиях обычно ведется рассказ о необычайной святости и чудесах будущего угодника, начиная с отроческого и даже с младенческого возраста.

Художник Сергей Животовский[45] летом 1903 года побывал вместе с отцом Иоанном на его родине, в селе Суре. «Здесь я узнал, ― писал он, ― что еще в детстве сын псаломщика Ильи Сергиева, маленький задумчивый Иванушка, пользовался среди своих односельчан особенным уважением. Пропадет ли лошадь у мужика ― идут просить Иванушку помолиться, случится и горе какое или заболеет кто-нибудь ― опять идут к Иванушке».

Когда мальчику было пять лет, Илья Сергиев купил ему букварь, но Иванушка не делал никаких успехов. «Я никак не мог усвоить тождество между нашей речью и письмом или книгою, между звуком и буквою», ― вспоминал впоследствии о. Иоанн. Когда на десятом году его послали в архангельское приходское училище, он с трудом разбирал по складам и только по-печатному. «И вот, как сейчас помню, однажды был уже вечер, все улеглись спать, ― рассказывал о. Иоанн о своем пребывании в училище, ― не спалось только мне, я по-прежнему ничего не мог уразуметь из пройденного, по-прежнему плохо читал, не понимал и не запоминал ничего из рассказанного. Такая тоска на меня напала; я упал на колени и принялся горячо молиться. Не знаю, долго ли я пробыл в таком положении, но вдруг точно потрясло меня всего… У меня точно завеса спала с глаз, как будто раскрылся ум в голове, и мне ясно представился учитель того дня, его урок; я вспомнил даже, о чем и что он говорил. И легко, радостно стало так на душе. Никогда не спал я так спокойно, как в ту ночь. Чуть засветлело, вскочил я с постели, схватил книги и ― о счастье! ― читаю гораздо легче, понимаю все, а то, что прочитал, не только все понял, но и рассказать могу. В классе мне сиделось уже не так, как раньше; все понимал, все оставалось в памяти… Чем дальше, тем лучше и лучше преуспевал я в науках и к концу курса одним из первых был переведен в семинарию».

Как тут не вспомнить рассказы Епифания и Иродиона о детстве Сергия Радонежского и Александра Свирского? Обычное давалось святым нелегко, зато необычное было раскрыто полностью…

Святой и народ

О святых пишут, что люди приходили к ним издалека, чтобы только увидеть их, поклониться им, получить благословение. Толпы людей осаждали обители, где подвизались святые угодники, и иной раз даже ночью приходилось оставлять монастырские ворота открытыми.

Отец Иоанн не был иноком, он всю жизнь служил приходским священником в Андреевском соборе Кронштадта. Но вот как описывал очевидец обычную службу в этом соборе:

«Вдруг вся толпа, переполнявшая церковь, колыхнулась, как один человек, и радостный шепот пронесся над нею:

– Батюшка! Батюшка!

Действительно, одна из боковых алтарных дверей приотворилась, и на пороге показался о. Иоанн. ‹…› Весь народ неудержимой волной, тесня и давя друг друга, хлынул в его сторону, а стоявшие за решеткою (пред амвоном) вмиг очутились на амвоне и чуть не сбили о. Иоанна с ног.

При помощи псаломщика и двух сторожей батюшка быстро перебрался на левый клирос и сделал шаг вперед, чтобы пройти с этой стороны… В одно мгновение та же толпа, точно ее толкнула какая-то стихийная сила, стремительно шарахнулась влево и, простирая вперед руки, перебивая друг друга, крича и плача, настойчиво скучилась у церковной решетки, мешая своему доброму пастырю пройти.

О чем кричали, о чем молили ― трудно было разобрать, потому что все эти крики и мольбы сливались в один неясный, оглушительный вопль.

Отец Иоанн, затиснутый в угол, стоял покорно, прижавшись к стене. Пройти ему от алтаря до паперти оказалось делом долгим и даже небезопасным. Предвидя трудности этого пути, двое городовых, два сторожа и несколько человек из именитых купцов стали по обе стороны намеченного пути и протянули толстую веревку, за которую крепко уцепились руками.

Но лишь только отец Иоанн двинулся вперед, эта веревка с треском лопнула, городовые и купцы в одну минуту были отброшены в сторону, и толпа, смешавшись и сбивая с ног друг друга, плотной стеной окружила батюшку. Теперь о. Иоанн вдруг как бы исчез, и некоторое время его было вовсе не видно. На минуту, когда кричащая и волнующаяся толпа колыхнулась в сторону, я увидел о. Иоанна. Смертельно бледный, сосредоточенно печальный, медленно, шаг за шагом, точно в безжалостных тисках, подвигался он вперед, видимо с трудом освобождая руку для благословения… Чем ближе подвигался он к выходу, тем толпа становилась настойчивее, беспощаднее, крикливее… У меня дух захватило от этого зрелища, и я невольно закрыл глаза.

Когда я открыл их снова, о. Иоанна уже не было. На полу там и сям валялись обрывки веревки, перчатки, клочок вязаной косынки и другие следы недавнего урагана. Глаза мои сочувственно встретились с взглядом старика сторожа.

– Господи, что же это такое? Неужели это всегда так?

Сторож вздохнул.

– Эх, милый барин! Ежели бы всегда так… А то вот, номедни, на Успение, нашло народу так, что, как есть, сшибли с ног батюшку.

– Как это сшибли?

– А так, сронили наземь и пошли по нем…

– Ну а он что?

– Известно ― ангел Божий ― встал, перекрестился и пошел, не промолвив ни словечка»[46].

