Глава 20Митрополит Алимпий
Епископ Иоанникий (Исаичев, 1875–1937), возглавлявший Саратовскую и Астраханскую епархию Старообрядческой Церкви, сетовал архиепископу Мелетию в письме от 18 марта 1929 года: «Сообщаю вам печальную новость: на меня налоговая комиссия наложила налогу 155 р. в год. с дохода 2500 р. Будто бы я получаю в епархии доход в две тысячи пятьсот руб. Платить этот налог в 4 срока. Теперь я нахожусь в критическом положении, а платить нужно… Налоги, налоги и налоги, пожалуй бы и не прочь отказаться от упр<авления> епарх<ией> и уйти на покой»[329].
Священник Елисей Бесчастнов из станицы Манычской Донской епархии жаловался владыке Мелетию в письме от 10 июня того же года, что оштрафован на 227 рублей 50 копеек: «Местная власть подвела меня к кулацким хозяйствам. Дома своего я не имею, ни лошади, ни коровы, землю не получаю, совершенно нет ничего, кроме кадила да 5 душ семейства… При вашей общине, кажется, есть юрист. Покорнейше прошу вас, владыко свят<ый>, узнайте и сообщите мне, правильно ли оштрафовали меня. И могут ли за это все забрать “до нитки”, как они выражаются и обещают Соловки. Конечно, их предложение есть: оставь, мол, религиозную общину, мы вам дадим место на 100 р. в месяц и штраф снимем вам»[330].
Священник Никита Рудов с хутора Земцова той же епархии сообщал владыке Мелетию в письме от 21 декабря того же года: «Нас здесь громят хорошо. Из домов повыгнали меня и арестовали. По молитвам вашим и святых отец освободили, и я теперь в своем приходе не живу, удалился в другой округ. Чрезвычайные налоги, до 500, и я опоздал, все<го> уплатил 380 рублей, и еще в третий раз требуют 124 руб. Платить нечем, не знаю, что будут делать со мной. Прихожанам самим до себя, многих позаписали в кулаки и теперь распродают [их имущество]. И нет ниоткуда помощи, кроме Бога, но Он, как видно, не видит и не слышит вопля нашего за грехи наши»[331].
Вот в такую горестную пору, когда, казалось, Бог отвернулся от христиан, 14 августа 1929 года в Нижнем Новгороде, в семье староверов Капитона Ивановича и Александры Ивановны Гусевых родился сын Александр, будущий митрополит Алимпий, 17 лет возглавлявший Русскую Православную Старообрядческую Церковь.
Владыка Алимпий был по-русски скромным человеком и стеснялся рассказывать о себе. Единственное интервью с ним было опубликовано в 2000 году в старообрядческом журнале «Церковь»[332].
В этом интервью митрополит вспоминал: «Отец матери, мой дед, занимался шорничеством, шил сапоги, обувь кожаную, очень хорошую. К нему за ней много народа приезжало, даже сюда, в Москву, отправляли… Жила семья небедно, но пришла советская власть, отняла дом. Его отвезли в Чернуху и школу там сделали. Я не застал деда в живых: он не выдержал всех этих потрясений и в 1920 году умер. Старшая сестра деда моего, девица Анастасия, взяла племянников к себе. Она тоже занималась сапожным ремеслом. Вскоре умерла и их мать, моя бабушка. Анастасии пришлось их воспитывать одной. Она так замуж и не вышла – все силы отдала воспитанию сирот.
Другой мой дед, по отцовской линии, был родом из Красного Яра… Дед был армейский офицер и в 1914 году погиб на германской войне. Отцу моему, Капитону, тогда было только 10 лет. А мать его, моя вторая бабушка, Васса, тоже вскоре умерла, и он остался жить у своей тетки Натальи…
Наталья, тетка отца, была замужем, у нее шестеро детей было. Ее муж был кузнец, и отец мой, Капитон, как подрос немного, стал учиться у него кузнечному ремеслу. Потом так и проработал всю свою жизнь кузнецом. У теткиного мужа кузница была частная. Ну, а отец работал на разных государственных заводах…
Отец с матерью познакомились в Лыскове, в храме, а поженились примерно в 1925 году. Я родился в 1929 году, а всего в семье было шестеро детей. Когда родители поженились, начал перестраиваться Сормовский судостроительный завод, и отца как квалифицированного кузнеца взяли туда на работу. В семье уже было двое детей, старший брат и я, а квартиры не было, вот и пришлось через три года возвращаться в Лысково»[333].
Волжский городок Лысково известен в истории старообрядчества тем, что рядом, в «приселке» Кириково, священствовал в начале XVII века отец епископа Павла Коломенского. Неподалеку от Лыскова находятся село Григорово – родина протопопа Аввакума и село Вельдеманово – родина патриарха Никона.
Здесь прошли детство и юность Александра Гусева, на волжских просторах: пристань, затоны, река и за рекой – уходящие в зыбкую даль поля, по которым все лето гуляет ветер и бродят смутные тени облаков.
