И тогда 7 июля 1856 года полиция опечатала царские врата и диаконские двери иконостасов Покровского и Рождественского соборов. Главные старообрядческие храмы простояли без литургии почти 50 лет, до Пасхи 1905 года.
Дело о запечатывании алтарей и трагическая судьба узников суздальской духовной тюрьмы были широко известны в России. Об этом писали газеты, а освобождение епископов воспринималось как важное событие общественной жизни.
Но судьбы сотен старообрядческих священников, диаконов и иноков, сгинувших в темницах и острогах, на каторге и в ссылке, менее известны. Памятником их мученичества ради Христа являются письма на имя архиепископа Антония, хранящиеся в архиве Московской митрополии Русской Православной Старообрядческой Церкви. Прочтем их.
Священник Иоанн Цуканов из селения Плоского Херсонской губернии был арестован в начале декабря 1869 года, когда объезжал паству. На допросе он объявил себя священнослужителем: «Вдруг был я обложен оковами железными и во время закования один из понятых молдаван, зверонравный человек, взявши меня крепко обеими руками за ножный ступень, и насильственно мучительски перекрутил мне ногу от суставов своих, на которую теперь даже и ступить не смею».
Прихожане добились освобождения священника под залог. Из дома он писал архиепископу: «Я теперь болен нахожусь ногами и всем телом моим, и вконец здравия не имею, так что за службу выйти не могу, за что прошу Ваше Святительство сотворить о мне молитву»[278].
Священник Савва Денисов, служивший на Дону, писал архиепископу в марте 1873 года из тюрьмы: «Заключение прискорбное подобно шумному Вавилону, не имею покойного места, где бы принести молитву кроме богомыслия. Едина молитва, та утешает мя и веселит сердце мое. О, возлюбленный архипастырю! Что сотворю? Не вем! Желает душа моя освободиться от сих уз, вельми стесняет меня темница, ибо она исполнена родом строптивым и развращенным»[279].
Священноинок Евфимий (Непеин) с Алтая летом 1877 года возвращался из Москвы на родину с походной церковью, антиминсом и запасными дарами. По дороге он был задержан и обыскан в присутствии священника Синодальной Церкви. «Разбирательство было вещей и надругание над ними от понятых и от караульных волостных. И прочие жители – обыватели села того и волостные со священником – до святых даров касались неумовенными руками, и писарь цигарку курил, когда эти вещи пересматривал и переписывал… Надругательство чинили над антимисом, распарывали антимис. Все простым людям доверил приходской священник руководствовать! И сам тоже не имел ни епитрахили, ни поручей. Так во ужасти я, Непеин, говорил священнику: “Бесстрашие поимели около святыни!” Он на то ответил, что “Это я считаю несвященным”»[280].
К сожалению, это была обычная картина повсеместных расправ с верующими в царствование Александра II «Освободителя». Впрочем, иногда происходило нечто совершенно выдающееся по своему кощунству и глумлению. Об одном таком происшествии сообщается во всеподданнейшем прошении Александру II, поданном через министра внутренних дел Петра Александровича Валуева.
В воскресенье 5 сентября 1865 года на Черемшане[281] в моленной при доме купчихи-староверки Феклы Евдокимовны Толстиковой священноинок Серапион (Абачин, 1823–1898) совершал литургию. Было уже прочитано Евангелие, сказывалась сугубая ектения[282]. В это время внезапно раздался страшный треск от взлома оконных ставней и рам. И через разбитое окно в храм влез хвалынский полицейский чиновник Виноградов и с ним пять полицейских.
Чиновник был пьян. Он остановил богослужение нестерпимыми ругательствами. А когда священноинок обратился к нему с просьбой дать окончить литургию, Виноградов вошел в алтарь, схватил стоявший на жертвеннике потир с вином, освященным для таинства евхаристии, выпил вино прямо из чаши и стал закусывать лежавшими здесь просфорами.
Серапион и молящиеся пришли в ужас от такого кощунства и, оцепенев страха, не знали, что делать. Между тем чиновник уселся на святой престол, закурил папироску от горевших здесь свечей и продолжал произносить неприличную брань. Затем Виноградов арестовал всех молящихся во главе со священноиноком, которому не позволил даже разоблачиться, и в таком виде доставил в хвалынское полицейское правление.
Был разобран престол и вместе с сосудами, облачениями и всей церковной утварью передан в полицию. Лежавший на дискосе агнец чиновник выбросил. Всех арестованных заключили в хвалынскую тюрьму. На них было заведено уголовное дело за устройство молитвенного помещения.
«Долго старообрядцы ходатайствовали за сих страждущих невинно. Уже спустя больше года было подано на высочайшее имя означенное прошение. Но и оно оставлено было без внимания»[283].