Андреевский собор вмещает несколько тысяч человек. При Иоанне Кронштадтском он всегда был полон. Отцу Иоанну сослужили двенадцать священников, на престоле стояло двенадцать огромных чаш и дискосов. Около амвона была поставлена высокая решетка, чтобы сдерживать напор толпы. Перед батюшкой, чтобы у него не выбили чашу, была поставлена другая решетка, и народ пропускался между двумя решетками. Тут же стояла цепь городовых, которые осаживали народ и давали проходы для причастившихся.

До появления в Кронштадте о. Иоанна это был город кабаков и пьяных матросов. При нем Кронштадт стал городом богомольцев, всероссийской столицей паломников. На отца Иоанна молилась вся страна. А. П. Чехов вспоминал, что даже на Сахалине он в каждой избе видел на стене портрет кронштадтского священника.

Отцу Иоанну часто приходилось навещать больных и умирающих; бывал он и в других городах. На Балтийской железной дороге постоянно имелся в запасе паровоз с вагоном ― на случай экстренного требования для о. Иоанна. Был у него и свой пароходик.

Как только батюшка на улице в Петербурге или другом городе ― возникала опасность, что его задавят или задушат в толпе. Когда он ехал по улицам в экипаже, люди сразу замечали его, крестились, кланялись, старались вскочить на подножку, а многие, подбегая, бросали ему свертки, конверты с деньгами.

Летом 1890 года Иоанн Кронштадтский прибыл в имение Рыжовка под Харьковом. Тысячи людей мгновенно расположились лагерем около имения. Тут и пили чай, и закусывали, и спали, ожидая своей очереди по нескольку суток. Бывали дни, когда под его благословение приходило по семь-восемь тысяч человек в день. Для поддержания порядка пришлось откомандировать усиленный наряд полиции.

Обычно раз в год о. Иоанн отправлялся на родину, в село Суру. Путь лежал по озерам, рекам и каналам. Это было единственное время, когда он изредка отдыхал от преследовавших его толп народа. «Он принадлежит сам себе только тогда, когда окружен со всех сторон водой, ― писал Животовский. ― На маленькой палубе в несколько квадратных аршин он имеет на короткое время свободу в награду за целый год жизни исключительно для других».

Когда пароходик отца Иоанна приближался к какому-нибудь городку, то сразу ударяли в колокола, и толпы людей устремлялись на берег. Вот как описывает очевидец прибытие о. Иоанна в городок Вытегру: «Несмотря на то что было уже поздно, весь город высыпал на набережную, где на разукрашенной флагами и покрытой красным сукном (!) пристани духовенство и власти города встретили батюшку». Замечу: встречали не царя, не митрополита, не губернатора ― встречали простого приходского священника.

А вот что происходило, когда пароход просто шел по реке. «Целые села от мала до велика высыпали навстречу нам и бежали по нескольку верст, падая на колени, простирая к отцу Иоанну руки и крестясь, ― писал спутник о. Иоанна. ― Встречалась по дороге изгородь ― пестрая толпа, не задумываясь, карабкалась на нее, прыгала вниз и снова бежала за пароходом до тех пор, пока канал не кончался и не начиналось озеро, по которому бежать было нельзя».

Почему же люди готовы были бежать по нескольку верст, лишь бы увидеть Иоанна Кронштадтского? Ответ надо искать в чудесах, которые происходили по его молитвам. Один из исследователей писал, что «разновидные чудеса, совершаемые отцом Иоанном, столь многочисленны, что в каждой третьей-четвертой русской верующей православной семье может быть рассказан какой-нибудь случай о его чудесной помощи или прозорливости».

Почитание кронштадтского священника порой доходило до открытого безумия. В Петербурге даже возникла секта иоанниток, которые считали о. Иоанна Христом, вторично пришедшим на землю. Эти женщины нападали на батюшку, рвали на нем одежду и при случае старались укусить, чтобы хоть одна капля крови его попала им в рот.

Чудесные исцеления

Чтобы описать их все, понадобилась бы не одна книга. Приведу здесь лишь несколько случаев исцелений, засвидетельствованных профессорами медицины.

В 1884 году княгиня 3. Юсупова заболела заражением крови после преждевременных родов. Лечил больную профессор С. П. Боткин[47]. Медицинский прогноз был безнадежен; пригласили отца Иоанна. Он возложил на нее руки и помолился. Потом уверенно сказал: «Она не умрет». На удивление присутствующим, Боткин обратился к священнику со словами: «Помогите нам». После второго посещения княгиня проспала шесть часов, а проснувшись, почувствовала себя совершенно здоровой. Боткин был растроган до слез и чистосердечно признал: «Уж это не мы сделали».

У Василия Шустина (отца священника Василия Шустина) все горло покрылось язвами, голос совершенно пропал. Пригласили профессора Симановского[48]. Он определил горловую чахотку ― болезнь, считавшуюся неизлечимой, и заявил, что больному осталось жить дней десять, а если увезти теперь же, с большими предосторожностями, в Крым, то он, может быть, еще протянет месяца два. Через пять дней к больному приехал отец Иоанн. Он велел больному открыть рот и трижды крестообразно дунул. Потом, размахнувшись, ударил по столику, где стояли разные полоскания и прижигания. Столик опрокинулся, склянки разбились. «Брось все это, ― резко сказал отец Иоанн, ― больше ничего не нужно. Приезжай завтра ко мне в Кронштадт». Вечером приехал Симановский вместе с доктором Окуневым, тоже специалистом по болезням горла. Им сказали, что завтра больного повезут в Кронштадт. Симановский назвал это безумием, сказал, что тот умрет в дороге (нужно было ехать на санях по морю, а была ветреная морозная погода). Но Шустин верил батюшке. Через два дня он вернулся. Голос был еще слаб, но все раны в горле оказались затянуты. Симановский вынужден был публично заявить о невиданном событии. Шустин-старший прожил еще 25 лет[49].