В 1936 году был арестован старообрядческий священник Иерофей Горшков, служивший в Лысково. Угроза закрытия нависла над храмом. Тогда Виктор Дмитриевич Бармин, дядя будущего архиерея, перенес в свою избу часть церковной утвари и устроил под полом тайную моленную, которую посещали Гусевы. Но в январе 1941 года дом Бармина сгорел вместе с моленной.
Во время Великой Отечественной войны Капитон Иванович был мобилизован на трудовой фронт и работал на заводе в городе Дзержинске. В это время старообрядческий священник Кирилл Бушуев, тайно проживавший по соседству с Гусевыми, открылся Александре Ивановне и предложил устроить в ее избе домовый храм:
– Теперь церкви стали разрешать. Разрешите мне у вас службу проводить!
Гусевы жили в большом двухэтажном доме, поэтому Александра Ивановна не стала возражать. Вся семья взялась за это дело: убрали печь, устроили алтарь и клирос. Отец Кирилл освятил домовую церковь во имя св. Иоанна Богослова и стал совершать в ней регулярные богослужения.
Летом 1945 года власти вернули староверам изуродованную Успенскую церковь в городе Горьком, закрытую в 1938 году. А вскоре умер отец Кирилл. Тогда власти заявили Гусевым:
– Куда вы теперь без священника? Все, у вас в Горьком есть церковь, туда поезжайте молиться!
Домовый храм Гусевых был закрыт. Теперь староверам из Лыскова, чтобы попасть на богослужение, приходилось преодолевать непростой путь в сто километров. Среди богомольцев, добиравшихся до Горького на большие праздники, был и будущий митрополит. Он вспоминал: «Зимой пешком ходили, 65 километров до Кстова. В шесть часов утра вставали, в семь часов вечера до Кстова доходили. От Кстова до Горького – на автобусах, ходили такие красные ЗИСы. Ну, а летом по Волге пароход ходил, “Красный партизан” назывался: от Лыскова можно было добраться сразу до Горького»[334].
В послевоенные годы Александр Гусев устроился работать сначала курьером, а потом бакенщиком на Волге: «Работа была тяжелая, постоянно в воде. Ночью пройдет плот, два-три бакена собьет. Какие мы найдем – ставим обратно, какие не найдем – ставим новые»[335]. Затем Александр служил в пожарной команде Лыскова, откуда был призван на военную службу.
«Четыре года я прослужил в Кронштадте, в морском стройбате. Во время войны Кронштадт был сильно разрушен, и мы там все восстанавливали, кое-что новое строили.
Я с командиром взвода договорился, и он разрешал мне не ходить на зарядку. Рядом с частью дом стоял гражданский. Я вместо физзарядки забегал на чердак и там молился. Один раз на Пасху стал молиться, а работники клуба услышали и кричат: эй, что это там матросы поют? Но на этот раз обошлось. Жили мы полгода в казармах на Флотской, 12. Жили очень хорошо, не больше 30 человек в кубрике. Через два года отправили работать в Петровский док; он был разбит, и мы его бетонировали.
Переехали в Петровские казармы, что на берегу Финского залива. Там внутри кирпичные своды шириной метров пятнадцать, а длиной метров тридцать или более. Так там в одном помещении человек, наверное, триста жило, не меньше. И как воскресенье настает – кто во что горазд! Кто на гитаре играет, кто пляшет, кто стучит в домино, некоторые даже курили. Содом и Гоморра, одним словом. Куда деваться? Молиться уже было негде. Выйду из казармы к Финскому заливу и молюсь про себя на небо.
Нас во время службы малярному делу обучали: приезжал из Ленинграда преподаватель, месяца два с нами занимался. Мне это потом очень пригодилось, когда я церковь в Горьком помогал восстанавливать. Так вот, командир нашей части, подполковник Александров, предложил мне его квартиру трехкомнатную покрасить. Когда я сделал все, он мне отпуск дал, а потом и демобилизовал раньше других, перед самым Покровом»[336].
В 1953 году Гусев вернулся в Лысково и продолжил службу в пожарной части. Парторг части сочувствовал верующему юноше:
– Александр, ну куда ты пришел? Что ты здесь делаешь? Не место тебе здесь, тебе в храме где-нибудь служить надо.
По благословению духовного отца, протоиерея Петра Селина из Горького, Александр в 1959 году переехал в село Дурасово[337] для помощи 85-летнему священнику Алексию Сергееву. Когда Гусев покидал Лысково, все пожарные уговаривали его остаться. И только парторг сказал:
– Правильно, Саша, молодец! Давно тебе надо было в церковь пойти служить.
Но в Дурасово Гусев пробыл недолго. По требованию властей он покинул село в 1961 году. Ему пришлось уехать в Горький, где он стал исполнять обязанности уставщика при Успенской церкви.
Летом 1965 года власти Горького закрыли и взорвали старообрядческий храм, красиво стоявший на волжском берегу, а вместо него верующим передали заброшенную Успенскую церковь на Бугровском кладбище.
Митрополит вспоминал: «В ней красильня была. Внутри все, конечно, было в ужасном состоянии, заново восстанавливать пришлось. Там на строительных работах мастера опытные были. Ну, а я немного помогал им по малярной части. Тут-то опыт кронштадтский и пригодился»