Образ старообрядческого священнослужителя, страждущего за веру, вдохновлял многих русских писателей. Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк написал рассказ «Ночь» о скрывающемся архиерее Ираклии, которого выдает властям молодая крестьянка Домна, боящаяся, что епископ сведет ее мужа Ефима в таежные скиты.
А Борис Викторович Шергин в небольшом очерке «Из недавнего прошлого» увековечил образ священника Евтропия, мученически погибшего во время облавы в пасхальную ночь.
Шергин так описывает тайное богослужение: «На окраине Москвы, в одном из глухих переулков, под самой крышей дома богатого купца шла тайная служба. Наглухо были закрыты и задвинуты ставнями окна, а у ворот на всякий случай поставлены караульные. Могли прослышать и явиться власти. Пришлось бы хозяину расстаться не с одной сотенной, а попа ожидал острог или ссылка. В горенке, где совершалась служба, и в прилегающем к ней помещении было много народу. Службу правил молодой священник Евтропий. Его с трудом разыскал для праздника хозяин и “под рогожей” привез его накануне»[284].
Но власти всегда были начеку. Им помогали многочисленные штатные сыщики и добровольные доносчики. Часто доносчиками выступали священники Синодальной Церкви.
Вот один из примеров, взятый из уголовного дела против староверов, которые сотнями хранятся в Российском государственном архиве древних актов[285].
Под праздник архангела Михаила и прочих сил бесплотных 7 ноября 1893 года синодские священники Александр Преображенский и Василий Чижов из села Прудня Меленковского уезда Владимирской губернии подали уездному исправнику донос: «По общепринятому обычаю всего прихода в этот день, т. е. завтрашний, у крестьян бывают браки. Как узнано, и у старообрядцев завтрашний день будет браков до пяти, которые будут венчаться в моленной деревни Прудня лже-попом Хрисанфом. Разнузданность старообрядцев в исправлении каких-либо треб превышает всякую им позволительность… В виду всего этого просим ваше высокоблагородие, не благоволите ли сделать на завтрашний день распоряжение последить за старообрядцами, чтобы браки им не были повенчаны или даже, если возможно, и запечатать моленную».
Но урядник прибыл в Прудню для «производства дознания» только 17 ноября. В ходе обыска во дворе крестьянина Дмитрия Антонова была обнаружена моленная с алтарем и иконостасом.
Было установлено, что Хрисанф Антонов, сын Дмитрия, «выдавая себя за попа, носит длинные волосы, одевается в духовную одежду и на право лже-священства приобрел грамоту, выданную архиепископом Савватием Московским».
Было возбужденно уголовное дело, которое, впрочем, шло медленно. Местное синодское духовенство обвиняло в проволочках староверов.
Благочинный Петр Дмитриевский подал властям репорт: «Имею объяснить, что все местные должностные лица в деревне Прудне, а именно – сельский староста, сотский и десятский, состоят в расколе. Сельский староста – родной брат лже-попу Хрисанфу Дмитриеву, что может служить большим влиянием к увеличению раскола в данной деревне».
Чем кончилось дело отца Хрисанфа – неизвестно. Наступал ХХ век и, скорее всего, священника ожидало непродолжительное тюремное заключение или штраф.
Интересное свидетельство о той эпохе находим в переписке выдающегося оперного певца Леонида Витальевича Собинова. Закончив юридический факультет Московского университета, он работал помощником присяжного поверенного.
В мае 1897 года знаменитый московский адвокат Аркадий Михайлович Керзин поручил Собинову защищать одного старовера. В письме к знакомой актрисе Собинов рассказывал: «Дела мои запущены донельзя, привожу их в порядок. А тут еще Керзин дал мне поручение ехать во Владимир защищать одного раскольника, так вот я и готовился к делу. Кстати уж, расскажу и о результатах поездки: за устройство скита моего клиента засудили на два месяца в тюрьму. В следующей инстанции, как это часто бывает, рассчитываю на другой исход, более благоприятный»[286].
Началась новая эпоха. На престол взошел император Николай II. Всем было понятно, что современная мировая держава не может применять против инакомыслящих и инаковерующих репрессивные законы 200-летней давности.
Старообрядческий вопрос требовал скорейшего разрешения. Нельзя было и далее его замалчивать. Однако получение староверами элементарных религиозных свобод и прав стало возможным лишь в 1905 году, после первой русской революции.
Глава 17Епископ Арсений
Во Владимирской губернии издавна проживали многочисленные староверы-беспоповцы Нетовского согласия. Они верили, что со времен патриарха Никона на земле уже нет ни истинной Церкви, ни истинного священства, ни истинных таинств.
Писатель Владимир Павлович Рябушинский, представитель знаменитой старообрядческой династии промышленников, верно заметил: «Нетовщина является пределом религиозного отчаяния, до которого доходит ру