Г. Абрикосова ― ученица знаменитого доктора Шарко[50] ― привезла к о. Иоанну свою больную сестру Катю, на которую врачи уже махнули рукой. Стоило девушке сказать несколько слов, как она начинала захлебываться, издавая звуки, похожие на собачий лай. Отец Иоанн молился с нею и над нею и сказал, что она будет здорова. И действительно, через несколько дней Катя стала совершенно здорова.

В. Верховцева дошла до полного нервного истощения; диагноз ― черная меланхолия. Знаменитый профессор Корсаков[51] определил ее состояние как безнадежное и решительно предсказал паралич или нервное помешательство. В течение короткого времени молодая еще женщина совсем состарилась и поседела, ее тело сотрясала мучительная дрожь. Она послала телеграмму о. Иоанну; он приехал. Верховцева упала перед ним на колени. «За такое смирение и веру ― все хорошо будет», ― ласково сказал ей о. Иоанн. Вскоре она совершенно поправилась и прожила в полном здравии еще сорок один год.

А. Шнеур, впоследствии полковник Генерального штаба, в детстве ослеп сначала на один глаз, потом на второй. Пригласили Тихомирова и Беллярминова[52]. Посредством сложной операции они надеялись спасти хотя бы один глаз. Но операцию делать не пришлось. Во время прогулки в Шуваловском парке к мальчику подошел о. Иоанн, резко сорвал повязку с глаз и сказал: «Ничего, будет здоров». Зрение у ребенка тотчас восстановилось.

Выдающиеся врачи того времени сообщали не только о даре отца Иоанна исцелять безнадежных больных, но и о его удивительной прозорливости. Профессор Сикорский[53] писал: «Проницательность о. Иоанна поразительна, и мы имели случай неоднократно убедиться в том, что о. Иоанн обладает способностью быстро, с первого раза, иногда при одном внимательном взгляде на человека, определить безошибочно его душевное состояние… В этом отношении его диагностические способности необычайны. Видя перед собой массу людей, он как бы гениальным чутьем угадывает тех труждающихся и обремененных, которым более всего нужна его помощь, и оказывает им эту помощь предпочтительно перед другими присутствующими».

Описано много случаев, когда о. Иоанн оказывал помощь нищим, бездомным, деревенским пьяницам; но иногда к нему обращались цари и венценосцы.

Император Александр III перед смертью очень страдал. Лучшие врачи России были бессильны облегчить муки государя. В октябре 1894 года к императору пригласили отца Иоанна. Он возложил на умирающего руки и молился. «Мне легче, когда вы держите надо мной руки», ― сказал Александр. «Это оттого, что явился тотчас по совершении литургии и дланями своими я держал Пречистое Тело Господа и был Причастником Святых Тайн», ― смиренно отвечал отец Иоанн. «Когда вы держите руки на моей голове, я чувствую большое облегчение, когда отнимаете, очень страдаю, не отнимайте их», ― умолял умирающий царь. Отец Иоанн причастил императора и оставался с ним до его блаженной кончины.

Кронштадтский священник помог еще одному венценосцу. По его молитве мгновенно исцелился от тифа болгарский царь Борис III (1894-1943).

Исцеления лиц различных вероисповеданий

Отец Иоанн никому не отказывал в молитве; к нему обращались лютеране, католики, буддисты, мусульмане, евреи.

Лютеранин Шульц, инспектор Пудожского уезда Олонецкой губернии, страдал запущенной формой сахарного диабета. Возложив руки на голову больному, отец Иоанн произнес лишь два слова: «Будь здоров», после чего вышел из дома больного и уехал в карете. В тот период жить Шульцу, по мнению врачей, оставалось лишь несколько месяцев. Однако после визита о. Иоанна состояние больного значительно улучшилось, а анализ сахара в крови показал нормальное его содержание.

Однажды к батюшке обратился татарин-мусульманин. Он просил о. Иоанна помолиться об умиравшей жене. «Изволь, помолимся вместе», ― сказал о. Иоанн. Они молились довольно долго; татарин бил себя в грудь и повторял слова молитвы. Наконец батюшка встал, татарин ушел домой. Не прошло и часа, как снова увидели бегущего к батюшке татарина. Он бросился перед ним на колени и воскликнул: «Жена моя здорова! Я и весь дом мой принимаем православие».

В другой раз к отцу Иоанну обратился молодой еврей из Царского Села, знакомый генерал-лейтенанта Давида Озерова. Это был сын портного, кончивший университет, провизор. Жена его была тяжело больна. Отец Иоанн встретил иноверца ласково, выслушал и помолился о его жене. Вернувшись домой, тот застал ее вне опасности. «Я еду к отцу Иоанну его благодарить, ― сказал он Озерову, ― и очень обрадую его, так как мы решили в знак благодарности у него креститься». Через два дня еврей посетил Давида Александровича сконфуженный и смущенный: «Представьте себе, отец Иоанн не согласился меня крестить. Я ему сказал, что в благодарность за выздоровление моей жены мы с женой решили принять крещение из его рук. „А веруете ли вы в воскресшего Христа Спасителя?“ ― спросил отец Иоанн. „Нет, ― ответил я, ― но верю в святые ваши молитвы“. „Ну, в таком случае я вас крестить не могу, ― сказал батюшка, ― благодарности мне не надо, изучайте Евангелие, обратитесь к любому священнику и, когда уверуете в Христа Спасителя, креститесь“».

В двух последних примерах исцеление происходило по заочной молитве отца Иоанна. Еще более интересны случаи, когда по такой молитве прекращались целые эпидемии.

Михаил Владимирович Родзянко (1859-1924), крупный помещик и лидер октябристов, одно время был предводителем дворянства Новомосковского уезда Екатеринославской губернии. В крае началась холера; эпидемия особенно свирепствовала среди еврейского населения г. Новомосковска. К предводителю пришел раввин, и по его просьбе Родзянко послал телеграмму о. Иоанну следующего содержания: «Еврейское население города Новомосковска просит вас помолиться о прекращении холеры». Вскоре был получен ответ: «Молюсь». В тот же день эпидемия прекратилась.

К «лицам иных вероисповеданий», наверное, стоит отнести и атеистов ― людей, страдающих неверием. Приведу здесь один из случаев исцеления от этого пагубного заболевания.

Отец Иоанн довольно часто посещал купеческое семейство С. на Васильевском острове, по 12-й линии, близ Малого проспекта. В этом же доме жили три молодых человека из учащихся, нередко подтрунивавших над непонятной им популярностью о. Иоанна, собирающего толпу везде, где он только ни появляется. Однажды им пришла мысль «посмеяться» над целебной силой молитв кронштадтского священника, и они придумали такой фокус. К-й, самый бойкий юноша, отправился в семейство С. убедительно просить о. Иоанна, когда он будет у них, заехать к его умирающему товарищу. С-в прикинется тяжко больным, а М-н изобразит плачущего брата у постели умирающего. Сказано ― сделано. Отец Иоанн выслушал просьбу К-го, посмотрел пристально на него и сказал:

– Я никому не отказываю в молитве и зайду к вам, но помните, что вы шутите с Богом!

К-й сконфузился, но, все-таки настаивая на просьбе, уверял, что товарищ при смерти.

– Хорошо, я сейчас буду.

Не прошло и десяти минут, как у дверей квартиры молодых людей раздался звонок. С-в юркнул в постель, накрылся одеялами и начал слабо стонать. М-н опустился на колени у изголовья, а К-й бросился отворять двери.

– Где ваш больной? ― отрывисто спросил пастырь, делая ударение на слове «ваш».

– Пожалуйте, батюшка, пожалуйте, ― засуетился К-й и проводил гостя в смежную комнату. Больной продолжал стонать, а М-н всхлипывал.

Отец Иоанн остановился посреди комнаты, поискал взглядом икону на стене и, не найдя ее, перекрестившись, начал молиться…

– Господи, пошли им по вере их…

– Аминь!

Отец Иоанн быстро поднялся и, не прощаясь, направился к выходу. К-й и М-н побежали его провожать до лестницы…

С громким смехом возвратились они в комнату «больного».

– Ваня, Ваня, вставай, отец Иоанн уехал…

– Да вставай же, полно притворяться, ведь он уехал… Но несчастный не притворялся. Он лежал в полном параличе: язык, руки, ноги ― все отнялось, и только усиленное моргание глаз показывало, что юноша жив и хочет что-то сказать.

Столбняк ужаса нашел на шутников. Перед ними был «живой труп».

Послали за докторами. Три опытных врача провели ночь у постели больного и констатировали такой паралич, который излечивается годами, если только излечивается. «Вероятно, страшное горе поразило вашего товарища: вся его нервная система разбита».

Наутро оба отправились в Кронштадт. Отец Иоанн не мог принять их до вечера, и, когда ему доложили о молодых людях, он велел им сказать, что ничего сделать для них не в состоянии. М-н и К-й всю ночь продежурили у старенького домика и, когда о. Иоанн показался, бросились ему в ноги, умоляя простить их.

Отец Иоанн велел им идти в церковь. После литургии в переполненном храме он подвел их к иконе Николая Чудотворца и около двух часов давал им наставления. Сперва он указал на неприличие их поступка, на то, что они не имеют права шутить с людьми старше их, а затем перешел к изложению евангельского учения.

– Теперь помолимся, ― сказал он, когда наставление было кончено.

Вряд ли они когда-нибудь так молились, как в тот раз.

– Поезжайте с Богом, ― наконец сказал о. Иоанн. Домой они добрались к вечеру. Им отворил дверь С-в.

– Ваня, ты, что ли, это? Ты здоров! ― бросились к нему друзья.

– Почти здоров. Голова только тяжела и какая-то усталость во всем теле…

Оказалось, что именно в тот час, когда в Кронштадте о. Иоанн молился с юношами перед иконой святителя Николая, С-в приподнялся, и к нему стала возвращаться возможность владеть онемелыми членами. Первой ожила правая рука, и первым ее движением было крестное знамение[54].

Другие удивительные чудеса отца Иоанна

Как же стал чудотворцем кронштадтский священник Иван Сергиев?

В своей краткой автобиографии он писал: «С первых же дней своего служения Церкви я поставил себе за правило: сколь возможно искреннее относиться к своему делу, пастырству и священнослужению, строго следить за собою и за своею внутренней жизнью. С этой целью я прежде всего принялся за чтение Священного Писания…»

Что ж, как решил, так и сделал. Вся его жизнь была примером полного и восторженного соблюдения Нового Завета. И потому, наверное, все написанное в Новом Завете («Просите, и дано будет вам», «Больных исцеляйте, прокаженных очищайте, бесов изгоняйте; даром получили, даром давайте», «Не вы будете говорить, но Дух Отца вашего будет говорить в вас»), все это буквально и прямо к нему относилось. Он просил ― и ему давалось.

Мы помним, что, когда монахи начали роптать из-за отсутствия воды, Сергий Радонежский, помолившись, извел из-под земли источник; Александр Свирский, наложив крестное знамение на потоки воды, спас монастырь от затопления. А какие чудеса совершил Иоанн Кронштадтский?

Игуменья Таисия (Солопова) однажды ехала с батюшкой на пароходе вверх по Волге. Было пять часов вечера, время сенокоса. «Пойдем, друг, помедленнее: чудный вечер!» ― сказал о. Иоанн капитану. Идя тихим ходом, пароход подошел к большой деревне. На противоположном берегу находился покос. Там как раз убирали сено: метали стоги и накладывали его на воза, чтобы увезти в деревню на пароме, который стоял у берега. Вдруг одна лошадь с огромным возом сена, втащив его на паром, не смогла удержаться и ринулась прямо в воду. На пароме произошел невообразимый переполох: лошадь была обречена на верную гибель.

На пароходе все в ужасе смотрели на погибающее животное. Тут отец Иоанн, стоявший у борта, перекрестился и произнес вслух: «Господи, пощади создание Твое, ни в чем не повинную лошадку! Господи, ты создал ее на службу человеку, не погуби, пощади, всеблагий Творец!» И стал изображать крестное знамение в воздухе по направлению к лошади, которая, казалось, уже шла ко дну. С парохода, из деревни и с покоса на лошадь были устремлены сотни глаз. Она доплыла вместе с возом (!) до середины реки, где было особенно глубоко; по-прежнему казалось, что она вот-вот скроется под водой. Из селения бежали мужики. Когда лошадь оказалась у берега, общими силами воз вытащили на берег. Лошадь выпрягли; почувствовав себя вне опасности, она стала валяться по траве и бодро вскочила на ноги. На берегу собралась толпа народа во главе с хозяином лошади, чтобы благодарить о. Иоанна, но он, избегая этого, приказал капитану плыть дальше.

Художник Сергий Животовский описывал другой случай, который произошел летом 1903 года.

«Еще 18 июня вечером, когда мы проходили мимо села Троицкого, находящегося на границе Архангельской и Вологодской губерний, мы заметили далеко на горизонте облака белого дыма. Чем дальше мы продвигались вверх по течению, тем дым становился гуще.

Утром 19 июня мы остановились у селения Ягрыши, в 120 верстах от Котласа. Крестьяне не сразу пришли к церкви, в которую уже вошел отец Иоанн, так как большинство находилось за околицей. Все со страхом ожидали приближающегося пожара, который медленно, но верно делал свою страшную работу, подбираясь все ближе и ближе из тундры к селам, разбросанным на берегу Двины. Однако весть о неожиданном приезде отца Иоанна быстро облетела всех, и вскоре ягрышская церковь переполнилась крестьянами нескольких сел. Все просили отца Иоанна помолиться о ниспослании дождя, которого не было в этой местности уже три месяца.

И отец Иоанн помолился.

Желая снять фотографии, я вышел из церкви раньше окончания службы и занялся установкой аппарата на палубе нашего парохода „Святой Николай Чудотворец“. Пока я возился с аппаратами, с юга стали надвигаться тучи и на раскаленную землю пала тень. Когда же кончилась обедня и отец Иоанн, сопровождаемый огромной толпой народа, выйдя из церкви, направился к пароходу, стал накрапывать дождик.

Все с радостью смотрели на покрытый темными тучами горизонт и набожно крестили свои обнаженные головы.

Когда батюшка вошел на палубу и команда парохода стала отдавать якорь, весь берег был покрыт огромной толпой народа. Многие принуждены были войти в воду, чтобы ближе видеть батюшку, и не отрывали своих восторженных взоров от отца Иоанна.

Наконец из толпы вышел почтенный седой старик и, земно поклонившись отцу Иоанну, сказал следующее: „Ваше высокоблагословение! Три месяца у нас не было ни росинки, засуха истощила нашу землю, наши поля; пожар окружил наши селенья со всех сторон и угрожал нашим жилищам, и вот вы по просьбе нашей помолились за нас, и Господь послал нам дождь. Примите же нашу благодарность, ваше высокопреподобие“.

При последних словах весь народ, как один человек, пал на колени. Многие плакали.

– Никто как Бог, никто как Бог, ― повторял батюшка, ласково кивая всем головою.

Когда пароход отчалил от берега, несколько человек запели псалмы, народ подхватил, и голоса мощного хора тысячной толпы долго еще летели вслед за нашим удаляющимся пароходом. Только страшный ливень, забарабанивший по крыше нашего парохода, заглушил наконец голос толпы, не хотевшей и под дождем расходиться».

Тем же летом в Череповецком уезде Новгородской губернии отец Иоанн спас народ от другой беды. Повсюду свирепствовала сибирская язва; коровы и лошади падали ежедневно по нескольку голов. Были поставлены карантины, но падеж продолжался. И тут как раз должно было состояться очередное посещение отцом Иоанном Иоанно-Предтечиева Леушинского монастыря. Когда пароход подошел к пристани Борки, то на ней собралась уже не одна сотня крестьян. «Что мы будем делать без скотинки-то, кормилец? Ведь ни земли вспахать, ничего, хоть по миру иди! Уж и без того-то бедно, а тут еще такая беда».

– За грехи ваши Господь попустил беду; ведь вы Бога-то забываете. Вот, например, праздники нам даны, чтобы в церковь сходить, Богу помолиться, а вы пьянствуете; а уж при пьянстве-то что хорошего, сами знаете.

– Вестимо, батюшка-кормилец, чего уж в пьянстве хорошего, одно зло.

– Так сознаетесь ли, друзья мои, что по грехам получаете возмездие?

– Как не сознаться, кормилец! Помолись за нас, грешных!

И все пали в ноги. Отец Иоанн приказал принести ушат и тут же из реки почерпнул воды. Совершив краткое водоосвящение, он сказал: «Возьмите каждый домохозяин себе этой воды, покропите ею скотинку и с Богом поезжайте, работайте; Господь помиловал вас».

В тот же день все карантины были сняты, падеж прекратился, о язве осталось одно воспоминание.

Наверное, найдутся те, кто захочет и эти чудеса объяснить «совпадениями». Однако, согласитесь, такое обилие совпадений в жизни одного человека само по себе знаменательно. А ведь за о. Иоанном всегда наблюдали сотни глаз. Любая неудача ― если таковая была ― мгновенно фиксировалась недоброжелателями о. Иоанна не менее тщательно, чем совершенное им чудо. В самом начале своего священства он пережил настоящую травлю, которая не прекратилась с годами, а под конец его жизни даже усилилась. Многие и очень многие были бы рады объявить его обманщиком и «лжечудотворцем», но… повода не было. (Трудно даже представить, что бы случилось, если б он пообещал дождь или прекращение эпидемии и «совпадения» не произошло бы.)

И все же неудачи у него были. Так, дочь инспектора Василеостровской женской гимназии Карцева страдала сильным наследственным косоглазием. Отец Иоанн, как обычно, отслужил молебен и, взяв чистое полотенце, потер им глаза девочки. Но внешних изменений не произошло. Были и некоторые другие подобные сообщения, правда весьма немногочисленные. Но и это объяснимо. Ведь даже Иисус Христос не мог совершить многих чудес в своем родном городе Назарете по причине неверия людей. Наверное, и у людей, обращавшихся к отцу Иоанну в начале XX века, не всегда хватало истинной веры.

Стоит упомянуть еще об одном разряде чудес, связанном с именем Иоанна Кронштадтского. Все, к чему он прикасался, укреплялось и расцветало. Мы помним, как извозчики и лавочники дорожили даже мимолетным присутствием блаженной Ксении, которое приносило удачу. В жизни отца Иоанна следы подобных чудес очень выразительны.

Н. Животов, первый биограф о. Иоанна, встречался с кронштадтским лавочником, к которому о. Иоанн часто заходил менять бумажные деньги на медяки ― для раздачи бедным. Менял он по десять-пятнадцать рублей в день. Лавочка с каждым днем торговала все лучше и лучше. Однажды отец Иоанн попросил разменять двадцать рублей. Народу было много, мелочь была нужна продавцам, и все же лавочник отсчитал о. Иоанну медяки, подумав при этом: «Надоел же ты мне, право». Отец Иоанн поблагодарил, взял мешочек и вышел. Больше он не приходил. «Я на это внимание не обратил, ― рассказывал лавочник, ― даже доволен был… Прошло около месяца… Замечаю я, что с каждым днем торговля у меня идет все хуже и хуже; покупателей ― не только толпы нет, но частенько и никого нет в лавке. А тут, как на грех, капуста скисла, хлеб, что ни испечешь, ― мякина одна, просто выбрасывай; огурцов целая бочка пропала».

Приказчики были те же, и пекари те же, и жильцов вокруг прибавилось. В чем же дело? Стал лавочник вспоминать, как начались его несчастья. И вспомнил, что, как мысленно ругнул о. Иоанна, в тот же день, вечером, пришлось ему выбросить двенадцать пудов скисшей капусты, и торговля тогда точно оборвалась… Подумал он еще, подумал и пошел к о. Иоанну ― просить прощения… Вскоре торговля его наладилась.

Отдельно нужно сказать и о прозорливости отца Иоанна. Своим духовным детям он часто давал неожиданные советы, например, В. Верховцевой велел купить имение и даже указал губернию. Вскоре на бирже, после крушения дел Алчевского, у нее пропало все состояние, и если бы не имение, она вместе с детьми впала бы в совершенную нищету.

В январе 1904 года адмирал Макаров получил назначение командующим Первой тихоокеанской эскадрой, стоявшей в Порт-Артуре. В день отъезда Степан Осипович исповедался и причастился у о. Иоанна. Прощаясь и благословляя его, о. Иоанн сказал: «Желаю тебе быть мужественным и получить венец!» Эту фразу слышали многие, и многие уже догадывались, что она значит. Спустя три месяца Макаров погиб вместе с командой броненосца «Петропавловск», подорвавшегося на мине в Японском море.

Крест исповедника

Сердце отца Иоанна было чуждо лукавству, он не ждал от людей зла.

Однажды, служа литургию в Андреевском соборе, отец Иоанн, выходя с чашей из царских врат, увидел студента, закуривавшего папиросу от лампады перед иконой Спасителя. На слова «что ты делаешь?» студент ударил праведника по лицу, а Святые Дары расплескались на каменный помост. Отец Иоанн перекрестился и сказал: «Ударь еще раз».

Несколько раз о. Иоанна заманивали в трущобы якобы для помощи умирающему (а он никогда не отказывал) и жестоко избивали. Так, 24 ноября 1904 года его пригласили служить молебен на Николаевской улице. Квартира принадлежала сектантам-пашковцам. Когда о. Иоанн приехал, его бросили на пол, топтали ногами, в нос набили нюхательного табаку, в рот вставляли папиросы (батюшка совершенно не выносил запаха табака, и даже на пароходе лоцмана просили не курить), мяли и давили его так, чтобы повредить внутренние жизненные органы в области живота и ускорить смерть. Замучить его до смерти в расчеты злодеев не входило: они боялись ответственности и надеялись, что он и без того скоро умрет[55].

В семьдесят пять лет Иоанн Кронштадтский, по свидетельству многочисленных очевидцев, выглядел на сорок, был бодр и подвижен. После этого случая он более года тяжело болел и несколько раз лежал при смерти. (Газета «Котлин» ежедневно печатала сводки о его здоровье.) Страдания его продолжались до самой смерти. Несомненно, этот случай стал причиной преждевременной кончины отца Иоанна, которая последовала через четыре года.

Явление Божией Матери отцу Иоанну

Когда отцу Иоанну было шесть лет, он сподобился явления своего Ангела Хранителя, преподобного Иоанна Рыльского. Спустя много лет ему явился преподобный Серафим Саровский. А за десять лет до смерти святому было явление Самой Богородицы. Это произошло в сонном видении.

Отец Иоанн писал: «На 15 августа, в день Успения Богоматери 1898 года, я имел счастье в первый раз видеть во сне явственно лицом к лицу Царицу Небесную и слышать Ее сладчайший блаженный ободрительный глас: „Милейшие вы чада Отца Небесного!“ ― тогда как я, сознавая свое окаянство, взирал на Пречистый лик Ее с трепетом и с мыслью: не отринет ли меня от Себя с гневом Царица Небесная? ― О лик пресвятой и преблагий! О очи голубые и голубиные, добрые, смиренные, спокойные, величественные, небесные, божественные. Не забуду я вас, дивные очи! ― Минуту продолжалось это явление. Потом Она ушла от меня неторопливо и скрылась. Я видел сзади отшествие небесной Посетительницы…»

Чудеса в усыпальнице Иоанна Кронштадтского в наше время

Нет возможности рассказать обо всех чудесах, которые связаны с именем о. Иоанна, но о происходящем в усыпальнице умолчать нельзя. Эти чудеса стали совершаться сразу после похорон батюшки, а через несколько лет уже была издана целая серия книг, в которых описывались удивительные исцеления больных и бесноватых возле гроба великого праведника.

В 1923 году доступ в усыпальницу был закрыт. Она открылась только в 1991 году. И вскоре в ней снова начали происходить чудеса. Вот некоторые из них.

…Осенью 1992 года у Григория Андреевича Василевского, военного музыканта из поселка Печенга, что под Мурманском, тяжело заболел сын, десятилетний Сережа. У мальчика начались сильные головные боли. Он был положен на обследование в нейрохирургическое отделение Мурманской областной больницы. Ядерная томография выявила опухоль головного мозга. Врачи не стали скрывать от родителей, что при таком заболевании дети обычно умирают или становятся инвалидами. В начале января 1993 года Сережа был направлен в Санкт-Петербургский нейрохирургический институт им. А. Л. Поленова. Предстояла тяжелейшая операция, надежды на выздоровление практически не было. Никогда раньше ни Василевский, ни его жена не были на исповеди и причастии, да и в самом поселке Печенга (сто шестьдесят километров от Мурманска) не было храма. Но прежде чем выехать в Петербург, родители Сережи пришли в Мурманскую церковь. Один из клириков, узнав об их беде, рассказал о святом праведнике Иоанне Кронштадтском и дивных исцелениях, связанных с его именем. Он дал им адрес Иоанновского женского монастыря в Петербурге.

В монастырь они попали 12 января к вечерне и сразу обратились к священнику с вопросом: «Что делать?» Тот рассказал им о необходимости исповеди и причастия и посоветовал со всем усердием молиться отцу Иоанну Кронштадтскому. На следующий день все трое, впервые принеся покаяние, причащались. В этот же день мальчика положили в больницу.

Предварительные анализы подтвердили наличие опухоли. Каждый день муж и жена Василевские приходили в усыпальницу и молились перед мощами кронштадтского праведника. Сережа в больнице тоже молился…

Позже мама Сережи вспоминала: «Однажды ночью мне приснился седой старец. Я стояла с Сережей и плакала, просила его, чтобы он исцелил моего сына. Он долго слушал меня, и я очень боялась, что он откажет мне. Но он встал, подошел к Сереже и стал что-то говорить и гладить его по головке. Что он говорил, я не слышала. Но проснулась я впервые за два месяца очень счастливой и радостной, и почему-то я уже в душе точно знала, что Сережа будет здоров!»

21 января 1993 года ребенка направили на повторную томографию мозга в диагностический консультативный центр № 1 Санкт-Петербурга. Компьютерная томография показала невероятное: опухоли не было! Удивлению врачей и радости родителей не было предела. Мальчика выписали из больницы здоровым.

…Житель Подмосковья Владимир Васильевич Котов страдал болями в правой руке. К весне 1992 года она почти перестала двигаться. Врачи установили предположительный диагноз ― тяжелый артрит правого плеча, но существенной помощи оказать не сумели. Однажды больному попалась в руки книга о святом праведном Иоанне Кронштадтском. Прочитав ее, он решил ехать в Петербург. 19 августа 1992 года Котов исповедался, причастился, отслужил молебен святому праведному отцу Иоанну Кронштадтскому и смазал больную руку освященным маслом из лампады от гробницы святого. По окончании богослужения он, выйдя из монастыря, направился к трамвайной остановке. Владимир Васильевич повесил сумку на правое плечо и аккуратно уложил на нее беспомощную руку, как он обычно делал в последнее время. При ходьбе сумка начала спадать, и он машинально поправил ее правой рукой, не почувствовав никакой боли. Остановившись, еще не веря самому себе, он снова начал двигать рукой. Она оказалась совершенно здоровой.

…Украинка Ольга Сойлук страдала болезнью носоглотки, двенадцать лет она не могла нормально дышать носом. Весной 1993 года течение болезни обострилось; приходилось каждые полчаса пользоваться каплями. Больной сделали операцию, но безрезультатно. Врачи сказали, что без трех последовательных операций не обойтись, так как сильно искривлена носовая перегородка и омертвела слизистая оболочка. В Страстную седмицу Ольга отправила письмо из Украины в Иоанновский монастырь, прося помолиться у мощей святого праведного Иоанна Кронштадтского, и на Светлой седмице уже дышала свободно. «Даже не верится, ― пишет она в благодарственном письме, ― что теперь я свободный человек, не привязанный к аптеке…»

…Жительница Петербурга Валентина Николаевна Красавцева, сорока шести лет, 5 декабря 1990 года была увезена в больницу с приступом желчнокаменной болезни. При операции у нее обнаружили в печени раковую опухоль в очень запущенном состоянии. Предварительный диагноз гласил: «Цирроз печени и аденома поджелудочной железы IV степени». С начала марта 1991 года больная помещена на обследование в НИИ онкологии им. проф. H. H. Петрова в поселке Песочный. 16 апреля 1991 года консилиум врачей пришел к заключению: «Раковая опухоль забрюшинного пространства. Множественные метастазы печени». И далее с пометкой «на руки больной не давать!» заключение: «Размеры и распространение опухоли не позволяют выполнить радикальное оперативное вмешательство, по своей гистологической структуре опухоль не может быть подвергнута лучевой терапии. Больная выписана под наблюдение онколога». Фактически это был приговор: домой умирать… Дома ― двое детей, младшему ― восемь лет. К моменту выписки у больной уже начался сильный токсикоз, постоянно кружилась голова, женщина не могла самостоятельно передвигаться. Сильнейшие приступы боли выматывали последние силы. Ей был назначен курс химиотерапии. От врачей Красавцева узнала, что жить ей осталось примерно полгода.

Соседка по палате посоветовала ей сходить в усыпальницу о. Иоанна, и в конце апреля больная, опираясь на руку матери, пошла в монастырь. Добралась с трудом, хотя жила совсем рядом. Подошла к священнику, попробовала перекреститься. «Ну вот, даже креститься не умеете», ― укорил батюшка. «Я ― умирающий человек…» ― начала Валентина Николаевна и подробно поведала о своем горе. Священник посоветовал ей причаститься Христовых Тайн. Через четыре дня, впервые в жизни покаявшись, Валентина Николаевна причастилась. Потом вместе со всеми пошла на молебен в усыпальницу и долго там молилась и плакала. Еще несколько раз в течение месяца ей удавалось приходить в монастырь и испрашивать у святого помощи исцеления. Всего лишь через полтора месяца после первого появления Валентины Николаевны в Иоанновском монастыре в медицинской карте появилась запись, датированная 13 июня 1991 года: по данным УЗИ, «объемных образований под печенью в настоящее время отчетливо не выявляется». Повторные УЗИ, проведенные 12 августа и 26 сентября, вновь подтвердили отсутствие образований в печени. И вот 3 октября 1991 года в медицинской карте появляется необычайно эмоциональная (что нехарактерно для подобного рода документов) запись онколога: «На данный момент, если ориентироваться на УЗИ (а именно эхография объектировала опухолевое поражение), больная излечена от опухоли. От какой? За счет чего произошла регрессия опухоли?» ― не скрывает врач своего удивления, и далее, перебрав все возможные причины столь радикального улучшения, ни одну из них не признает удовлетворительной[56].

Иоанновский монастырь

Иоанновский монастырь был основан отцом Иоанном Кронштадтским в 1900 году. Величественное каменное здание монастыря было построено в 1900-1902 годах на набережной реки Карповки. На первом этаже здания размещается храм во имя Святого Иоанна Рыльского ― ангела-хранителя о. Иоанна. Два верхних этажа в главном четырехэтажном здании соединены в один, и в нем устроен просторный светлый храм во имя Двенадцати Апостолов. В подвальном этаже располагается церковь-усыпальница, где с 1908 года почивают под спудом святые мощи Иоанна Кронштадтского. Церковь-усыпальница освящена во имя Святого Пророка Илии и Святой Царицы Феодоры (имена этих святых носили родители о. Иоанна). Гроб с телом отца Иоанна не захоронен в землю, а лишь покрыт массивной каменной плитой.

В ноябре 1923 года Иоанновский монастырь был закрыт. Доступ к месту погребения также закрыли. В здании размещались различные советские организации. 18 февраля 1924 года были арестованы и сосланы в лагеря все еще продолжавшие жить на территории монастыря монахини.

И все же люди продолжали молиться о. Иоанну. Они приходили к стенам монастыря. В пособии для пропагандистов атеизма бдительный автор сообщал: «Возле этого здания изредка можно наблюдать сценки, которые нормальному человеку покажутся странными. Прохожий или прохожая неожиданно останавливается, опускается на колени, истово крестится, что-то шепчет себе под нос, затем, поднявшись и снова перекрестившись, прикладывается к стене». (В той же брошюре было отведено немало места «Ивану кронштадтскому, мракобесу, верному слуге престола, погромщику-черносотенцу и махровому реакционеру, руками подосланных убийц отправлявшему на тот свет либеральных деятелей Государственной Думы».)

Возрождение монастыря началось в конце 1980-х годов. В 1989 году епархии возвратили нижний храм во имя Святого Иоанна Рыльского. В 1990 году Иоанн Кронштадтский был канонизирован на Соборе Русской Православной Церкви. В 1991 году были возвращены верующим храм Двенадцати Апостолов и церковь-усыпальница. При монастыре когда-то стояли две часовни: во имя Святого Иоанна Рыльского и Святого Серафима Саровского. Обе были совершенно разрушены, но последняя уже восстановлена, отремонтирована и в дни церковных праздников открыта для верующих.

Церковь-усыпальница великого молитвенника и печальника Русской земли открыта каждый день. Огромное количество паломников устремляется в Иоанновский монастырь 20 декабря/2 января, в день памяти святого и праведного отца нашего Иоанна Кронштадтского.

Великий пастырь учил: «Россия, если ты отпадешь от своей веры, как уже отпали от нее многие интеллигенты, то не будешь уже Россией или Русью Святой. И если не будет покаяния у русского народа ― конец мира близок».

Отче Иоанне, моли Бога о нас!

Святые источники России